Она кивнула. Шон наблюдал, как Торп сжал ее руку, прежде чем исчезнуть из комнаты, чтобы поискать коллекцию инструментов Вернера на лодке, вероятно, рядом с двигателем. Он наблюдал за ее несчастным лицом, когда она уставилась на яйцо и задумчиво прикоснулась к нему. Он ясно видел, как сильно это напоминало ей о родителе, которого она любила и потеряла так рано.

Пробежав в спальню, чтобы вытащить мультиотвертку из сумки, он взял еще несколько вещей и вернулся, найдя Калли на том же месте.

Он опустился на стул рядом с ней.

– Милая?

– Что, если это не сработает? Что, если это всего лишь дорогое яйцо? Если оно пусто и не представляет ценности для того, кто охотится за мной…

– Значит мы еще раз изучим все доказательства. Мы продолжаем пытаться. Я отказываюсь сдаваться. Я не сдамся, пока ты не будешь в безопасности. Ты слышишь меня, Калли?

Она немедленно отреагировала на более суровую нотку в его голосе отважным легким кивком.

– Спасибо тебе, Шон.

– Это то, кем я являюсь для тебя сейчас?

Он вытащил ее ошейник из кармана и покачал сверкающим белым золотом с маленьким замком прямо перед ее лицом. Возможно, что-то менее деликатное было привычнее, но ей это не подходило.

– А так?

В ее глазах зажглась надежда.

– Нет, сэр.

– Я собираюсь снова застегнуть его у тебя на шее. Тебе вообще не следовало его снимать. Поверь мне, я никогда не отказывался от нашей связи ни в мыслях, ни в сердце. Так что тебе тоже лучше этого не делать, милая.

– Я пыталась, – призналась она тихим, прерывающимся голосом. – Но я не могла. Тебя невозможно разлюбить.

Ей было трудно произнести эти слова, и он любил ее еще больше за то, что она нашла в себе мужество произнести их.

– Если ты хочешь его вернуть, попроси меня.

Калли придвинулась ближе и посмотрела на него серьезными голубыми глазами. Даже без черной подводки и блестящих теней она была потрясающей. Её глаза были темнее, чем кристальные воды Карибского моря. Ему хотелось утонуть там.

– Пожалуйста, сэр, не могли бы вы вернуть мне мой ошейник?

Она закончила свою мольбу покорным наклоном головы.

Шон сделал огромный глоток воздуха. Как бы ни была вынуждена Калли большую часть своей жизни заботиться о себе, она с гордостью носила свои доспехи независимости. Она боролась с тем, чтобы сделать себя уязвимой, несмотря на то, как сильно хотела и нуждалась в этом. Он чувствовал ее мягкую сторону, которая жаждала не просто любовника, но кого-то, на кого она могла бы полагаться изо дня в день до конца своей жизни.

Он будет стоять перед ней, не колеблясь, пока она не поймет, что он хотел быть тем мужчиной. Тогда он женится на ней и никогда не оставит.

Но одно Шон знал наверняка: была ли она отчаянно независимой Калли Уорд или более уязвимой Каллиндрой Хоу, она никогда бы не попросила принадлежать мужчине, если бы не заботилась о нем, не доверяла ему.

Восторг закружил его, когда он приподнял ее подбородок к себе.

– Ты снова снимешь ошейник, не поговорив сначала со мной?

– Нет, сэр.

– Сможешь ли ты наконец доверить себя мне и поверить, что я всегда буду заботиться о твоих нуждах?

Она серьезно посмотрела на него.

– Да, сэр.

Шон обхватил ее лицо ладонями. Комната была наполнена их связью. Гравитация взвешивала каждое произнесенное ею слово. Оглядываясь назад, в первый раз, когда он предложил Калли ошейник, она дерзко подмигнула ему и покачала бедрами со своим «да». Теперь он видел, что это было не приглашение прикоснуться к ней, а способ сохранить эмоциональную дистанцию между ними. Тогда она не приняла его всерьез.

Ее реакция сейчас была совсем иной. И он так гордился тем, что завоевал ее сердце.

– На колени, милая. – Он посмотрел в пол. – Склони голову.

Она послала ему последний цепкий взгляд своих больших глаз, безмолвную мольбу, чтобы он хорошо относился к ее хрупкому сердцу. Затем она грациозно соскользнула на виниловый пол и низко опустила голову.

Шон расстегнул ошейник и закрепил его у нее на шее, прилаживая побрякушку на место. Действие было безмолвным, но важность момента кричала через его тело. Калли снова принадлежала ему. И так оно и останется.

Когда он наклонился поцеловать ее в макушку, Торп добрался до двери и резко остановился, сжимая в руках маленькую сумку с инструментами. Он пристально посмотрел на Калли, его лицо было поражённым. Мужчина сглотнул. Боль собралась в складках его опущенных бровей, глаза потемнели от чего-то, очень похожего на страдание.

Шон нахмурился. Девушка всегда была его сабмиссивом. Видеть его ошейник у нее на шее не должно быть чем-то новым для Торпа. Поскольку этот мужчина в течение многих лет полностью отказывался предъявлять на нее какие-то права, почему он должен обижаться на тех, кто это делал? Или ожидать, что Калли не будет искать счастья? Но он понимал страх Торпа, что женщина, которую он любил, ускользает от него. Шон знал, что не сможет переубедить Торпа, но он мог оставить дверь открытой до тех пор, пока Калли нуждалась в нем.

– Я нашел молоток и зубило, – наконец сказал Торп, его голос звучал хрипло и напряженно. – Он поставил сумку на стол. – Мы будем использовать их в качестве последнего средства. Я уверен, что Калли предпочла бы не разбивать яйцо.

Она резко повернула голову и вскочила на ноги. Она выглядела готовой к гневу Торпа или ссоре. Мужчина сделал все возможное, чтобы одарить ее нежной улыбкой. Выражение лица было немного натянутым от напряжения, но Калли расслабилась.

Шон притянул ее к себе.

– Давай начнем с маленького лезвия. – Он поднял один из концов своей мультиотвертки. – Я попытаюсь вклинить его в пространство, где встречаются две половинки яйца. Яйцо явно хорошо обработано, так что я не уверен, что мы действительно сможем там что-то сделать. Но попробовать стоит.

Он полностью сосредоточился, отключившись от других, чтобы попытаться засунуть тонкое лезвие в почти несуществующую щель. Ему удалось только согнуть насадку. Они попытались нанести кое-какую бытовую химию на гребень, где сходились две половинки, пока на камбузе не запахло так, словно они делали генеральную уборку. Они остановились, затем снова осмотрели его. Ничего.

Вздохнув, Шон смирился с мыслью, что им, возможно, действительно придется повредить баснословно дорогое яйцо. Это была дорогостоящая авантюра.

– Если его просто заклинило и там пусто, ты понимаешь, что мы разрушим исторически значимый объект, который мог бы заставить тебя жить роскошно всю оставшуюся жизнь?

Она моргнула.

– Пока я не пойму, почему кто-то хочет моей смерти, я не смогу выйти из укрытия, чтобы продать объект и жить на вырученные деньги. И если я остановлю этого человека или людей, то унаследую имущество своего отца. И даже независимо от этого, он оставил мне деньги в трасте.

В ошеломлении Шон отступил назад. Слова Калли имели смысл, но он на самом деле не сложил два и два, чтобы оценить ее состояние, как только всё закончится. Ее отец был мультимиллиардером, все его деньги были тщательно и успешно вложены на момент его смерти. С тех пор средства были заморожены, предположительно, до тех пор, пока Калли не будет оправдана за проступок… или признана виновной в убийстве. Некоторые из любимых благотворительных организаций и предполагаемых друзей ее отца начали юридические игры, чтобы подать в суд ходатайства о выделении средств Хоу, но местная полиция отказалась объявить Калли мертвой с таким количеством доказательств обратного. Они, казалось, были убеждены, что она была наиболее вероятной подозреваемой, несмотря на шаткие доказательства. Но Шон также знал, что они хватаются за соломинку, потому что у них больше ничего не было.

Учитывая все это, если бы деньги оставались вложенными, как это было в октябре, это все равно должно было быть очень значительное состояние – где-то в районе пяти миллиардов долларов год назад. С тех пор рынок был довольно стабильным. Черт возьми.

– Шон?

У его ног стояла на коленях дочь миллиардера, сына незамужней матери-подростка и распутного солдата с девушкой в каждом военном городке. Мгновенно у Шона возникла инстинктивная реакция извиниться перед Калли, но он сдержался. Они не определялись своим прошлым или своими банковскими счетами. Они выбрали друг друга, потому что сошлись во мнениях. Они остались вместе, потому что были влюблены. Ему наплевать, было ли на ее банковском счете десять нулей или ни одного.

– Ты этого не знал?

Торп посмотрел на него так, словно наследство Калли было очевидным. Потому что так оно и было. На мгновение он почувствовал себя идиотом.

– Да, знал. Это не имеет значения. Я полагаю, это означает, что мы будем делать все возможное, чтобы открыть эту чертову штуку.

– Молоток и зубило, – съязвил Торп и порылся в сумке на столе, пока не нашел нужные инструменты.

– Постарайся не сломать его. Это действительно важно для меня.

– Я сделаю все, что в моих силах, – мрачно сказал Торп.

С этими словами он приставил стамеску к едва заметной линии, разделявшей яйцо пополам, и постучал по ней так осторожно, как только мог. Звук заполнил маленькую комнату. Шон поморщился, не желая думать о том, какой ущерб они наносят артефакту. Металл заскрежетал по металлу с пронзительным скрипом, который заставил его вздрогнуть.

После следующего удара молотка Калли зашипела. Торп тихо выругался. Шон заглянул между ними и увидел небольшую вмятину на золотом ободке – вместе с небольшим зазором. Еще одним прикосновением, на этот раз более мягким, две половинки немного разошлись.

Его сердце подпрыгнуло, и Калли сжала его руку с такой сладкой надеждой. Свободной рукой она коснулась плеча Торпа нежным прикосновением, в котором было в равной степени обожание и благодарность.

И у него, и у Торпа были слишком толстые пальцы, чтобы втиснуть их в маленький просвет. Кроме того, это было ее яйцо, ее жизнь на кону. Шон подтолкнул ее вперед.