Я ожидала, что попытка снова сблизиться с кем-то принесет с собой воспоминания, переполнит мое тело болью, ужасом всего этого. Вот почему я никогда никого не подпускала близко. Я не хотела страданий, я и так достаточно настрадалась.

Поэтому, когда наши губы прижались друг к другу, и ничего не всплыло на поверхность, кроме желания, неторопливо растягивающегося после долгого сна, как кошка, я знала, что пути назад нет.

Моя голова наклонилась, и его губы сомкнулись вокруг моей нижней губы, слегка втягивая ее и вызывая удивленный всхлип откуда-то глубоко внутри меня. При этом звуке у него вырвалось рычание, и его рука сжалась на моем бедре, когда он перекатился, толкая меня на спину и наполовину накрывая мое тело своим. Мои руки легли на его плечи, впиваясь в них, удерживая, пока его язык продвигался вперед, играя с моим. Мои руки схватили его, притягивая ближе, пока он не положил свои руки по обе стороны от моего тела и полностью не накрыл меня. Мои пальцы скользнули в его волосы, прижимая его к себе, когда его зубы нежно прикусили мою нижнюю губу.

В нем не было никакой неуверенности. Его поцелуи были подобны поклонению, молитве, благословению. Он целовал меня так, словно это было единственное, что стояло между ним и отпущением грехов, словно вместе мы могли смыть наши грехи и начать все заново на Елисейских полях.

И я поймала себя на том, что хочу верить в обещание, которое он мне дал. Но когда его рука двинулась, мягко скользя вниз по моей груди, в моем сознании возник образ: чья-то рука, агрессивная, жестокая, берущая вещи, которые я не предлагала.

Все мое тело выпрямилось, как струна, руки упали с его плеч.

Почувствовав перемену, его губы оторвались от моих, вес тела переместился вверх. — Посмотри на меня, — потребовал он, когда я крепко зажмурилась, пытаясь отогнать эти образы, но безуспешно. — Джейни, — снова потребовал он, его голос был похож на бархатную сталь — мягкий, но твердый. Я открыла глаза и обнаружила, что он наблюдает за мной, впитывая каждый нюанс, ища ответы и находя их. Он слегка кивнул, перекатился на бок и притянул меня к себе, так что мы оказались лицом друг к другу. Его рука мягко лежала на моем бедре, безопасная, нетребовательная, ничего не берущая и предлагающая якорь. — Все в порядке, — ответил он, каким-то образом прочитав мои попытки объяснить.

— Нет, — тихо ответила я. — Это не так.

— Не сейчас, — сказал он, его пальцы на секунду сжали мое бедро. — Остановимся.

С придушенным всхлипом, который выдавал слишком многое из того, что я чувствовала, мой лоб врезался в его грудь. Его рука поднялась вверх по моей спине и осталась там, перебирая мои волосы, пока я пыталась взять себя в руки.

Он был одновременно и прав, и неправ. Всегда должно быть хорошо остановиться, хотеть замедлить ход событий, нуждаться в том, чтобы все шло в моем собственном темпе. Это было мое право, и никто не должен заставлять меня чувствовать себя виноватой за это. Но он так же ошибался. Потому что он ничего не понимал. Он не знал, каково это — не хотеть останавливаться, но нуждаться в этом. Он не знал, каково это — чувствовать себя разорванным надвое от желания и страха. Он не мог понять борьбу, что заставляла двигаться прочь от него, бояться рук, которые хотели дать удовольствие, потому что когда-то были руки, которые причиняли боль.

— Джейни, — его дыхание заставило мои волосы слегка затрепетать. — Не надо, — потребовал он.

— Что не надо? — Я услышала, как хриплю, слезы жгли мне глаза, умоляя освободить меня раз и навсегда.

— Возвращаться туда, — пояснил он. — Не возвращайся туда.

— Как же я могу не возвращаться туда? Я живу там, — сказала я его груди, мой голос был одновременно сильным и слабым. — Оно повсюду. Оно есть во всем. Это никуда не денется. Оно мне не позволит…

— Ты не отпускаешь это.

— А как я могу? Это врезалось мне под кожу. Я не могу очистится от этого. Я пыталась. Я все перепробовала. — Мое дыхание сбилось, заставляя меня сильно прикусить губу, чтобы не дать другим звукам вырваться наружу.

Он молча отодвинул меня назад и потянулся между нами, взяв запястье моей не обожженной руки и поглаживая кожу, без сомнения чувствуя рельефные линии под татуировками, касаясь шрамов. — Спрятала их.

— Тоже не сработало, — призналась я, опустив глаза, не доверяя себе, чтобы смотреть ему в глаза, когда я была так близка к слезам.

— Нет, — согласился он. — Но превратив их во что-то прекрасное. — Я вскинула голову, ища на его лице повод, чтобы не верить ему, отрицать, отрицать, отрицать. Но там я ничего не нашла. — Прекрасное, — повторил он, и по моей коже пробежала дрожь, впитываясь, как целебная мазь.

— Волк…

— Не сожалей обо мне, — сказал он с уязвимостью в голосе, которую я никогда раньше не слышала, и до этого момента я не была уверена, что он способен на это.

Теперь была моя очередь. Утешить, успокоить. Это была не та роль, с которой я была знакома, и я не чувствовала себя достойной играть ее. Но он был так добр ко мне, такой понимающий, нетребовательный. Я обязана была попытаться.

Моя рука медленно поднялась, его рука все еще держала меня за запястье, и переместилась к его лицу, остановившись там. — Я не сожалею о тебе. Это странно, и это непонятно, и я почти уверена, что мне нужна терапия, чтобы думать об этом, не говоря уже о том, чтобы признать это, но я чувствую себя здесь хорошо. Это звучит странно, — сказала я, подыскивая нужные слова. Мне вдруг показалось, что я полна неправильных мыслей. Я втянула воздух и бросилась вперед, игнорируя резкие внутренние порывы, которые пытались заставить меня замолчать, чтобы он не смог проникнуть дальше за мои стены. — Это как… я чувствую, что каждый день моей жизни в течение восьми лет я носила маску. Я пытаюсь спрятать это, замаскировать, притвориться, что этого нет. Но оно есть, и все, чего я добилась, отрицая это — убедилась, что никто никогда не сможет по-настоящему узнать меня. Никто. Даже Ло. Это… сделало меня недоступной. Это сделало меня одинокой даже в комнате, полной друзей. Но ты…

— Заглянул под маску, — подсказал он, когда слова меня подвели.

Я почувствовала, что киваю. — Мне не нужно притворяться здесь. Здесь… безопасно. — Я упала на спину со странным истерическим смехом, закрыв лицо руками. — Как я и сказала… Я думаю, это доказывает, что мне нужно серьезно полечить голову.

Мои руки были схвачены за запястья и вздернуты. — Перестань прятаться, — сказал он, резко подняв бровь. Затем он потянулся через мое тело и схватил мою книгу с кровати, она упала, когда я отключилась. Он вложил ее мне в руки, наклонился и натянул одеяло на наши тела. Он устроился рядом со мной, положив одну руку мне на живот. На мой вопросительный взгляд, он опустил голову мне на плече. — Ты не будешь спать, — просто сказал он, зная, что это правда. — Ты читаешь. Я буду спать.

И вот оно: принятие.

Он все понял.

Он увидел.

И он не отпрянул, он не стал смотреть на меня иначе.

Он увидел и принял это.

Его дыхание согревало мою шею и грудь, его рука была утешительной тяжестью на моем животе, его массивное тело рядом со мной, свернулось вокруг меня, предлагая защиту.

И снова это слово вспыхнуло у меня в голове, оно глубоко проникло в мою душу:

Безопасность.

Я была в безопасности.

И я стала читать. А Волк спал.