— Хотя еще не все готово. Ты можешь переодеться, пока ждешь.

Что? Вэл посмотрела на свой свитер и джинсы.

— Переодеться? Во что?

— В то, что я тебе принес. Думаю, должно подойти. — Она проследила за его взглядом на пакет и сделала нерешительный шаг ближе, а затем еще один, пока не оказалась напротив него. Пластик зашуршал, когда она потянулась внутрь, вытаскивая уголок шелковистой ткани. — Ты так хорошо выглядишь в белом.

Гэвин принялся раскладывать еду по тарелкам, опустошая контейнеры с легкостью, которая наводила на мысль о знакомстве с кулинарией. Когда заметил, что она смотрит на него, застыв, он остановился.

— Тебе оно не нравится? Или это вопрос логистики? Я готов отложить обед, если ты хочешь, чтобы я помог тебе одеться.

— Нет, — задохнулась она.

— Тогда иди, — сказал он. — И распусти волосы, будь добра.

Вэл убежала в свою спальню с пакетом, чувствуя, что вот-вот задохнется. «Я должна была догадаться, — слабо подумала она, прислоняясь к закрытой двери, чтобы не упасть. — Не стоило и надеяться, что он позволит мне хоть малейшее проявление неповиновения». Она стянула джинсы и свитер. Кажется, он всегда на три хода впереди.

Быстро, прежде чем успела передумать, Вэл натянула через голову белое платье, которое он принес для нее, и позволила материалу свободно упасть, прежде чем взглянуть в зеркало. Оно было красивым — и от этого ужасным. Платье без рукавов казалось не совсем прозрачным. Прохладный шелк плотно прилегал к телу, намекая на контуры и тени, но в остальном струился по длинным линиям ее ног и торса элегантным водопадом. Хрустальные бусины стекали с плеч, словно ледяные нити, с такой же холодной переливчатостью, как перламутровые пуговицы на лифе. Она потянула за одну из них, и та легко расстегнулась, в чем, возможно, и заключался смысл.

«Оно как будто создано для меня, — подумала она. — Может, так оно и было. Этот больной ублюдок знает мой размер». Она повернулась, чтобы увидеть спину, и юбка закружилась вокруг ее икр, как колокольчик цветка. Вдоль обнаженной спины лежали еще бусины, дрожащие вдоль ее позвоночника.

«Он собирается трахнуть меня в этом платье».

В ее руках появилась щетка, словно по ее воле. Она подняла руку к волосам, пока не поняла, что делает, а затем с криком отвращения бросила щетку на матрас. Щетка отскочила от постели и стукнулась о тумбочку со звуком, который в тишине показался оглушительным.

Звуки из кухни прекратились.

Вэл медленно повернулась к двери и коротко вскрикнула, когда увидела, что теперь та открыта, а Гэвин стоит там, прислонившись плечом к косяку.

Наблюдает за ней.

— Иди сюда, — позвал он.

Сжав руки в кулаки, Вэл пошла, стараясь не поддаваться панике, расцветающей внутри нее, как зловещий цветок. Однако в его руке что-то блеснуло, и она сделала шаг назад, когда увидела, что он пошевелился. Это оказался бокал. В руках Гэвин держал бокал с вином.

— Ты выглядишь восхитительно. — Он потрогал бусинки на ее рукаве, заставляя их звякнуть друг о друга. — Я знал, что так и будет.

Вэл уставилась на бокал с вином и молчала. Гэвин начал было предлагать бокал, но его взгляд упал на ее руки. Они дрожали. Она тут же зажала их под мышками, обняв себя. Он медленно убрал руку и сам сделал длинный глоток, задумчиво глядя на нее.

— Ну что, пойдем?

Не говоря ни слова, она прошла за ним через кухню к карточному столу, где он поставил две тарелки. Она узнала ризотто, но не белую лапшу рядом с ним. Гэвин поставил бокал с вином на стол, заменив тот, из которого пил, своим. Жидкость была зеленовато-желтой, цвета вытекшей желчи.

Ее желудок сжался.

— Что это?

— Вино — совиньон блан. Еда — песто бьянко. Из Северной Италии, — небрежно добавил он, — откуда родом моя семья.

Его тон был таким небрежным, таким нормальным. «Как чертовски здорово, — подумала она. — Семейный рецепт — от той же семьи, которая хотела выследить меня ради забавы. Приготовленный с такой любовью мужчиной, который сказал, что хочет причинить мне боль».

— Я думала... я думала ты испанец, — проговорила она слабо.

— Ты помнишь. — Он казался довольным. — Да, но только наполовину.

— А французский?

— Хобби. — Он одарил ее той же улыбкой, что и старую женщину. — Налей мне вина.

Еще одна волна головокружения обрушилась на нее, как стена молотов.

Гэвин поймал ее, когда она споткнулась, и бросил на нее недовольный взгляд, который мог бы показаться комичным, если бы не темные эмоции, позолотившие его. На самом деле это все было лишь спектаклем. Он наслаждался ее нервозностью, заставляя страдать. Гэвин никогда не любил побеждать сразу.

— М-мы не можем просто покончить с этим? — Она слишком тяжело дышала, откинувшись назад в его объятиях, как героиня одного из тех старых романов, которые читала ее мать. — Пожалуйста, я не могу...

— Что, — он, медленно, внимательно оглядывал ее, — ты не можешь сделать?

Вэл крепче сжала его плечи и почувствовала, как напряглись мышцы под ее руками.

— Я... — Это уже слишком. Она едва могла дышать, не говоря уже о том, чтобы говорить. Аромат роз душил ее; казалось, ее легкие были покрыты пушистыми лепестками.

— Ты боишься, — заявил он. — Это потому, что думаешь, что я причиню тебе боль?

— Да, — натянуто сказала она, дрожа так сильно, что думала, что сломается.

Он поцеловал ее.

Она ахнула, вздрогнув, когда его язык проник ей в рот, а свободная рука легла ей под ребра. Поцелуй стал глубже, опрокидывая ее еще дальше назад, и это походило на падение с обрыва. Его предплечье все еще упиралось ей в спину, и Вэл начала поднимать свои руки, когда он обхватил ее грудь и начал медленно обводить сосок через шелк. Она бы оттолкнула его, если бы не падение на пол.

— О боже, — проговорила она, стыдливо задыхаясь, когда пальцами впилась в его рубашку.

— Да, — согласился Гэвин, как будто они не прерывали разговор, и он не сжимал рукой ее зад. — Как ты верно подметила, нет необходимости притворяться. Если хочешь изображать из себя растерянную фиалку, твое дело. — Он по-волчьи ухмыльнулся. — Сам я больше люблю липовый цвет, хотя тебе больше подойдет зефирантес. Жаль, что сейчас не сезон. Он бы прекрасно смотрелся в твоих волосах.

Вэл, вспомнив последний букет, который он ей принес, с отвращением стиснула зубы. Тигровые лилии, жасмин, а позже желтые розы. Даже сейчас, уловив аромат этих цветов — на уличном лотке или в чьих-то духах, — ей хотелось кричать.

Его сердце ровно стучало о ее ладонь. Казалось несправедливым, что его сердце может быть таким медленным, в то время как ее готово выскочить из груди. Шустрый кролик. Идеальная добыча. Вэл вздрогнула, и его глаза сфокусировались на ее лице, как у хищника, почуявшего слабость.

— Ты такая бледная, — заметил он. — Когда ты ела в последний раз?

Она моргнула. Ее мозгу пришлось преодолеть панику, чтобы правильно понять вопрос. Еда? К своему ужасу, она обнаружила, что не может вспомнить. Ее тело все еще гудело там, где он прикасался к ней.

— Я не знаю.

Мне все равно. Почему он спрашивает? В конце концов, он хотел причинить ей боль.

— Отпусти меня.

— Вэл, — сказал он укоризненно. — Я не собираюсь тебя есть. — Когда ее глаза, широко раскрытые от тревоги, встретились с его, он наклонился, чтобы укусить ее за пальцы. Она с визгом отдернула руку и чуть не упала на пол. Его руки напряглись, когда он прижал ее к себе. — Я только хочу попробовать, — прошептал он, и ее хватка, теперь сомкнувшаяся вокруг его талии, ослабла.

— Отпусти меня, — в отчаянии повторила она.

Посмеиваясь про себя, Гэвин услужливо усадил ее на ближайший из двух стульев, прежде чем сесть на свой. Он сел так, что она заподозрила, что он легко вскочит и поймает ее, если она попытается убежать. Она вспомнила, как Лука сказал, что Гэвин всегда оставлял ей возможность сбежать, потому что ему нравилась погоня.

Вэл отказывалась смотреть на дверь.

— Здесь так много еды, — выдохнула она, отчаянно пытаясь нарушить ужасную тишину.

— Не торопись. — Он отхлебнул вина. — Мне нравится смотреть на тебя.

Она уронила вилку, как будто та раскалилась докрасна, и потянулась за своим бокалом. Алкоголь вспыхнул в ее пустом желудке, как будто Вэл добавила зажженную спичку в бензин.

Гэвин приподнял бровь. Она почувствовала неодобрение. Хорошо.

Ее страх, казалось, жужжал вокруг нее, как разъяренная оса. Мысль о том, чтобы съесть любую еду, не говоря уже о еде, приготовленной им, вызывала у нее тошноту. Вэл не думала, что он отравил что-нибудь — вся она была из одного контейнера, и сейчас он тоже ел, — но специи вызывали у нее слюноотделение, и не в хорошем смысле.

Вэл проглотила немного и остановилась, почувствовав себя дурно. Может она и правда больна.

— Уже закончила? — Слова сверкали, как острые крючки. Вэл видела его предвкушение, как будто это физическая вещь, готовая погрузиться в нее и пустить кровь.

— Нет. — Вэл сглотнула, опустив глаза на свою нетронутую тарелку. — Не мог бы ты принести мне стакан воды, пожалуйста?

— Конечно, — сказал он. — С газом или простой?

— Газированная вода принадлежит моей соседке. Из-под крана подойдет.

Она подождала, пока он окажется за стойкой, потянувшись к одному из шкафов, прежде чем побежать в свою комнату. Шкафчик захлопнулся. Гэвин бросился за ней — она слышала его. В отчаянии Вэл начала закрывать дверь своей спальни, но та распахнулась, когда он навалился на нее всем своим весом. Дверь ударилась о стену с такой силой, что задребезжали окна и потрескалась штукатурка, осыпавшись хлопьями.

Вино было ошибкой. Вэл чувствовала себя пьяной от него, алкоголь смешивался с ее страхом, и ей казалось, что комната медленно вращалась вместе с ней в центре. Гэвин замедлил шаг, проходя через дверной проем с расчетливой неторопливостью.

— Это было невежливо, — мягко заметил он, но выражение его лица наполнило Вэл ужасом и чем-то еще. Что-то, что заставляло ее кожу чувствовать себя так, словно это была термоусадочная пленка, плотно облегающая ее кости. — И опрометчиво.