Выйдя от Светланы Игоревны, Наташа еще немного послонялась по школьным коридорам, постучалась в несколько дверей, переговорила с другими преподавателями и учащимися и через час уже знала, что девочку, за которой приударял Анатолий, зовут Лилией Карповой, а юношу, находящегося на больничном с травмами, - Денисом Барским. Наташа уже на улице открыла в телефоне адресную книгу Кронштадта и быстро нашла адреса Лилии и Дениса. Девушка жила на улице Фейгина, а Денис - на улице Восстания в районе Рыбачьего проезда... Вбив в список контактов их телефоны из базы (подарок Уланова, любые адресные данные найти можно), Наташа села в сквере покурить. Надо и с этими двоими побеседовать.

***

Белла слушала следователя Минского, ожидая своей очереди и составляла стратегию, как разгромить в пух и прах доводы оппонента и добиться желаемого.

Егор Степанов не может быть переведен в СИЗО по состоянию здоровья. У Измайловой на руках имелось заключение врача из больницы, где Степанов находился сейчас: инфаркт не подтвержден, но предынфарктное состояние внушает опасения, и вывих относится к категории тяжелых.

Но Минский настаивал на том, что состояние здоровья задержанного позволяет переправить его в следственный изолятор, и подозреваемый по такой статье должен находиться под стражей, а не в стационаре.

- В Горелово его! К крысюкам! - визгливо заорала с места Елизавета и жалобно зашмыгала носом.

Судья стукнул молоточком по столу:

- Тишина в зале!

- Заткнись! Сама ты крыса! - крикнула в ответ Василиса.

Девушки буквально испепеляли друг друга взглядами.

- Попрошу тишины! - повторил судья. - За нарушение порядка буду выдворять из зала! Степанова, сядьте. Архипова, вам валерьянки накапать? Нет? Тогда пожалуйста, соблюдайте тишину. И наденьте маску.

Василиса разжала кулаки и села. Ее взгляд мог бы придавить Елизавету, как пудовая гиря, если бы имел физическую форму. Елизавета демонстративно отвернулась и села, натянув на нос розовую маску с принтом карикатурно раздутых губ.

Судья Белле понравился. Немногословный, на вид - чуть старше ее, с внимательным и строгим взглядом. Такой даст высказаться всем. А потом уже будет обдумывать решение.

Она посмотрела на экран скайпа. Хорошо, что видеосвязь здесь работает, и Егора Павловича не притащили в здание суда по этой метели и скользким дорогам.

Когда судья дал слово защите, Белла прихватила папку с наработками и вышла на трибуну.

Начала она с того, что предъявила заключения от травматолога и кардиолога, из которых следовало, что пациент Степанов не может быть транспортирован в какое-либо другое учреждение и нуждается в стационарном лечении и медицинском наблюдении. "А разве это возможно, если человека собираются в спешном порядке тащить по зимним дорогам в СИЗО через Дамбу, лишь бы только сбагрить докуку с плеч и беззаботно кутить на Новый год?!"

Минский только сверкнул злющими глазами. Белла посмотрела на него и улыбнулась, приспустив маску: "Сверкай, сверкай. Я это тоже умею!"

- Да вы посмотрите в окно, ваша честь, - продолжала Белла, - в двух шагах уже ничего не видно, и дороги - как стекло. Можно ли человека с тяжелым вывихом везти Бог весть куда на край географии? И кардиолог категоричен: Егору Павловичу сейчас не тюремный надзор нужен, а присмотре квалифицированных медицинских работников. И строгий постельный режим как минимум на две недели. Я понимаю, что Дмитрию Ивановичу хочется на Новый год не мучиться головной болью: как бы задержанного из спецблока горбольницы не умыкнули, и как бы ему за это по шапке не надавали, а спокойно вкушать холодец под рюмашечку, пока на экране Женя Лукашин в трусах по чужой квартире шарится, но разве можно ради этого подвергать риску жизнь и здоровье человека?!

Архипова шепотом выматерилась, зло глядя на Беллу.

- Сама туда пошла, ты там часто бываешь, - прошипела в ответ Василиса.

- Архипова, Степанова, соблюдайте порядок, - постучал молоточком судья.

- Да уж кто бы говорил, Васька, думаешь, никто не знает... - забывшись, громко сказала Елизавета, осеклась на полуслове, когда Белла сверкнула на нее глазами, но было уже поздно. Измайлова услышала ее. "Какое счастье, что она - дура без примесей! - подумала Белла. - Да еще злобная дура. Василису она считает виноватой за то, что Гусева выдворили из Кронштадта и даже сдержать чувства не может. Ладно. Теперь я с ней церемониться не буду. И то, что она мне солгала, сказав, что не знает о "просто шутке" Гусева над Василисой, припомню! Василисе и ее отцу я сочувствую, а этой фальшивой хныксе - ни грамма!"

- Елизавета Аркадьевна, наберитесь терпения, успеете еще поговорить, когда вас вызовут, - пропела Белла, хищно улыбнувшись под маской. - У меня к вам будет о-очень много вопросов...

- Да пошла ты, цыганьё вокзальное! - пробубнила себе под нос Елизавета, но проходивший мимо с пачкой бумаг Строков ее услышал и вскинул руку.

- Ваша честь, я заявляю о том, что свидетельница Архипова словесно оскорбила адвоката! - выпалил он.

- Архипова, вы получаете последнее предупреждение, - сказал судья, - за следующее нарушение порядка я буду вынужден выдворить вас из зала, а за оскорбление адвоката выписываю вам штраф.

Елизавета тут же смолкла с видом безмерно оскорбленной добродетели. Белла прожгла ее взглядом: "Ты говорила, что твой "Даник" "просто прикололся" над Василисой и не понимала, "что тут такого"? Да еще обманула меня и Наташу, уверяя, будто не знаешь, в чем заключался "просто прикол"? Ты мне за это ответишь. И за "цыганьё" - тоже. Я и сама знаю, что я цыганка, но я еще и классный адвокат, а тебе, похоже, кроме "правильного" происхождения и гордиться больше нечем. Из актерской школы тебя турнули за неуспеваемость, любимый тебя использовал, как куклу из секс-шопа, воспитанники в детском саду тебя раздражают, более успешным выпускникам "Райзинга" ты завидуешь и тешишь себя тем, что они выбились только потому, что угождали владелице школы... И пожалела бы я тебя - глупую, ленивую, завистливую дурищу, если бы ты так меня не разозлила. Теперь жалости не жди, авадакедавра!"

Белла перешла к статье обвинения, которую озвучил следователь Минский и заявила, что на самом деле Егора Степанова можно обвинить только в причинении смерти по неосторожности потому, что есть свидетели происшествия, готовые подтвердить: это был несчастный случай, Степанов не имел намерения убивать, он не ожидал, что Гусев потеряет равновесие и поскользнется на дорожке возле памятника.

- Откуда вы знаете, что Степанов не собирался убивать? - выкрикнул с места Минский. - Он вам сам сказал? Да если бы моя дочь... - он осекся.

- Вы бы захотели убить, - подхватила Белла. "Так я и знала. Он тоже в курсе, а меня уверял, что понятия не имеет. Не люблю, когда меня держат за болвана... И очень сержусь. А когда я сержусь... в Питере хорошо знают, что бывает!"

- Я сама в числе свидетелей, Дмитрий Иванович, - парировала она, ухмыльнувшись под маской в ответ на заметавшийся взгляд следователя. - Вы сами записывали мои свидетельские показания!

- И вы в темноте увидели и удивление, и недоумение, и отсутствие преступных намерений?

- Парк хорошо иллюминирован, и на зрение я пока не жалуюсь. Так что - да, увидела. Кстати, а записи видеокамер в парке уже есть в деле?

Минский снова посмотрел на Беллу с ненавистью и смолчал.

- А почему вы их еще не сняли и не прокрутили? Вебкамеры сейчас могут очень выручить при следственной работе...

Во взгляде следователя читалось: "Все бабы, как бабы: новогоднее меню составляют, платье выбирают, к косметологам и маникюршам записываются, подарки скупают... А ты, шилопопая, сама не готовишься и хочешь, чтобы все вокруг тоже козлами прыгали. Лучше бы пироги мужу пекла, - он увидел золотой ободок на тонком пальчике адвокатессы, - салаты строгала, "Красотку" или ту же "Иронию" смотрена... И как муж тебя терпит? Или сам такой же чеканутый?"

Судья неодобрительно посмотрел на него и велел снять и приобщить к делу записи вебкамер в парке возле места происшествия. А потом опросил Беллу уже как свидетеля. Елизавета и Василиса должны были выйти сразу же после нее.

Взглянув на экран скайпа - ("Не волнуйтесь, Егор Павлович. За дело взялась я, и я вас выручу!") - Белла заняла свидетельское место.

***

- Ну, да, кадрился ко мне, - Лиля Карпова потеребила ремень сумки. - Но я его отшила. У меня уже есть парень и зачем мне еще один?

Они разговаривали в сквере неподалеку от дома Лили. Девушка по телефону извинилась перед Наташей за то, что не приглашает домой: "Мама с бабушкой затеяли генеральную уборку перед праздником, все вверх дном, вы у нас грохнетесь!"

Лиля оказалась тоненькой девушкой с пушистыми русыми волосами и ясными серыми глазами на чистом, без косметики, лице. Как она не была похожа на "красавиц", которых можно часто увидеть на поребрике или в подворотне - девиц с волосами кислотных цветов, ярким макияжем, вызывающе одетых, в "мини" или угрожающе потрескивающих "фольговых" штанишках, пронзительно хохочущих и залихватски матерящихся.

"То-то Анатолий по контрасту и засмотрелся на девушку, не похожую на его привычных спутниц жизни из подворотни, - подумала Наташа, - вот только нормальной девушке кавалер с поребрика не нужен, ей с таким просто не о чем разговаривать, и интересы у них разные..."

- Да и мне неинтересно, - словно в ответ на ее мысли сказала Лиля, - общаться с человеком, который говорит только о том, где они посидели, сколько раз бегали за добавкой, куда бутылки прятали и как от полиции убегали. Это дело вкуса; может, другие девчонки сочли бы его клевым парнем, но мне с ним не по пути. Однако Толя считал, что я просто "морожусь" и набиваю себе цену и буквально прохода мне не давал.