Мама постоянно уговаривает его выйти и найти кого-нибудь, попробовать сходить на свидание или начать встречаться с кем-нибудь, но что, черт возьми, он должен делать? Подкатывать к кому-то в продуктовом отделе магазина? Поиграть своими гребаными бровями в приемной невропатолога? Секс не стоит этих гребаных усилий. Ему все равно. Он скучает по сексу, но почти все прочее, что бывает в простых отношениях, сейчас не применимо к его жизни, и этот путь его устраивает.
Никто не занимает место в кровати, никто не цеплялся за него во сне, никто не играет в Мать Терезу, никто не пугается происходящим с ним. Так будет лучше.
***
Перед самым Рождеством звонит Роджерс. Голос его звучит как-то подозрительно странно. Даже Майк понимает это, а он не мудрец, значит, действительно что-то случилось.
— Мне звонил Фитци, — приступает Роджерс после обмена любезностями о матерях, жене и ребенке (жена снова беременна, ребенок очарователен) — вся та херня, которую Майк и так получает из рассылки «Новости семьи Роджерс».
— И?
Майк, сомневается, что это редкий случай для Роджерса. Лиам немного прилипчивый говнюк, и Майк знает, что Роджерс для него как старший брат. Если только что-то не случилось, и Роджерс хочет, чтобы Майк убил кого-то, мстя за Лиама. В общем, Майк не понимает, какое, черт возьми, это имеет отношение к нему. Он негодует. На Роджерса, за то, что он снова упомянул имя Лиама; на самого себя, за то, что, даже услышав это ужасное прозвище Лиама, опять сыпет соль на рану, которую Майк в конце концов вскрывает каждый раз, когда она начинает заживать.
— Он спросил, есть ли у меня твой номер, — ровным голосом сообщает Роджерс, и Майк не знает, что с этим делать. Он не понимает, что ему делать. Что он хочет сделать. Поэтому молчит.
— Майк? — зовет Роджерс, когда молчание затягивается.
— Я здесь, — откликается Майк.
— У меня есть твой номер, — напоминает Роджерс.
— Это ты мне позвонил, — соглашается Майк, — и как это можно сделать, не имея мой номер.
Роджерс громко вздыхает.
— Хочешь, я дам ему твой номер?
Он говорит это неохотно, будто молится про себя, чтобы Майк сказал «нет». Он и спрашивает только потому, что Лиам попросил, и он не может сказать пацану «нет». Майк понимает его.
Майк вспоминает о тех редких моментах, когда видел Лиама с тех пор, как ушел на пенсию. Сейчас ему двадцать два, детское личико исчезло, а вместе с ним и многое другое. Он молод, талантлив и начинает учиться контролировать свой характер на льду, почти уравновешен. Лиам нашел в себе искру, в которой нуждался «Детройт». Чертовски хорош, Майк всегда знал, что мальчишка станет профессионалом, если перестанет, блядь, финтить.
Майк знает это, потому что он мазохист, а еще ему нужно подтверждение для своего решения, но что именно, он не знает. Иногда он гуглит Лиама, просто чтобы посмотреть, как идут дела, и каждый раз, когда он это делает, в течение нескольких дней его не отпускает иного вида боль.
— Пиздец, — произносит Майк, и молчание Роджерса — это полное согласие с тем, что в итоге получит Майк. — Дай ему мой номер.
— Майк, — начинает Роджерс.
— Ты, черт возьми, сам спросил, — повышает голос Майк. — Дай ему.
Он боится. Боится, что Лиам, получив номер телефона, так и не позвонит. И боится того дня, когда поднимет трубку и услышит голос Лиама. А после он поведет себя не лучше Роджерса — не сможет сказать пацану «нет».