— И что мне остается тогда делать? — спрашивает Майк, сам того не желая.

Нельзя играть в хоккей: отказ от хоккея оказался самым первым в череде других запретов, но в любом случае, Майк слишком стар и недостаточно хорош. В то время было трудно проглотить окончание карьеры, но он по большей части смирился. Майк больше не может полноценно читать — только большой шрифт, да и то недолго. Не может смотреть хоккей или что-то еще, где много движений на экране. По-настоящему тренироваться нельзя — только если считать упражнениями неторопливую ходьбу, но Майк этим не занимается.

Все его чертовы увлечения испарились, и Майк начал больше готовить, превратив это в хобби из повседневной необходимости, пытаясь произвести впечатление на самого себя. И что теперь?! Этим он тоже не может больше заниматься? Какого хрена у него осталось? Сколько пройдет времени, прежде чем он лишится всего: короткой поездки за рулем, прогулки на расстоянии квартала или двух, секса с Лиамом, или хотя возможности обслуживать себя самостоятельно?

— Давай я помогу тебе готовить, — предлагает Лиам.

— Нет.

— Ты, очевидно, не можешь… — продолжает Лиам, а затем, кажется, переосмысливает, что собирается сказать, что Майк считает хорошим гребаным планом. — Ножи для тебя опасны, — наконец, произносит он, что все еще заставляет Майка напрягаться. — Позволь мне хоть раз помочь тебе, Майк.

— Думаю, мы просто умрем с голоду, потому что я ни за что не стану есть твою стряпню, — отнекивается Майк.

— Я могу нарезать, — говорит Лиам. — Ну а ты все еще можешь исполнять ту волшебную часть.

Честно говоря, это не такая уж плохая идея. «Волшебная часть» остается Майку, а Лиам и раньше нарезал овощи, хотя и не очень часто. Майка возмущает мысль о том, что ему нужна помощь, но это… это не совсем неправильно. Когда Лиам дома, во время готовки он обычно крутится рядом. Хотя идея о том, что он реально поможет, а не будет путаться под ногами, не что иное, как чудо, все равно это принципиально ничего не изменит.

— Отлично, — соглашается Майк. — Но только нарезка. Иначе, блядь, все будет несъедобным.

— Грубо, — говорит Лиам, но не спорит.

***

Лиам чертовски плохо готовит.

Для Майка это не новость, он знал это всегда. Но овощи необходимо нарезать, Майк пока еще категорически отказывается быть одним из тех придурков, которые покупают предварительно нарезанные овощи или фрукты, которые стоят в пять раз дороже, чем обычные. Лиам драматически вздыхает, когда Майк игнорирует его невысказанное «я гребаный миллионер, и ты тоже» в продуктовом магазине, но это принципиально. Они могут быть чертовыми миллиардерами, но Майк ни за что не согласится покупать нарезанные овощи.

Майк всегда считал, что бездарность Лиама в процессе приготовления еды — это попытки избежать самого процесса, или просто ему было на всех похрен, потому что вряд ли существует какой-то врожденный навык измельчать овощи смутно похожие на геометрические формы. Очевидно, он ошибается на этот счет, потому что теперь Лиам режет овощи медленно, язык торчит изо рта, он концентрируется изо всех сил, но все равно у него не получается нарезать долбанные овощи правильно. Этот мальчишка может вонзить шайбу между ног вратаря с десяти метров, но не может разрезать помидор без последующего кровавого месива. Это не имеет никакого гребаного смысла.

Первый ужин, который Лиам готовил без помощи Майка — Майк был у доктора, иначе бы он, черт возьми, вмешался в процесс готовки — получился, вежливо говоря, отвратительным.

— Это грубо, — повторяет Лиам.

— Я не сказал «чертовски отвратительно», — возражает Майк.

— Ты только что это сделал! — настаивает Лиам.

Майк подозрительно тычет пальцем в свою тарелку. Честно говоря, «чертовски отвратительно» очень вежливо.

Лиам хватает тарелку Майка и свою собственную, идет к мусорному ведру. Майк пожаловался бы, что тот тратит еду впустую, но это лучше, чем есть.

— Я пытался, — жалуется Лиам, ополаскивая посуду. — Я следовал рецепту и всему остальному.

Он кажется искренне расстроенным, поэтому Майк достает свой телефон, подходит к Лиаму и обнимает его за талию.

— Что ты хочешь заказать? — спрашивает он, прижимаясь губами к виску Лиама, и заказывает для него тайскую еду, хотя сам ее не хочет. Большинство блюд, которые он любил раньше, слишком острые — даже когда просит «не острую» — для его хрупкого желудка.

Майк пытался обучить Лиама после, в надежде продвинуть его навыки от неопытного линейного повара до неопытного помощника повара, но бесполезно. Не имеет значения, сколько наставлений дает ему Майк. Если Майк не делает этого сам, у Лиама все выходит неправильно. И он не просто придирчив — даже Лиам печально смотрит на свой результат, передвигает содержимое по тарелке, а потом со вздохом спрашивает, не хочет ли Майк китайскую еду или пиццу с доставкой. Чертовски хорошо, что Лиама кормят на выездных, кормит Майк, когда он дома. Иначе Лиам все время жил бы на доставке, и только черт знает, что фастфуд сотворил бы с его уровнем натрия.

За месяц им доставляют еды больше, чем за весь предыдущий год. Майк злится, но мало что может с этим поделать. Первые несколько недель его большой палец был более чем бесполезен, и таблетки, которые ему выписывали от болезни Паркинсона, похоже, ни хрена не помогали от тремора.

И дело не только в его руках: энергия начинает иссякать, поэтому иногда, когда приходит время начинать готовить ужин, Майк даже не может собраться с выбором ингредиентов, не говоря уже о том, чтобы провести импровизированный урок кулинарии. Когда Лиам дома, он делает все возможное, чтобы хорошо накормить их, убедиться, что Лиам придерживается плана питания, но понимает, что, когда Лиама нет в городе, он не заморачивается, самое сложное это сэндвич, может быть, немного пасты, если потрудиться включить плиту.

Майк так чертовски устал. Ему еще нет и сорока, и он все время чертовски устает. И почти уверен, что лучше не станет.

***

Лучше не становится.

Какой, блядь, сюрприз.

Майк просыпается сонным и дезориентированным, и ему требуется несколько секунд, чтобы понять, что он на диване, а шаги, которые слышит, должно быть — это Лиам вернувшийся домой с тренировки. Майк присел лишь на долбанную минуту после ухода Лиама, а прошло, по крайней мере, три часа. Он должен был приготовить обед.

У Майка даже нет времени подняться, притвориться, что он был чем-то занят, а не спал, прежде чем Лиам доберется до гостиной.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — первое, что спрашивает Лиам.

— Это не мигрень, — отвечает Майк, потому что именно это имел в виду Лиам, и это лучший ответ, чем «нет». Когда он говорит «нет», Лиам волнуется, а он и так уже слишком много и часто волнуется.

— Хочешь пообедать? — спрашивает Лиам.

— Нет, если ты будешь готовить, — отвечает Майк, снова закрывая глаза. — Дай мне секунду, я встану и приготовлю что-нибудь.

— Я купил нам пару салатов по дороге домой, — говорит Лиам, и Майк должен быть раздражен — покупка салатов — самая большая трата денег, если учесть стоимость ингредиентов и то, как мало труда требуется для приготовления — но вместо этого он действительно рад, что ему ничего не нужно делать.

Даже с закрытыми глазами он чувствует, как Лиам наклоняется и целует его в лоб.

— Ложись спать, — произносит пацан. — Я оставлю твой в холодильнике.

Майк не уверен, говорит ли что-нибудь в ответ.

Когда снова просыпается, Лиама уже нет, он ушел на игру. Майк ест свой увядающий, дорогой салат за «просмотром» игры «Норт Старз» по ТВ, не отрывая глаз от электронной читалки, чтобы у него не закружилась голова. Он засыпает между вторым и третьим периодом и просыпается только от рева толпы во время гола, выключает телевизор и тащится в постель.

На следующее утро Майк просматривает статистику матча. Пока Лиам спит рядом, он узнает, что его пацан забил победный гол. Майк все проспал. Он прижимается поцелуем к плечу спящего Лиама и встает приготовить ему вафли. Он совершенно без сил, но Лиам их любит.

— В честь чего? — спрашивает Лиам, на полпути уничтожая стопку вафель.

— Победа, — отвечает Майк вместо «покаяние».