— Я не могу принять это, — говорю я, чувствуя, как голос срывается.

Сестра только качает головой, расстёгивает украшение и поднимает мои волосы, чтобы надеть мне его на шею.

— Можешь. У меня столько подарков от отца, и я знаю, что для тебя это тяжело — когда отца нет рядом в такой день. Я знаю, как много это значит для тебя. — Джиа поправила ожерелье на моей шее. — Забавная история: когда я заканчивала школу, мне хотелось машину. Я просто знала, что родители смотрели на красный пылесборник, но для меня это был бы непросто пылесборник. Для меня это был бы целый мир. — Она прочищает горло. — В день выпускного папа протянул мне эту коробочку. Я думала, даже желала, чтобы это был ключ. Ключ от машины, на которую я намекала. Я убедила себя, что они хотели купить её мне.

Я киваю, расплывчато вспоминая тот день. Помню, как она была счастлива, как показывала мне ожерелье вечером за ужином.

— Когда он дал мне её, я была та-а-а-ак разочарована. Ты себе представить не можешь. Я даже уронила его. — Голос Джиа срывается, слёзы бегут по щекам. — Я никогда не забуду его взгляд. Мама… ты знаешь, какая она… она выглядела злой, словно «как ты посмела не оценить то, что тебе подарили». Но папа, он выглядел раненым. — Сестра шмыгнула носом. — Тогда я осознала, что повела себя неблагодарно. Если бы они могли купить мне машину, они бы купили.

Я хватаю её за руку, и сестрёнка делает глубокий вдох.

— Я бы всё отдала, лишь бы вернуться назад и изменить то, что я сказала. Если бы я только знала, что это будет его последний подарок для меня, для нас обоих…

Я обнимаю её.

— Ты не знала, Джиа. А папа понял. Я знаю, каким он был. Он знал, что ты не хотела его ранить.

— Я знаю, знаю, но просто… Мне хочется, чтобы оно было у тебя. Я понимаю, как много оно будет для тебя значить, — говорит она, собираясь с силами.

Я прикасаюсь к медальону.

— Я буду носить его, не всегда, конечно. Оно твоё.

Джиа отмахивается от меня.

— Я скажу, когда захочу его вернуть.

Я поднимаюсь, и Джиа показывает мне небольшую застеклённую террасу, которую она обустроила как спальню. Она наполовину меньше моей старой комнаты — не комнаты в доме Мартина, а той, в которой я обитала, ещё когда папа был жив. Наш дом был наполовину меньше нынешнего маминого дома. Но эта комната идеальна: с двухспальной кроватью, фиолетовым постельным бельём и постерами с Мадонной по всей комнате. Она помогла мне разложить одежду, а остаток ночи мы разговаривали и ели конфеты.

Прежде чем я окончательно уснула, я запретила себе думать во сне о голосе Уилла. И я не буду стремиться увидеться с ним. Что бы я ни чувствовала — любопытство ли это, безрассудная страсть или похоть, — ничто не стоит той боли, что встанет между нами с сестрой. Это ничто. Я превращу это в ничто.

Это будет ничем.

* * *

Я планирую быть занятой. Если буду всё время чем-то заниматься, у меня не останется времени для того, чтобы обдумывать и анализировать свои чувства к КакТамЕгоЗовут. Я убедила себя, что если буду думать об Уилле как о КакТамЕгоЗовут, то чувства к нему будут постепенно слабеть. То есть кто будет любить человека, к которому относятся как к ничему?

Пока Джиа нет дома, я убираюсь, читаю книги, смотрю телевизор, хотя у Джиа нет кабельного. Я болтаю с Заком столько, сколько могу, но так как сейчас он работает на заправке дольше, и его дядя не любит, когда племянник сидит на телефоне, я не могу с его помощью убивать время. На третий день я уже не нахожу себе места. Поскольку Джиа на работе и на учёбе, то её почти нет дома. Жизнь здесь совсем не похожа на ту, которую я себе представляла. Думаю, я просто представляла себе свободу, много-много свободы, когда можно делать всё, что хочешь, но когда тебе не нужно ходить в школу или на работу, то свобода сама по себе не имеет значения. А скука, на самом деле, не так обаятельна. Мне совершенно нечего делать.

На четвёртый день, когда я пересмотрела всё телевизионное дерьмо, какое только могла выдержать, я начала готовить всё, что только можно. Также решаю попробовать свои силы в здешней системе общественного транспорта. На углу квартала, где живёт Джиа, есть автобусная остановка. Поговорив с женщиной с заправки, я думаю, что автобус доставит меня прямо на железнодорожный вокзал, а тот уже доставит меня в самое сердце Чикаго. Если вы не найдёте себе занятие там, то вы безнадёжны. По крайней мере, так мне сказал заправщик.

Итак, я покупаю билет на автобус и с платой за проезд на поезде я начинаю своё путешествие. Это кажется отличной идеей, пока через несколько часов я не оказываюсь в пригороде в противоположном от моего дома конце города, уже начинает темнеть и мне слишком стыдно спрашивать прохожих о том, как вернуться домой. Как я, которая ничего не знает о транспортной системе в моём родном городе, посмела сразиться с нею в одном из самых больших городов в мире?

Наконец приходится проглотить гордость и направиться к телефонной будке, когда понимаю, что не знаю рабочего телефона Джиа. Я едва могу вспомнить, как называется фирма, в которой она работает. «Уотерс и Митчел» или «Уотерс и Майклс»? Оператор злится на меня и отвечает, что у него в списке около ста названий юридических фирм Чикаго со словом Уотерс. Я тоже злюсь и кладу трубку, затем смеюсь сама над собой. Основная причина, по которой я хотела прогуляться вне дома, — не маяться скукой и не думать о том единственном человеке, чей номер я помню. И именно его мне придётся увидеть.

Он поднимает трубку после третьего гудка.

— Алло?

Я кусаю губу. Он непохож на КакТамЕгоЗовут. Совсем не похож.

— Привет, — быстро произношу я.

— Гвен? — спрашивает он, хотя это больше похоже на утверждение.

— Да, — пристыженно отвечаю я.

— Давно вас не было слышно, незнакомка.

Моё сердце пропускает удар. Он заметил, что мы давно не разговаривали. Задаюсь вопросом: три дня ему показались такими же длинными, как мне, или нет? Конечно же, нет. У него есть девушка, которая совсем не против поболтать. И непросто девушка, а моя сестра.

— Ты занят? — с надеждой спрашиваю я.

— Не так чтобы… А что?

Поясняю ему, что я потерявшаяся дура и спрашиваю парня, сможет ли он меня забрать. Прежде чем ответить, Уилл ржёт надо мной, но это вполне ожидаемо. Но потом он спрашивает, где я, и как только я говорю ему это, друг обещает, что будет здесь через полчаса.

Тридцать минут не могут пройти достаточно быстро, особенно когда какой-то парень, который пахнет тухлой капустой, всё время спрашивает мой номер телефона и повторяет, что он, на самом деле, намного моложе, чем выглядит. Мне совершенно плевать, сколько ему лет, но воняет мужик так, будто ему уже за сотню. Я так рада приезду Уилла, что готова расцеловать его.

— Видишь, это мой парень, — говорю я, соскакивая с места в железнодорожном терминале и практически подпрыгивая к машине Уилла.

Когда я забираюсь внутрь, парень не может прекратить смеяться.

— Ох, моё существование, растревоженное возможным насильником, который вонял просроченными продуктами, так веселит тебя.

Но я всегда рада слышать этот смех. Каким-то образом из-за него я чувствую себя лучше.

— Хочешь, чтобы я надрал ему задницу? — заботливым голосом спрашивает он.

— Да, было бы неплохо, — с сарказмом отвечаю я.

Он опускает окно и смотрит на мистера Капусту.

— Эй, ты, — зло выкрикивает Уилл, что удивляет меня.

Мистер Капуста показывает ему средний палец. Когда Уилл открывает дверь и начинает выбираться из машины, моё сердце пускается вскачь, и я хватаю парня за руку.

— Я пошутила! — Говорю я и, когда Скотт сверкает перехватывающей дыхание улыбкой, я понимаю, что он тоже пошутил.

— Я и не собирался бить его. Посмотри, он ушёл.

Перевожу взгляд и вижу, что мистер Капуста перебегает улицу и не думает останавливаться. Я шлёпаю Уилла с притворной злостью. Парень подмигивает мне, и моё сердце почти останавливается. Я хватаюсь за цепочку, которую Джиа дала мне, и напоминаю себе, почему я с самого начала избегала Уилла. Когда парень отъезжает и убавляет громкость радио, и понимаю, что он хочет поговорить. В конце концов, ми и говорим, но эти разговоры создают столько проблем.

— Зачем ты поехала в центр? — спрашивает он.

Я пожимаю плечами. Самый лучший ответ не нуждается в словах. Парень ожидающее смотрит на меня, ждёт, когда я вербально отвечу, но я не собираюсь.

— Ты не знаешь…? — подгоняет он, и я качаю головой. Он выглядит немного смущённым. — Ты в порядке?

Я только киваю. Некоторое время парень ничего не говорит.

Вдруг парень спрашивает,

— Ты решила дать обет молчания?

Невольно прорывается улыбка.

— Ты немного странная, — говорит Уилл, полностью выключая радио.

Я снова включаю его, парень выключает. Когда я тянусь рукой снова выключить радио, он перехватывает мою руку. Отдёргиваю руку, пытаясь игнорировать разряд электричества, пробежавший через меня.

— Что, у меня пена вокруг рта или типа того? Это из-за того парня на вокзале? — спрашивает он.

Понимаю, насколько, должно быть, смешно это выглядит. Не могу постоянно молчать рядом с ним. Это совсем не выглядит нормально.

— Что случилось? — Искренне смущённый, спрашивает Уилл.

Конечно, он смущён. Скотт не представляет, что происходит в моей голове, и уверена, что, помимо той оплошности на карнавале, мои чувства совершенно односторонние.

— Просто нет настроения разговаривать, — выдавливая слова, произношу я.

Когда мы останавливаемся на светофоре, я чувствую на себе его взгляд, вероятно, он пытается понять, в чём моя проблема. Но едва ли он поймёт.

— Гвен, ты можешь со мной поговорить? — Его голос из игривого превращается в серьёзный, и по какой-то причине во мне что-то сдвигается.

Внезапно горло горит, и я понимаю, что если скажу или сделаю что-то, то просто расплачусь.

— Пожалуйста, — мягко просит он, из-за чего мой желудок переворачивается. — Я что-то сделал не так?