Глава 25

Проблема в том, что я недостаточно хорошо изучила Старый Дворец прежде, чем переехала в Дом Гилиберти. И теперь я понятия не имею, куда бегу. Это только ещё больше выводит меня из себя. И хотя мне хватило ума снять каблуки и взять туфли в руки, это не очень-то мне помогает, так как я не знаю, куда идти.

Мия застревает в толпе, поэтому я теряю её в давке.

Но этого я и добивалась.

Я хотела потерять её.

Я просто хочу побыть одна, чтобы поплакать в тишине.

Спустя несколько минут бесцельного бега через пустые залы, я оказываюсь снаружи у бассейна. Он спокоен и тих, а вода блестит в лунном свете. Здесь никого нет, поэтому я падаю на шезлонг.

И плачу.

Я рыдаю и всхлипываю, до боли в рёбрах, пока моя долбаная голова не начинает снова болеть от всех этих рыданий. И я даже не чувствую себя жалкой из-за того, что так много плачу, потому что любой в здравом уме заплачет в моей ситуации.

Я в чужой стране, совершенно одна, влюблённая в сына премьер-министра, который слишком боится вырваться из своей клетки и ответить на мои чувства. Ох, и вчера меня практически затоптала до смерти огромная лошадь. Я заслуживаю небольшое послабление.

Наконец, я выплакалась.

Я смиренно смотрю на небо, моя тушь уже высохла на щеках, когда я слышу шорох и шепот позади себя.

Хивен указывает в мою сторону.

И она стоит рядом с Данте.

Должно быть, она видела, как я убегаю и плачу, и она нашла Данте, чтобы сообщить ему об этом.

ОБожеНет. Я не хочу его видеть.

Я поднимаюсь, чтобы убежать. Но затем я понимаю, что здесь нет такого места, куда бы я смогла сбежать и он не смог бы меня найти. Он знает этот дворец гораздо лучше меня. Поэтому я вяло сажусь обратно и жду, пока Данте идёт ко мне через патио.

Это всё, что я могу сделать.

Но он не заставит меня заговорить с ним.

Я упираюсь взглядом в землю и знаю, когда он встаёт передо мной, потому что я вижу носки его блестящих чёрных туфель.

Я моргаю.

А затем смотрю на землю под ногами с ещё большим рвением.

— Риз, — говорит он.

Я не отвечаю.

Что тут вообще можно сказать?

Он лгал мне, промолчав об этом глупом деле с Королевой и Королём Регаты. И сделал это намеренно. Я больше не могу ему доверять.

Вот, что я ему говорю.

И между нами снова повисла тишина.

Он прерывисто вздыхает и садится на край шезлонга. Я подтягиваю ноги к груди, чтобы мне не грозила опасность прикоснуться к нему, и он снова вздыхает.

— Прости меня, — говорит он. Он пытается взять меня за руку, но я отдёргиваю её. — Риз. Пожалуйста. Мне так жаль. Ты не понимаешь.

В его голосе звучит боль. Но я не обращаю на это внимание, ведь мне тоже больно.

— Да, я знаю, — резко отвечаю я. — Твоя жизнь так сложна.

— Это так, — соглашается он. — Я не могу это объяснить. Это сложно. Все вокруг так много ожидают от меня. И я ненавижу разочаровывать моего отца. Он и так находится под большим давлением. Это всего лишь небольшое представление перед толпой. И ещё одно завтра на Регате. Это не было большой проблемой, и я не хотел делать из этого большую проблему. Вот почему я ничего не сказал тебе. Ты и так была расстроена из-за того несчастного случая, что приключился со мной, а потом из-за твоего несчастного случая, и я просто не мог сказать тебе об этом.

Я молчу. Потому что просто не знаю, что сказать. Я не знаю, что чувствовать и что думать.

— Я люблю тебя, не Элену. Между мной и Эленой всё кончено. И я сказал отцу, что я больше не встречаюсь с ней, — говорит он. — Я уже сказал ему об этом. И он понял меня.

— Ты сказал ему обо мне? — спрашиваю я. — Он знает, что теперь ты со мной?

Тишина.

Я обвиняюще смотрю на него.

— Ты не сказал!

Данте смотрит на меня.

— В этом нет необходимости, Риз. Он уже знал. Он мог это увидеть за двести миль. Я люблю тебя. Все это видят. Все знают об этом.

Я всё ещё молчу.

Я хочу верить ему.

— Я действительно хочу верить тебе, — отвечаю ему я. — Но доверие больше не проблема. Видеть тебя и Элену здесь, перед всей этой толпой… вы выглядели так, будто принадлежите друг другу. Ты и я… мы — нет. Мы не подходим друг другу. Давай просто выложим все карты на стол. Я — фермерская девчонка из Канзаса. Ты — важная персона с ещё более важным отцом. Это так не работает. И никогда не сработает.

Мои плечи поникли, а голос стал ровным.

Моя рука дрожит.

Моя голова кружится.

А моё сердце разбито.

Я просто хочу вернуться домой. Домой в Канзас, к моей маме.

И я говорю ему это.

Данте смотрит на меня печально и в неверии.

— Пожалуйста, не делай этого, — умоляет он. — Риз. Пожалуйста. Мне плевать на наши различия. В тебе есть всё то, чего нет во мне. Это ведь важно, правда? Ты напориста там, где я колеблюсь, а я чувствую себя уверено там, где ты боишься. Ты сильна, когда я слаб, а я твёрд, когда ты мягка. Совершенно одинаковые люди скучны. Мы разные, и я люблю это. Я люблю тебя. Всё остальное не имеет значения.

— Раньше я думала, что любовь — это всё, что имеет значение, — говорю ему я. — Но я просто больше не знаю. Я не знаю, достаточно ли этого.

И моё сердце. Моё бедное сердце разбито, и я просто хочу вырвать его и растоптать, потому что я доверила ему, моему сердцу, принять это решение, и теперь оно разбито.

Внезапно я понимаю, что сейчас идёт дождь, и решаю, что это как раз кстати. На душе у меня серо и тоскливо, так что, пожалуй, дождь очень подходит. Капли разлетаются брызгами вокруг нас, но я не двигаюсь. Мне всё равно, что я промокну. Мне на всё плевать.

— Нам нужно зайти внутрь, — говорит мне Данте. — Пожалуйста, Риз. С тобой только что произошёл несчастный случай. Я не хочу, чтобы ты ещё подхватила пневмонию.

Но я всё равно не двигаюсь. Вместо этого я откидываю голову на шезлонг и поднимаю своё лицо к небу, позволяя дождю омывать его.

И я снова молчу.

— Отлично, — наконец произносит Данте. — Если ты решила заработать пневмонию, то и я тоже.

Он опускается на соседний шезлонг и позволяет дождю пропитать водой его костюм.

Мы оба, должно быть, выглядим нелепо, растянувшись рядом с бассейном в официальной одежде и позволяя дождю промочить нас до нитки. Мы сошли с ума. Но Данте остался со мной.

И я даже не знаю, как долго мы пробыли в таком положении.

Но, в конце концов, спустя минуты или часы я замерзаю. Дождь всё ещё не прекращается, и моя кожа похожа на лёд, а зубы стучат.

Данте смотрит на меня.

— Теперь ты готова?

Он не выглядит недовольным или нетерпеливым.

Он просто промок.

Очень-очень сильно промок.

Я киваю.

Данте поднимается на ноги и затем наклоняется, чтобы помочь мне. И я позволяю ему это. Я слишком расстроена и опустошена, чтобы возмущаться.

Он прикасается пальцами к моему гипсу.

— Тебе не стоило его мочить, — мягко говорит он.

— Это не имеет значения, — отвечаю я. Потому что ничего не имеет значения. Больше не имеет. Я разворачиваюсь и начинаю идти в сторону здания, но Данте нежно хватает меня за руку, заставляя повернуться обратно.

— Риз.

Одно слово. Но тон его голоса. Взгляд глаз. Боль на его лице.

— Пожалуйста.

Хорошо, два слова.

— Я люблю тебя.

И три самых важных слова из всех.

Я падаю на шезлонг и снова плачу, хотя думала, что у меня больше не осталось слёз. А потом Данте оказывается рядом со мной, обнимает меня своими мокрыми руками и шепчет мне на ухо.

И хриплость его голоса.

Запах его мокрой кожи.

Биение его сердца рядом с моей головой.

Всё это.

Я не хочу быть без него.

Может быть, он прав. Может быть, любовь — это всё, что имеет значение. И мы сможем преодолеть наши различия. Мы сможем пройти через всё, что угодно.

И затем он целует меня.

И я позволяю ему это.

И я целую его в ответ.

Потому что я люблю его, и он любит меня, а Элена Конту не имеет значения.

Руки Данте оборачиваются вокруг меня, тёплые и сильные, и я льну к нему, к его теплу, его силе. Дождь всё ещё идёт, но мы целуемся под дождём, и это чертовски сексуально. На самом деле, я мечтаю целоваться под дождём вечно. Всю оставшуюся жизнь. Потому что это так чувственно.

— Нам нужно зайти внутрь, — произносит Данте у моих губ.

Но я не хочу двигаться. Я не хочу уходить отсюда и возвращаться в реальность. Не сейчас. Сейчас реальность — не мой друг. Совсем недавно я потеряла Данте, получила его назад, вновь потеряла его и затем только что вернула. Я хочу растянуть этот момент, прежде чем рисковать потерять его снова, прежде чем нас разлучат ещё какие-то недопонимания.

И нет. Я не вижу в этом никакого смысла.

Я просто знаю это.

Данте тянет меня за руку, и я слепо следую за ним. Потому что я промокла и он прав. Нам нужно зайти внутрь.

Но он не ведёт меня обратно в основное здание. Он ведёт меня в домик у бассейна.

Он уединённый, темный и идеальный.

Как только мы вваливаемся в дверь, в мокрой, капающей на пол одежде, Данте поворачивается ко мне.

— Я не хочу возвращаться ко всем тем людям. Я хочу быть здесь, только с тобой. Мы можем побыть тут, обсохнуть и поговорить.

Его глаза такие же прекрасно-синие даже в ночной темноте. И ямочка на его подбородке такая мужественная, такая сексуальная. И я прощаю его. Я прощаю его за то, что он не рассказал мне об этой глупой королевской Регате, потому что это именно то, как я назвала: глупость. И он просто не хотел расстраивать меня.

— Мы могли бы поговорить, — соглашаюсь я. — Или мы можем целоваться ещё немного.

Данте немедленно тянется ко мне.

— Твоё желание для меня закон, помнишь?

И я помню. Я помню день, когда он сказал мне, что я могу получить всё, что захочу. И я знаю, что сейчас, в этот самый момент, я хочу его.

Так я ему и говорю.

И он делает глубокий вдох и смотрит на меня.

Потому что он понимает, что я действительно имею в виду то, что говорю.

— Ты уверена? — шепчет он.

И я киваю.

В этом маленьком домике у бассейна повсюду лежат подушки, и я не трачу время на размышления, почему. Я просто падаю на ближайшую мягкую кучу и тащу Данте за собой. Я лежу на спине, а он нависает надо мной, и так восхитительно чувствовать его вес на себе.

Почему я ждала?

Чего, чёрт возьми, я ждала?

Потому что. Быть здесь с Данте. Восхитительно.