— По-твоему, эта тема достойна изучения? — изумился отец.

— Конечно, пап, еще как достойна! — воскликнул Борис.

— Та-а-ак, — протянул отец, — значит, зря я тут тебе лекцию читаю?

— Значит, зря…

— Ну, мы это еще обсудим! Наливай!

5

Ранним утром, за час до начала школьных занятий, из дома номер три и дома номер пять, одновременно вышли два гражданина. Не сговариваясь, они проследовали по направлению к доминошному столу, одновременно сели на противоположные скамьи, воткнули локти в гетинаксовое покрытие столешницы, уложили на кулаки физиономии и глубоко вздохнули.

— Чем поили?

— Водкой. А тебя?

— Коньяком, но тошнит не меньше.

— На Вегу смотрел?

— А на что еще было смотреть?

— Понятно. Какие предложения?

— Я взял термос с крепким чаем. Давай выпьем.

— Давай. Ого, какой крепкий! Это не чифирь?

— Нет, просто сладкий крепкий чай. Ну как?

— Оттягивает. Хорошо.

— Допил? Давай сюда кружку.

— Возьми. И вправду похорошело.

— Тогда вставай.

— Зачем?

— Побежим.

— Ты с ума сошел?

— Нет, не сошел. Три круга по школьному стадиону. Х-х-ходу!

— Да? Ладно… Ходу!..

Бегуны достигли половины первого круга тартановой дорожки школьного стадиона. Хоть пульс и участился до предела, хоть и облился потом, моё дыхание выровнялось, восстановив привычный ритм. Мой организм вошел в состояние, которое начинало приносить мышечную радость.

— Юра, коуч мой бессердечный, — прерывисто дыша, прохрипел Борис за спиной. — Ты подумал о том, куда будешь девать мой труп? Я умираю! Слышишь, деспот!

— Ничего плохого с тобой не случится, — отозвался я, сообщив своей фразе максимум оптимизма. — Ты сейчас приблизился к «мертвой точке». Как преодолеешь, наступит второе дыхание. И грянет счастье, безоблачное, как небо над нами.

— Юрка-а-а, — сипел ведомый, — задыхаю-у-усь!

— Еще три секунды!..

— Ой, что-то случилось, — констатировал Борис ровно через три шага. — Меня будто сзади хорошенько пнули.

— Весьма образно, коллега!

— …Я лечу-у-у! — заорал Борис на весь стадион, подняв с трибун стаю голубей. — Юрка, лечу-у-у! Это что, и есть втордых? Рок-группа такая была. Помнится.

— Ага, оно и есть. А теперь прекрати орать и установи ритм: три шага вдох, три — выдох.

К финишу мы с Борисом пришли вместе, в мокрых футболках, ровно глубоко дыша и даже улыбаясь всем телом. Прошли пешком еще половину круга и покинули стадион, вырулив на пешеходную асфальтовую дорожку.

— А ты еще и с сумкой через плечо, — удивился Боря, указав на мою поклажу с пустым термосом и полотенцем внутри.

— Это у нас, у солдат, называется «на полную выкладку». Ты что, не занимался военной подготовкой или, там, «Зарницей»?

— Где там! Не зря же сбежал из мажорной спецшколы. Там контингент берегут для великих чиновничьих свершений.

— Когда тебя излишне берегут, значит медленно убивают. Нам нельзя без «мертвой точки» и «второго дыхания». Организм нужно, как ты изящно выразился, пинать. Ну или закалять, если по-научному. Вот сейчас придешь домой, сразу прыгни под душ. Минуту обливайся теплой, почти горячей водой, потом горячую выключи, холодную спусти — и обдай себя от макушки до щиколоток холодной. И так каждое утро. Встречаемся здесь через пятнадцать минут.

Ну, конечно, не через пятнадцать, а через семнадцать минут, Борис быстрым энергичным шагом проявился из-за угла своего третьего дома. Он сиял, как начищенный латунный тазик для клубничного варенья.

— Ну, Юрка! Ну, коуч, я тебе этого никогда не забуду! — Чуть не бросился мне на грудь Борис.

— Слушай, Боб, если хочешь выразить уважение, — охладил его чрезмерный пыл, — прошу заменить чуждое импортное словечко «коуч», что кажется значит тренер, на наше родное «гражданин начальник».

— Слышь, Юр, у нас с тобой столько накопилось информации и впечатлений! Словом, давай после школы встретимся и обсудим по-живому…

— Я готов. А ты?

— А на что нам, по-твоему, целых пять уроков? У меня с собой вчерашние копии твоего блокнота. Я, пожалуй, скрещу твой метод втордыха с многоделанием Юлия Цезаря. Посмотрим на результаты. Пока! — И он подошел к Дине, которая развевалась белыми одеждами, и, казалось, только и ожидала его появления.

Та-а-ак, кажется, академик и ее охмурил, что не удивительно — у этой барышни в дневнике имелись только отличные отметки, и ее, как говорится, «тянут на золотую медаль». Борис, хоть и улыбался, хоть и продолжал светиться после утренних упражнений, но держался с девушкой прямо, как бетонный столб освещения, что в свою очередь, заставляло Дину тянуться к моему высокому другу, как цветок к солнцу. Мимо необычной парочки проходили школяры, девочки завистливо поглядывали на Дину, мальчики — с восхищением на Бориса. Ну хоть так.

Школу нашу построили таким образом, чтобы весеннее солнце заливало золотыми лучами огромные окна, создавая внутри не только жару с духотой, но и желание поскорей закончить урочное занудство, где «суха теория, мой друг» и вырваться туда, где «древо жизни пышно зеленеет». И высыпать толпой с веселым гвалтом наружу, где дышалось свободно, улыбалось вполне естественно и так хотелось жить!..

Борис за стеной, а я у себя в классе — оба занялись подпольным правдоискательством. Я пробежался по своим записям в блокноте, в который раз удивился плотности мудрых изречений на страницу текста. Задумался. Не так, как над теорией Максвелла, которую уговаривал нам рассеянный физик, привычно поддергивая съезжающие в полость ботинка носки.

В строчках блокнота жила своей таинственной жизнью выстраданная мудрость веков. Казалось, разгадать ее не хватит ни ума, ни жизненного опыта, ни даже наших молодых мозгов. Но это как в утреннем беге по бордовому тартану — тупым войлоком в башке проходишь мертвую точку, полностью расписываешься в ранней деменции. Вдруг — пинок, шок, наитие — и вот уже в диполе «сердце-голова» пульсирует свежесть! Внезапно тебя озаряет: расслабься, доверься, позволь этому в тебе жить, а дальше всё пойдет по писаному, именно так как нужно великой Истине. Просто, дай ей самой вести тебя по жизни. Просто позволь.

Разумеется, первое, что я изложил Борису на перемене — мое открытие. Он удивился:

— А я тебе хотел высказать то же самое. Ты что, подслушал мои мысли через бетонную стену?

— Думаю, источник вдохновения был у нас один. Смотри в корень этого поэтического слова — вдох, Дух. Разумеется, Дух Святой. А для Него нет преград.

— Это так, — согласился Борис, скривившись от звонка на урок. — У меня только свое замечание. Ну так, мысли вслух. Знаешь, что я заметил, когда изучал Писание и Предание церковное? Не так уж важно, кто услышал слово Истины, кто его записал и донес до нас. Источник-то один.

— Важно то, в каких условиях, с какой кровью им это досталось. Ведь нам идти по пути, проложенному святыми. И вот что, давай на перемену больше не выходить. Больше успеем, а после уроков ка-а-ак дадим!

— Давай, — только и успел бросить Борис, закрывая за собой дверь класса.

После школы мы с Борисом углубились в дебри сквера с высоким кустарником. Разогнали юных ромео-джульетт, погрузившихся в изучение науки целования, сели на теплую скамью, подышали полной грудью густым ароматом весны и… мы дали. Первым вступил Борис. Он приоткрыл портфель, привезенный отцом с заграничного симпозиума, и полушепотом сказал:

— Кажется, я тебе этого не показывал.

В портфельном зеве я обнаружил не менее десятка, а то и больше, книг. Сразу узнал компактное издание Библии, «Новый завет», молитвослов, а остальные, увидев мой интерес, он доставал по очереди и разворачивал ко мне названием: «Закон Божий», «Исаак Сирин», «Василий Великий», «Оптина пустынь», «Иоанн Дамаскин»…

— Прости, я тебе не раскрыл одной своей хитрости, — смущенно сказал Борис. — Я уже несколько лет собираю церковные книги. Отец не жалеет денег на книги и мне всегда даёт, сколько ни попрошу. Правда, он не знает, что это книги не по физике, а по Закону Божиему.

— Бабушка говорила, что мне еще рано читать это. — Указал я на походную библиотеку Бориса. — Ты, мол, в церковь походи, молиться научись, а уж потом, по мере очищения от страстей, поймешь, что там написано.

— Так, а я о чем! — воскликнул Борис. — Не скрою, читал я все эти книги! Только внутрь почти ничего не вошло — как об стенку горох. Понимаешь! У меня бабушка померла, а у тебя жива. И смотри, как она сумела нас обоих привлечь к поиску истины. Она тебе дала самое важное. Она ведь сии глаголы не просто вычитала, не просто услышала на проповеди в церкви, — она это пропустила через себя, через душу, через свою жизнь. Поэтому вот здесь, — он постучал по блокноту, — всё живое! Всё из жизни, всё о жизни.

— Ну это понятно, — кивнул я, по-прежнему мало что понимая.

— Знаешь, Юр, отец научил меня всегда вычленять главное, и уже на основании главного строить собственный путь к истине. А сегодня на уроке физики, во время рассмотрения теории Максвелла, меня озарило! Даже не знаю, как сказать… Это как на стадионе утром, сначала отупел, потом понял, что уткнулся в тупик, потом прошел «мертвую точку», и вдруг — вот оно! У меня перед глазами появились слова из блокнота: «Бог — самое простое существо на свете».

— Я тоже много раз спотыкался об эту фразу, — признался я. — Но она мне каждый раз не давалась. Смысл ускользал. Ведь для нас «простое» значит примитивное, а тут — Бог всемогущий, всеведущий, совершенный.

— А я о чем! Эти слова я читал во всех моих книгах, — он провел пальцами по корешкам книг в портфеле. — Я даже могу выписки для тебя сделать. Но что толку — меня только сегодня прожгло!

Борис даже вскочил, повернулся ко мне, нагнулся и стал, размахивая руками, громким шепотом вещать:

— А тут сразу мысль: если Бог прост, то мы, уподобляясь Богу, должны стремиться к простоте!

— Но у меня сразу вопрос: какая простота и в чем? Те вчерашние доминошники— просты? Учительница, лебезящая перед трансом, — это куда? А детки, которые обещали убить друг друга — просты или где?