У него бы всё получилось и без меня. Он намного сильнее, чем я. Хоть и глупее. Только этим можно объяснить, почему он всё ещё здесь, несмотря на все мои проблемы. Только этим можно объяснить то, что он пришёл ко мне, чтобы не дать уйти, хотя разумнее было бы оставить всё как есть и не мучить друг друга. Только этим можно объяснить, что он меня любит.

Потому что он правда меня любит. Сильно.

Я чувствую себя дурой, что не замечала этого раньше. Как я могла думать, что его любовь эгоистична, а его чувства ко мне хоть чем-то похожи на то, как ко мне относились другие мужчины?

— Почему ты делаешь это всё ради меня? — не удерживаюсь от вопроса. — Особенно после того, как я сказала, что не знаю, смогу ли ответить тебе взаимностью… Артмаэль вздыхает.

— Не думаю, что это вопрос взаимности, Линн. Мои чувства от этого не изменятся.

Так разве не проще держаться от меня подальше? Чтобы не страдать. Неужели ему не тяжело находиться рядом и при этом понимать, что человек, которого ты любишь, недосягаем? Зачем он это делает?

Как бы то ни была, я рада. Рада, что он меня любит и остаётся рядом.

— Не знаю, смогу ли ответить на твои чувства, — повторяю я, а он просто кивает. — Не знаю, смогу ли полюбить кого-то по-настоящему. Но… — Артмаэль прищуривается, сбитый с толку этим «но». Я прикусываю губу, терзаясь сомнениями, и хочу промолчать, но тут же вспоминаю, что здесь и сейчас мы пообещали быть честными до конца, без масок. — Ты… первый человек, чьи прикосновения меня не пугают. Первый, кого я сама захотела поцеловать… Первый, с кем я что-то почувствовала во время поцелуя. Я тебе говорила, но ты не слушал внимательно: я не ожидала, что поцелуй будет для тебя что-то значить. Но я не говорила, что он ничего не значил для меня.

Я наблюдаю за ним — удивление за секунду преображает его лицо. Мои щёки вспыхивают от смущения.

— Почему? — спрашивает, не дыша. Словно затаил дыхание в ожидании моего ответа. Его рука напряжённо сжимает мою.

— Не знаю. Просто… — запинаюсь, потому что не могу сказать ему это в глаза, пока он так пристально смотрит на меня, внимая каждому слову. — Это было приятно. Когда я тебя поцеловала, то это не напомнило ни один прежний поцелуй. Не было ни боли, ни дурных мыслей, ни голосов. Наступил… мир на душе.

Молчание похоже на змею, которая подползает к нам и обвивается вокруг наших тел, чтобы задушить. Я наблюдаю за своим спутником, который не сводит с меня глаз. Колеблется, но снова касается моего лица, чтобы повернуть к себе. Всё теми же осторожными движениями, словно боится сломать меня. Будто я облачко, которое растворяется, когда ты пытаешься его схватить.

— Могу я… — он судорожно вдыхает, его щёки окрашивает розовый цвет. — Можно тебя… поцеловать?

Заливаюсь румянцем, столбенея.

— Что? Сейчас?

Он тоже краснеет ещё сильнее.

— Н-ну, мы сейчас здесь, вдвоём, и ты говоришь такие вещи, а я умираю от желания, и… Почему нет?

Я хочу дать какой-нибудь остроумный ответ, но на ум ничего не приходит. Не сейчас, когда он смотрит на меня вот так, а мой взгляд всё норовит опуститься на его губы. Ёрзаю на месте, перед тем как снова посмотреть ему в глаза, которые ничего не упускают из внимания. Точно так же, как я замечала каждый раз, когда смотрел на мой рот. Возможно… это хорошая идея. Может быть, я смогу убедиться в том, что почувствовала вчера на несколько секунд. Как это будет, когда он поцелует меня? Когда мы поцелуемся по-настоящему, а не на секунду под давлением момента… К тому же он попросил у меня разрешения. Разрешения! Никто никогда не спрашивал, можно ли меня поцеловать — просто брали, когда хотели.

Поэтому, после долгого взгляда, когда мы сидим, затаив дыхание, я медленно киваю.

Артмаэль снова глубоко вдыхает. Простыни шуршат, когда он пододвигается ближе. Его пальцы ещё сильнее сжимают мои. Он наклоняется, и у меня чуть ли не кружится голова. Пульс учащается, пока он смотрит на меня, будучи близко-близко. Не целует сразу. Смотрит. Никто никогда не смотрел на меня так. Его пальцы касаются моей щеки, и по всему телу пробегают мурашки. Не знаю, чем я должна отвечать. Как вести себя, кроме как просто наслаждаться мгновением, чувствуя его нежные прикосновения и горячее дыхание совсем близко. Мгновением, в котором есть только его глаза и рот.

Мир за пределами его лица исчез.

Мы оба прикрываем глаза. Приоткрываем губы.

И он целует меня.

Сначала просто мягко прижимается губами к моим. Но этого уже достаточно. Достаточно, чтобы голова перестала соображать. Достаточно, чтобы меня накрыла волна жара. Как же сладко. И так бережно… И становится ещё лучше, когда касание губ превращается в ласку. Набираясь смелости, мы пододвигаемся чуть ближе, потому что это так нежно, так приятно, а значит, мы всё делаем правильно.

Потому что никогда ещё меня не целовали вот так. Никогда не держали моё лицо, как это делает это он. Никогда не гладили по спине так, чтобы мне было приятно. Никогда не дарили мне таких ощущений.

Мы оказываемся ещё ближе. Ищем возможности прикоснуться — теперь уже вдвоём. Я дотрагиваюсь до его волос, он обнимает меня за талию. Ни на секунду не прекращаем целоваться, не отстраняемся друг от друга. Не хочу разрывать контакт. Он даже не знает, что творит со мной. Может, для него это нормально, но не для меня. Его действия так не похожи на всё, что было прежде. Никогда у меня не было такого узла в животе, никогда я не чувствовала такой потребности в ком-то другом, возрастающей с каждой секундой, что наши губы соединены вместе. У меня ещё не бывало таких мурашек по коже, как в момент, когда наши языки переплетаются, играя друг с другом, и мы забываемся, теряемся друг в друге.

И лучше всего то, что у меня даже ни одной мысли в голове.

Нет никаких воспоминаний о других поцелуях, непрошенных ласках.

Я ещё никогда не чувствовала себя такой чистой, как сейчас.

Но Артмаэль отстраняется, когда мы уже на волоске от того, чтобы задохнуться. Он начинает отстраняться, и я распахиваю глаза, растерявшись.

Нет. Не уходи. Внезапно меня охватывает чувство пустоты. Я смотрю на него, готовая снова смять его губы, но он сидит напряжённый, с закрытыми глазами. Делает глубокий вдох. Его руки всё ещё лежат у меня на талии — он держится так, будто это его единственный якорь, благодаря которому его не уносит течением.

— Линн, — бормочет хриплым голосом с заметным усилием, — что бы там ни значило моё имя, я всё же не каменный. Если ты продолжишь… мне будет сложно вести себя как подобает благородному рыцарю… До меня не сразу доходит смысл его слов.

И когда доходит, я не могу в это поверить.

Я приоткрываю губы. Он смотрит на меня несколько смущённо. А я… едва сдерживаю порыв расхохотаться. Это довольно забавно, да, но ещё мне хочется смеяться, потому что я… счастлива. Ещё никто никогда меня не останавливал. Ему нужно от меня не только тело. Если бы он этого хотел, то не стал бы останавливаться. Зачем ему сдерживаться? Он пытается отодвинуться, чтобы увеличить дистанцию между нами, но я не даю ему это сделать, удерживая его руки на своей талии. Он вздрагивает, растерянно глядя на меня. Я подаюсь вперёд и вновь касаюсь его губ своими. Снова мурашки по коже. Мне никогда не надоест это ощущение. Какие ещё чувства он во мне вызовет?

— Тебе вовсе не обязательно вести себя как рыцарь, Артмаэль, — шепчу прямо ему в губы. — Всё хорошо.

— Но… — Всё хорошо.

Я целую его, словно пытаюсь это доказать. Потому что это правда. Всё хорошо. Всё очень хорошо. Наверное, это первый раз, когда я испытываю желание, бегущее по венам, распаляющее изнутри. Первый раз, когда я хочу увидеть, что скрыто под одеждой. Первый раз, когда два прижавшихся тела не кажутся мне пыткой. Первый раз, когда я по-настоящему хочу, чтобы меня приласкали. Потому что если один только поцелуй вызывает во мне такие эмоции, то что будет, когда его губы пройдутся по всей моей коже? Что будет, когда я почувствую его всем телом?

Он может исцелить меня. Может показать, что для меня ещё не всё потеряно.

— Я не хочу, чтобы ты потом пожалела об этом… — шепчет он прямо мне в губы, тогда как его руки уже гладят меня по спине, а мои собственные ладони уже скользят по его груди вниз.

— Я не пожалею.

Мы снова целуемся, с новой силой, с ещё большей потребностью друг в друге. Когда его губы касаются моей шеи, я не могу сдержать низкого стона. Когда мои руки забираются под его рубашку, он задерживает дыхание. Нет, о таком точно нельзя пожалеть.

Не прекращая следующий поцелуй, обернувшийся настоящим безумием, мы падаем на кровать, прижатые, переплетённые, неразделимые. Я немного отстраняюсь, чтобы посмотреть на него сверху: на то, как раскраснелись его щёки и полностью сбилось дыхание. Я заставляю его немного приподняться, чтобы стянуть с него рубашку через голову. И рассматриваю его так, как никогда ни на кого не смотрела. Обычно мне плевать на чужие обнажённые тела. Все они одинаковы. Но только не он. Я провожу пальцами по его груди, в которой взволнованно колотится сердце, по лицу, повсюду — вот у него шрам на плече, а здесь, на боку, пара родинок… Он сглатывает. Его пальцы скользят по моим ногам, утягивая за собой наверх ночную рубашку. Я его не останавливаю. Хочу, чтобы его руки коснулись меня везде. Чтобы они узнали о моём теле всё, что хотели. Хочу, чтобы он позволил мне почувствовать удовольствие, которое я всё время давала другим, но никогда не получала в ответ.

Поднимаю руки. Медленными ласками, которыми он покрывает каждый сантиметр моей кожи и распаляет желание ощутить его ещё ближе, он снимает с меня ночнушку.

Я не чувствую неловкости, будучи обнажённой перед ним, даже когда замечаю его взгляд. Я видела желание многих мужчин, но не в глазах Артмаэля.

Я могу ему доверять.

Обхватываю его лицо ладонями. Мы оба закрываем глаза и снова целуемся. Снова прижимаемся друг к другу. Когда он проводит руками по моей спине, слегка царапая зубами шею, я едва сдерживаю стон, но накланяюсь к его уху.