Изменить стиль страницы

Глава 10

Дулиттл — очень приятный человек. На вид ему около пятидесяти, хотя он, вероятно, немного старше — оборотни живут дольше и выглядят моложе, чем большинство обычных людей. Его кожа была темной, почти иссиня-черной; серебро перемежало его короткие темные волосы; он говорил мягким голосом с успокаивающим южным акцентом; очки, которые он постоянно носил, в сочетании со слегка рассеянным взглядом делали его похожим на любезного профессора колледжа, человека, который специализировался на истории или антропологии и провел большую часть жизни в своем кабинете, полном книг. Вы почти ожидали, что он усадит вас за стол, чтобы поговорить по душам о какой-то давно забытой цивилизации, и убедит, что на самом деле четверка в вашем докладе, это не так уж и плохо.

Однако в тот момент, когда появлялась какая-то травма, какой бы незначительной она не была, Дулиттл превращался в упрямого, сварливого тирана, который обращался с вами, как с ребенком. Он служил главным медмагом Стаи. Ежедневно он сращивал сломанные кости, удалял серебро и другие посторонние предметы, зашивал раны и обычно каждую минуту бодрствования, следил за тем, чтобы оборотни Стаи продолжали дышать. И делал это со стойким упорством, которое, как известно, было так присуще его внутреннему зверю. Если и существуют какие-то законы природы, то один из них наверняка гласит, что спорить с барсуком-медоедом — пустая трата времени.

Как только я переступила порог, Дулиттл усадил меня в кресло. Он взял образец крови и осмотрел место укуса на моей ступне и более крупный рядом с плечом, который приобрел уже сливово-лиловую опухоль. Барабас рассказывал о месте преступления, а Джули и Асканио кружили на заднем плане, тихие как две мышки.

— Гадюка? — спросил Дулиттл, глядя мне в глаза.

— Похоже на то. По крайней мере, та, которую я поймал, была. Но не гремучая змея. — Барабас пожал плечами. — Клыки всего три дюйма.

— Тошнит?

— Да. — К тому же, я продолжала обильно потеть. Пот заливал мое лицо и спину, липкий и холодный, а мое сердце билось слишком усиленно. Укус на руке тоже не затянулся. Это был плохой признак. Lyc-V затягивал большинство ран за считанные минуты.

Кто-то постучал в дверь офиса. Барабас подошел ко входу, отодвинув металлическую крышку, прикрывающую узкое окошко-глазок, и заглянул в него.

— Там твой любовник.

— Барабас, открой чертову дверь, — прорычал Рафаэль.

Барабас закрыл окошко:

— Ты хочешь, чтобы я впустил его?

— Думаю над этим.

Барабас снова открыл окошко.

— Она думает над этим.

— Андреа, — позвал Рафаэль. — Позволь мне зайти.

— В последний раз, когда я видел вас двоих вместе, вы были так счастливы, — сказал Барабас. — Просто из любопытства: Рафаэль, как, черт возьми, тебе удалось все испортить?

Голос Рафаэля приобрел это опасное я-нахожусь-почти-на-грани звучание:

— Напомни мне, как у тебя обстоят дела с Итаном?

— Не твоё дело, — отрезал Барабас.

— Впусти меня, и я не оторву тебе голову.

— Ты все равно этого не сделаешь, — сказал Барабас. — Мы же друзья.

— Пусть заходит, — сказала я. Если мы не впустим его, он не уйдет. Он просто будет стоять там у двери и с громкими криками обмениваться с Барабасом взаимными ругательствами. Моя голова и так трещит.

Барабас распахнул дверь, и вошел Рафаэль. Он увидел меня и побледнел.

— Только не волнуй ее, — предупредил Дулиттл.

— Даже и не думал. — Рафаэль придвинул стул и сел рядом со мной.

Доктор посветил мне в глаза фонариком, послушал биение сердца и сунул мне в руку стакан с какой-то мутной жидкостью.

— Выпей.

Я сделала крошечный глоток. На вкус было похоже будто кто-то смешал керосин со скипидаром.

— Это отвратительно.

Дулиттл внимательно посмотрел на меня через свои очки.

— А теперь, юная леди, осушите стакан до дна. Если я могу все бросить и бежать сюда, вы, по крайней мере, можете отплатить мне за мою доброту, приняв это лекарство.

Я проглотила напиток. Он обжег мне горло, и я закашлялась.

— Док, вы пытаетесь меня убить. .

— Выпей еще немного, — сказал Рафаэль.

Я ткнула в него пальцем.

— Ты слышал, что сказал медик. Не волнуй меня.

Я храбро сделала еще один глоток мерзкой жидкости, пытаясь заставить ее упасть внутрь и там и оставаться.

— Очень хорошо, — одобрил Дулиттл. — Кажется, я припоминаю, что предупреждал тебя, чтобы ты не противостояла этой змее.

— Это змея столкнулась со мной. Вернее, мне противостояла женщина со змеиными клыками.

— Если ты допьешь весь стакан, я дам тебе леденец.

Во всем этом разговоре было что-то глубоко абсурдное.

— Перестаньте относиться ко мне, как к ребенку.

— Я сделаю это, если ты возьмешь на себя ответственность за свое затруднительное положение и примешь лекарство. — Дулиттл повернулся к Барабасу. — Я так понимаю, ты не видел женщину-змею, о которой идёт речь?

Барабас покачал головой.

— В ту секунду, когда я ступил на порог, судмедэксперты накрыли ее голову.

— Очень досадно.

Я сделала еще глоток — ничего более мерзкого я в жизни не пробовала, а мне доводилось пить теплое молоко с пищевой содой. Я вытащила снимок Polaroid из лифчика.

— Вот.

Рафаэль взял у меня полароид и молча передал его Барабасу.

Глаза моего адвоката расширились:

— Почему на нем написано: «Собственность Джима Шрэпшира»?

— Потому что это настоящее имя Джима.

— Это ничего не объясняет, — сказал Барабас.

— Если бы я умерла, ОПА оккупировали место происшествия, и Стаю исключили бы из расследования. И была неплохая вероятность, что они не позволили бы Стае осмотреть тело Глории. Но если бы они нашли это фото на моем теле, то показали бы его Джиму и расспросили его об этом. Таким образом, он смог бы узнать, что нужно искать ее сообщников с втягивающимися клыками.

— Тебя укусили, а твоим приоритетом было фотографирование? — недоумевал Барабас.

— Не волнуй ее, — напомнил ему Рафаэль.

— В то время это казалось важным.

Барабас посмотрел на Рафаэля.

— Как ты с этим миришься?

— Работа — превыше всего. Так она устроена, — ответил ему Рафаэль.

Дулиттл испустил долгий вздох.

— Ты же знаешь, что необходимо делать при укусе змеи. Нельзя даже ссылаться на незнание. Это просто умышленное пренебрежение к своему здоровью, именно так оно и есть.

Оборотни мангуст и барсук-медоед внимательно изучали фотографию.

— Сложенные клыки, — заметил Барабас. — Как у гремучей.

— Или чешуйчатой гадюки. — Дулиттл нахмурился. — Куда катится этот мир?

— Что такого особенного в чешуйчатой гадюке? — Спросила я.

— Это забавная маленькая змейка, — объяснил Барабас. — Маленькая, вспыльчивая, особо активная после наступления темноты. Ты проходишь мимо нее, она тебя кусает, и ты даже не догадываешься об том. А через 24 часа у тебя развивается спонтанное внутреннее кровотечение. Убивает больше людей, чем любой другой вид змей в Африке. К тому же она весьма вкусная, с пикантным послевкусием.

Я пила свое мерзкое снадобье и соединяла пазл по крупицам: Гарсиа Констракшн, следы от буксируемого автомобиля, механик, чек с именем Глории на нем, и Глория, нападающая на меня сразу после упоминания о кинжале.

— Значит, это тот самый нож, что мы видели, когда взломали офис Анапы, — предположил Рафаэль.

Барабас засунул пальцы в уши:

— Ла-ла-ла-ла, я ничего не слышу ни о каком взломе.

— Да, — сказала я Рафаэлю. — Они все охотятся за ним.

Он нахмурился.

Я допила последние капли лекарства и поставила стакан на стол.

— Я хочу свой леденец. Я его заслужила.

Дулиттл полез в сумку и предложил мне конфету на выбор: виноград, арбуз или апельсин. Тут и ежу понятно. Я взяла арбуз и засунула в рот.

— Так откуда у нее клыки?

— Это своего рода магическое исключение, — размышлял Дулиттл. — Возможно, это существо, которого мы никогда раньше не видели.

— Следы от ее клыков напоминают раны от укусов на сотрудниках Рафаэля.

Дулиттл кивнул.

— Похожи, но, к сожалению, мы не можем знать наверняка, потому что у нас нет ее головы.

— Кроме того, на их телах было несколько укусов разного размера, — добавила я.

— Это означает, что ее приятели все еще на свободе, — закончил мысль Рафаэль.

— Люди ходят с ядовитыми клыками, — перебила я. — Как это вообще возможно?

Дулиттл взглянул на меня с кривой улыбкой.

— Как это возможно, что у нас отрастает мех, клыки и когти?

Туше.

Доктор проверил мою кровь в пробирке и достал из сумки толстый кожаный сверток.

— Свертываемость крови все еще ненормальная. — Он развернул кожаный комплект на моем столе. Оттуда сверкнули странные металлические инструменты, каждый в аккуратном маленьком кармашке. Было похоже на набор, который мог носить с собой средневековый палач. Рука Дулиттла остановилась на скальпеле.

— Собираетесь меня порезать, не так ли?

Он кивнул.

— Эта пурпурная опухоль на руке — скопление мертвого Lyc-V в сочетании с захваченным ядом. Мы должны удалить его из твоего организма. Ты помнишь, как выталкивать серебро из своего тела?

— Да. — Не тот опыт, что забудешь.

Дулиттл пододвинул стул и сел рядом, так что наши глаза были на одном уровне.

— Мне нужно сделать разрез на твоей руке и ввести иглу в мышцу, пострадавшую от укуса. Игла сделана из сплава серебра.

Будет больно. О да. Будет адски больно.

Рафаэль протянул ко мне ладонь и накрыл мою руку своей.

— Мы должны ввести ее на несколько минут, чтобы твое тело отреагировало, — говорил Дулиттл. — Затем я хочу, чтобы ты сконцентрировалась на том, чтобы вытолкнуть эту иглу. Это стимулирует приток крови и лимфы к ране и выведет оставшийся яд. Если мы очистим тебя от яда, твои шансы на выживание значительно возрастут. Крошечные волоски на моей шее встали дыбом. Я устала, так сильно устала, и моему телу казалось, будто его избили мешком камней. Одна мысль о серебряных иголках заставила меня съежиться.

— Ты справишься, — сказал Рафаэль. — Перестань вести себя, как ребенок.

— Пошел вон.

— Так-то лучше, — сказал он. — Давай, крутой мужик. Покажи, что у тебя есть.