Дорки повелительным жестом поднял вверх руку, призывая к молчанию:

— Друзья мои, не стану обманывать вас, в истории я не силен. Мне не дали возможности постичь науки и ремесло. Как не дали и вам. Но я знаю, знаю без тени сомнения — такое положение вещей было отнюдь не всегда!

Гномий род славился равноправием, остальные расы завидовали нашей непредвзятости, отсутствию классовых барьеров для молодых и способных. Каждый мог достичь вершин в избранном им искусстве! Неважно кто, сын короля или дворника, если руки растут из нужного места, а разум чист и открыт для познания — гном имел все возможности для саморазвития!

Именно за счёт этого, наш род, несмотря на малочисленность, конкурировал с плодовитыми людьми. С безгранично талантливыми, но вознёсшимися в гордыне своей эльфами. С безмозглыми, но сильными и бесстрашными орками.

Да, никого из них ныне не стало. Но означает ли это, что мы должны забыть наше славное прошлое? Отринуть нашу вековую историю и традиции, что передавались из поколения в поколение?!

Нет! Мы не имеем морального права, не можем позволить горстке узурпаторов разрушить наше достояние, нашу культуру, наши славу и честь! Превратить народ в послушное безвольное стадо, лишить молодежь всякой возможности кроме служения власть гребущим…

Страдальчески зажмурившись, Дорки запрокинул голову вверх. На устах гримасой застыла горькая усмешка:

— Друзья, вы только задумайтесь, именно на наших с вами плечах зиждется весь Оплот! На костях НАШИХ предков построен город, что стал последним прибежищем и домом для всех! А значит, мы имеем право жить не хуже, чем гады, присвоившие себе всеобщие блага и ресурсы! Что они сделали такого особенного? А?! Да, ничего! Ничего!!!

Мы живём хуже собакоморд, коих держат у себя богатые власть гребущие! Наши дома ветшают и не ремонтируются. Дети не получают образования. Целители не заботятся о наших больных. Старики тихо дохнут, не нужные никому! Вы все знаете это не хуже меня, видите сплошь и рядом вокруг каждый день.

Но и того богачам было мало! Теперь они решили, что даже испорченную еду не стоит тратить на таких убогих как мы! Видать дорого им обходимся, как я слышал, «не вписываемся в бюдежет». Да в рот я имел ихний сраный «бюдежет»!!!

Из пасти выступавшего во все стороны брызгали слюни, похоже, произносящий речь гном вошёл в раж.

— Как вам подобное положение дел: «Не служишь в доме законнорожденного? Не сторожишь драного Короля? Так нахрен ты вообще такой нужен, какой с тебя прок?!»

Пффф, в самом деле, глупость этакая, выделять продукты для черни. Пусть жрут друг дружку, мы ведь не гномы, мы звери! Просто дикие, безмозглые звери. Вот за кого держат нас наши «добрые благодетели».

Послышалась возмущенная ругань и призывы к немедленному восстановлению справедливости. Не было на свете, нет и, наверно, не будет более верного способа агрессивно настроить толпу, нежели давить на это тонкое чувство.

Справедливость.

Миф под предлогом которого уничтожались целые расы…

И которая так никогда и нигде не смогла восторжествовать в полной мере.

Дорки выглядел опустошённым и опечаленным. Толстобрюхий гном пялился на товарища широко отрытыми глазищами, словно видел впервые в жизни. Переросток перестал ковыряться в носу и застыл с раскрытым ртом, внимая каждому слову своего предводителя.

— Послушайте, друзья! — внезапно проявивший недюжинный талант к ораторскому мастерству гном дождался, пока сборище не утихомирилось вновь. — Знаю, у многих из вас сложилось обо мне весьма негативное мнение. Кровожадный маньяк, головорез, секир-башка, — глава банды хмыкнул, — какими только ласковыми словечками не называли меня. Но я не хотел… никогда не хотел и сейчас не хочу проливать реки крови!

На несколько секунд Дорки замер, виновато потупив взор и опустив голову. Затем резко встряхнулся, будто пробудившись ото сна:

— Однако мои желания не имеют никакого значения! Сегодня мы начнём осуществлять наше возмездие! Сегодня Оплот впервые ощутит восстановление нарушенного власть гребущими равновесия! Не мы начали эту войну, но нам нести её бремя!

Часть присутствующих безудержно завопила, предвкушая возможность наконец излить свою ярость. Другая половина, напротив, притихла, с ужасом осознавая, что настал черёд платить за бесплатную кормежку отрубленными конечностями, выпущенными кишками и собственной жизнью.

Дорки снова усмиряюще поднял вверх руку, показывая, что сказал ещё сегодня не всё:

— Я хочу, чтобы вы все поняли неизбежность и необходимость грядущего противостояния. Поверьте, никто не сможет отсидеться дома, остаться в стороне от конфликта. Больше нет безопасного места ни для кого! — лидер Сопротивления отрицательно покачал головой. — Либо мы одержим победу, либо нас перережут как скот, коим нас считает поганая знать…

Но, — оратор обвёл взглядом толпу, — мы с вами не звери, не животные, чтобы ни думали глупцы, мнящие себя высшей кастой. Крови прольётся много, но ни каплей больше, чем того требуют обстоятельства.

Мы выступим организованно и будем действовать строго сообща. Малейшие отклонения от данных приказов будут строжайше наказываться, вплоть до смертной казни прямо на месте! Малейшие сомнения и вопросы в целесообразности того или иного указания расцениваются как нарушение субординации и будут наказываться! Трусость и попытки избежать боя — наказываются! Убийство и любое насилие без прямого на то приказа или необходимости — наказываются!

Мы непобедимы, пока мы едины! Все как один!

— Все как один… — отнюдь не единогласно откликнулись снизу.

— Построиться по отрядам согласно указаниям командиров! Сейчас же!!!

Вытерев пот со лба, Дорки прошептал стоящему рядом Леху:

— А теперь посмотрим, на что годятся твои волшебные настоечки…

 

* * *

 

Шегер с изрядной ленцой потянулся, встряхнул затёкшие ноги и невольно причмокнул, предвкушая грядущую трапезу. Гному в самом расцвете сил многое не нравилось в образе жизни стражей, пускай он и нёс бремя королевской службы не первый год. Свыкнуться с некоторыми вещами не представлялось возможным. Однако с положением армейского устава, строго регламентирующим приём пищи каждые шесть часов, Шегер был полностью солидарен.

Уловив на себе недовольный взгляд капитана, страж поморщился и вновь застыл словно статуя. С чем смириться было действительно трудно, так это с беспрекословным тотальным подчинением руководству.

Ох уж сие дурацкое слово — субординация. Сколь бы идиотским и нелогичным не был приказ вышестоящего стража, ты должен кинуться исполнять его незамедлительно! Без вопросов и малейших сомнений в целесообразности действа. А уж что за ересь могла прийти в голову разгневанному какой-либо ерундой командиру, страшно даже представить…

Вот и стой теперь по струнке, шесть часов кряду, охраняя уют зажравшихся законнорожденных от собратьев более низкого ранга. Кои смотрят на тебя как на предателя родины. Можно подумать сами бы отказались от роли стража при такой-то регулярной кормежке…

Караул Нижних ворот, так называли один из двух узких проходов между Кварталом черни и Пещерой ремёсел, состоял из двенадцати гномов, включая вечно недовольного капитана и слугу-поварёнка, готовившего, кстати, весьма сносные блюда. Не самая почётная, но и не самая запарная служба. К тому же дающая неплохие возможности для дополнительного заработка. Пусть долбанный командир периодически и отбирал все «пошлины», взысканные ими за день, нет-нет, да часть денежки оседала в заначке у караульных. Будет на что порезаться в кости с мужиками на досуге. И передать родным через Гмару, пусть те и делают вид, что знать о его существовании больше не знают. Взрослые же гномы, должны понимать, что служба Королю многократно лучше любой другой возможности, что светила бы Шегеру, останься тот в Квартале.

Да уж, вроде и взрослые, а обижаются словно неразумные дети…

— О чём задумался, рядовой Шегер? — «Ну вот, началось…» — приуныл страж, хмуро глядя на вставшего перед ним «любимого» командира. — Ты в курсе, что мы тут караул вообще-то несём, по сторонам, знаешь ли, бывает поглядываем? Время неспокойное, авось что случится, пока Шегер потягивается и сладко зевает! Кто будет виноват? Правильно, я. Как думаешь, что я с тобой после этого сделаю?… — командир наклонил голову вбок, участливо глядя на подчинённого, будто тот был слегка недоразвитым.

— Товарищ капитан! — принялся оправдываться гном. — За последние пару часов никто в Пещеру не входил и в близости ворот не появлялся!

— Ух ты, спасибо, что рассказал, а то я, слепня этакая, и не заметил! — начальник караула изобразил удивление. — Ай-яй-яй, Шегер, извини! Ты у нас, оказывается, крайне наблюдательный малый! Мне, видно, просто показалось, что ты немножечко замечтался. Парни, всё в порядке, Шегер держит ситуацию под контролем!

Послышались неуверенные смешки. Командир обожал выставлять подчиненных на всеобщее посмешище, демонстрируя тем свою власть и «блестящее остроумие». Начав с сарказма и мелких издёвок, шутник, смакуя удовольствие от унижения нижестоящего, не останавливался до тех пор, пока объекта его глумления не начинало трясти. Неважно, от стыда ли, сдерживаемых слёз, либо ярости. После чего невероятно довольный собою начальник отсылал несчастного прочь. С позорным поручением, которое тот готов был с радостью выполнить, лишь бы прекратить изощрённую публичную пытку.

Раззявив было пасть для очередной язвительной подколки, капитан осёкся, увидев внезапно расширившиеся в неподдельном ужасе глаза Шегера. Медленно обернувшись на сто восемьдесят градусов, начальник немногочисленного караула так с приоткрытым ртом и застыл.