Глава 5.

ЭЛОДИ

— МЫ ДОЛЖНЫ БЫЛИ встретиться еще вчера, мисс Стиллуотер, но я подумала, что дать студенту день или два на обустройство может оказаться полезным. Я знала, что Карина сделает все возможное, чтобы показать тебе окрестности. Она хорошая девочка. Хороший друг, если ты ищешь друзей. Прошу прощения за то, что поселила тебя на четвертом этаже, но четыреста шестнадцатый был нашим единственным свободным номером. Надеюсь, тебе там достаточно удобно. Пожалуйста, передай наши извинения своему отцу. Полковник Стиллуотер ясно дал понять, что хочет разместить тебя на втором этаже, но сейчас мы ничего не можем сделать. Может быть, в следующем семестре…

— Право же, директор Харкорт, это не проблема. Я не против того, чтобы жить на четвертом этаже.

Да, это заноза в заднице, когда приходится подниматься по этой чертовой лестнице, кроме того, находиться в непосредственной близости от Дамианы, да ещё и обжигающий холод в моей комнате, но для меня не имеет большого значения, где я сплю в этом богом забытом месте. Мне все равно.

Директор Харкорт кивает, ерзая на стуле. Ее кабинет внушителен, такой же старый и продуваемый сквозняками, как и остальная часть Вульф-Холла, но он светлый и просторный и кажется менее гнетущим, чем остальная часть академии. Самой женщине далеко за сорок, в ее длинных темных волосах, зачесанных назад в бескомпромиссный шиньон, пробивается стальная седина. Ее глаза немного отстраненные, рассеяны, когда её взгляд порхает по комнате, останавливаясь на всех ее научных документах, табличках на стенах и увядающей лилии в горшке на ее столе, но ни разу не останавливается на мне.

— Я имела удовольствие однажды встретиться с твоим отцом. Довольно пугающий мужчина, — говорит она с придыханием.

Пугающий? Она действительно не знает и половины всего этого. Я играю с яблоком, которое держу в руках, дергая за его стебель. Древесный стебель длиной в дюйм обрывается в моих пальцах, и я позволяю ему упасть на пол.

— Да. Его очень уважают.

Я могла бы сказать гораздо больше. Могла бы рассказать о ночах, которые я провела напуганной, скрючившись под простынями, гадая, не собирается ли он ворваться в мою спальню в любой момент. Тогда она поймет, как мало значит для меня расположение моей спальни здесь, в Вульф-Холле, пока я нахожусь так далеко от него, насколько это физически возможно.

— Теперь, — неловко говорит директор, открывая верхний ящик своего стола. Она достает листок бумаги, кладет его перед собой и протягивает мне. — Мне очень неприятно проходить через это вместе с тобой, но боюсь, что такова политика академии. Здесь, в Вульф-Холле, есть много вещей, которые мы не терпим. Как ты увидишь из этого соглашения между студентами и преподавателями, употребление или хранение наркотиков строго запрещено. Мы также не допускаем никаких... кутежей. Гм. Контакты сексуального характера также запрещены. Ни на одном из наших женских или мужских этажей нет представителей противоположного пола. Никаких неуместных прикосновений, или... или... ну, ты можешь прочитать сама, не так ли? Ты можешь покидать академию в выходные дни, но двери запираются ровно в девять часов. В течение недели ты должна оставаться здесь, на территории школы. С понедельника по пятницу уход из Вульф-Холла по любой причине без предварительного письменного разрешения от меня или другого члена преподавательского состава строго наказывается. Есть и другие пункты в списке, которые ты можешь просмотреть на досуге. Но я так понимаю, что для тебя это не будет проблемой?

— Нет, конечно же, нет.

Боже. И с кем же, по ее мнению, я буду здесь зажигать? Моя нога никогда раньше не ступала в Нью-Гэмпшир. По моему мнению, это место с таким же успехом может быть седьмым кругом ада, и для меня из него нет выхода.

— Хорошо. А теперь, если не возражаешь, мне нужно закончить кое-какие бумаги. Думаю, тебе нужно отправляться на урок французского языка. Уверена, что тебе понравится, учитывая, что это твой родной язык.

— Вообще-то фран...

— Хорошо, хорошо. А теперь ступай. Если тебе что-нибудь понадобится, пожалуйста, дай знать кому-нибудь из администрации, и я уверена, они будут рады тебе помочь. Всего хорошего, Элоди.

Меня выпроваживают из кабинета директора Харкорта так быстро, что я почти забываю забрать свою сумку, прежде чем дверь громко захлопывается за мной.

Делаю глубокий, успокаивающий вдох, перекидывая кожаный ремень сумки через голову. Понятия не имею, где находится мой французский класс и в каком направлении мне нужно идти, и так как Карина выбросила мою карту, я нахожусь в некотором замешательстве. Карине нужно было идти в свой класс, и без моего гида…

Я вижу темный силуэт, парящий у входа в коридор, ведущий к кабинету директора, и по моей спине пробегает холодный пот.

Дерьмо.

Мой научный ум говорит мне, что в этом старом, запутанном, беспорядочном здании нет привидений, но темная фигура выглядит отчетливо призрачной, когда она движется по направлению ко мне.

Я могу ошибаться, но держу пари, что ни одна из тех тренировок, которые мой отец вколачивал в меня, не будет полезна против нематериальных форм. Успокаивая бешено бьющееся сердце, я делаю шаг вперед, проглатывая комок в горле, и... Рэн Джейкоби входит в круг мерцающего, тусклого желтого света, отбрасываемого канделябром на стене.

Не знаю, должна ли я чувствовать облегчение или испугаться в два раза больше.

Его черная одежда так резко контрастирует с бледной кожей, что он выглядит как негатив ожившей фотографии. Вчера после занятий английским я его больше не видела, поэтому обманулась, думая, что и сегодня не увижу. Очевидно, очень глупая, наивная мысль, потому как вот он, больше, чем жизнь, и гораздо более опасный, чем любое привидение. Коридор широкий, но недостаточно просторный, чтобы я могла обойти Рэна, не признавая его существования. Я опускаю голову, утыкаясь подбородком в грудь, стремясь как можно быстрее пройти мимо него…

— Стиллуотер. — Моя фамилия эхом отдается в коридоре, звеня у меня в ушах. Его голос звучит холодно и жестко. — Меня послали сопроводить тебя на занятия. Пошли со мной.

О. Это просто... чертовски замечательно.

Похоже, он взбешен тем, что ему поручили это задание. Я придвигаюсь ближе, изо всех сил замедляя шаг, пытаясь оттянуть момент, когда доберусь до него, и мы столкнемся лицом к лицу в замкнутом пространстве, не в силах избежать взгляда друг друга. Все это происходит слишком быстро.

Боже, у него такие невероятные зеленые глаза. Я никогда раньше не видела глаз такого цвета. Рэн не моргает, глядя на меня сверху вниз, его верхняя губа дергается, как будто хочет скривиться от отвращения. Он проводит рукой через густые, волнистые волосы, сильно выдыхает через нос, раздувая ноздри.

— Постарайся запомнить дорогу, — отрывисто говорит Рэн. — Я не буду делать это во второй раз.

Я даже не хочу, чтобы он сделал это в первый.

Он крутится, поворачивается ко мне спиной, а затем стремительно шагает, направляясь к восточному крылу академии. На каждый его длинный шаг мне приходится делать по три, чтобы не отстать от него. Рэн стремительно идет впереди меня, сжимая и разжимая свои массивные руки в кулаки, напряжение исходит от него волнами.

С тяжелыми, массивными дубовыми дверями, плотно закрывающими все классы, скрывающими учеников внутри, густая тишина заполняет коридор. Проклиная себя за то, что была такой чертовски глупой, я отрываю свой взгляд от его задницы, говоря себе, что я не смотрю на то, как его джинсы висят слишком низко, открывая черный пояс его нижнего белья. Нет, ни единой возможности, что я оцениваю его.

Я вся горю и переполнена необъяснимым стыдом. Если бы я изучила этот стыд поподробнее, то обнаружила бы, что для него есть причина, и эта причина имеет огромное отношение к тому, как выглядел рот Рэна вчера, когда он произнес слово «трахаться» в классе дока Фитцпатрика.

Странная дрожь пробегает по моей спине, и я встряхиваю головой, чтобы прогнать это воспоминание. Но быстро создаю новые воспоминания. Щетина на затылке, короткая и черная, там, где его волосы были подстрижены близко к коже, порочно завораживает. Я смотрю на основание его черепа, как будто могу пронзить кожу и кости и заглянуть прямо в его разум, и все это время мои руки становятся все более и более липкими. Я чуть не выпрыгиваю из своей кожи, когда он наклоняет голову вниз и влево, едва показывая свои черты в профиль в течение короткой секунды, когда говорит:

— Значит, ты связалась с Кариной.

— Связалась?

Уголок его рта дергается. Ни улыбка. Что-то еще.

— Ты выбрала ее в друзья, — уточняет он.

— Да, наверное, так и есть.

— Интересный выбор.

Это своего рода наводящий комментарий, который приглашает кого-то задать вопросы: что ты имеешь в виду? Неужели Карина социопатка или что-то в этом роде? Стоит ли мне держаться от нее подальше? К несчастью для Рэна, я потратила ужасно много времени узнавая людей, а также раскрывая их намерения, и он ошибается, если думает, что я так легко дам ему то, что он хочет. Он хочет что-то сказать мне о моей новой подруге Карине? Тогда ему придется самому предложить эту информацию.

Я ничего не спрашиваю.

Рэн Джейкоби ничего не говорит.

Мы идем по коридору, Рэн идет впереди меня, его высокая фигура крепкая, плечи расправлены так же самоуверенно, как у всех детей, рожденных в деньгах. Он поворачивает налево, потом еще раз налево, потом направо, и не успеваю я опомниться, как уже осматриваюсь и понятия не имею, где нахожусь.

Как же сложно запомнить дорогу…

Рэн резко останавливается, оборачивается, и я чуть не врезаюсь ему прямо в грудь. Я пытаюсь затормозить так быстро, как только возможно, и останавливаюсь как раз вовремя, всего в восьми дюймах от него. Так близко, что мне приходится запрокинуть голову назад, указывая подбородком в потолок, чтобы посмотреть на него снизу вверх.