Кажется, что улыбка на лице этого куска дерьма стала еще шире. Боже, какого хрена я делаю? Это будет абсолютная катастрофа. Я уже чувствую это своими костями.
— Хватит лыбиться. Я отсюда слышу, как смех рикошетит внутри твоего толстого черепа, — ворчу я, поворачиваясь обратно к своему столу.
Я больше не смогу писать. Знаю, что не смогу. Я чувствую облегчение от того, что право собственности на Элоди Стиллуотер было урегулировано, но теперь у меня во рту появился неприятный привкус, от которого я не могу избавиться.
Я сделал копию ее файла со всеми ее личными контактными данными через неделю после того, как украл фотографию. Я подумывал позвонить ей еще до того, как она приедет, просто чтобы услышать ее голос и перестать сводить себя с ума от мысли, как будет звучать её голос. Однако мне удалось заставить себя проявить сдержанность. Но я не мог удержаться от переписки после нашего урока английского. Мне хотелось вывести ее из себя. Наблюдать за ее реакцией издалека. Как ни досадно, она почти не отреагировала. Сначала она была в замешательстве, потому что не узнала номера, но потом ее лицо стало пустым.
Никакого страха. Никакого гнева. Никакого раздражения. Единственная эмоция, которую я увидел на ее лице, со своего места, где я прислонился к стене в пятнадцати футах от неё, была короткая вспышка веселья, и в следующий момент она засунула телефон обратно в карман и побежала вверх по ступенькам к биологическим лабораториям, не оглядываясь.
— А почему ты так зациклился на этой девушке? — спрашивает Пакс, издавая адский шум, когда он целеустремленно запускает крышкой от банки с Pringles через всю комнату, засовывает руку внутрь, вытаскивает пачку чипсов и запихивает их в рот.
Я выстукиваю одно предложение, сосредоточившись на экране ноутбука.
— Она — ничто, пустое место. Она не имеет никакого значения.
— Чушь собачья, Джейкоби. Ты не проявлял ни малейшего интереса к девушке со времен Мары и сам это знаешь.
БАХ!
Кажется, я только что разбил экран своего ноутбука.
Я не должен был так сильно захлопывать крышку, но опять же, Пакс не должен был так просто произносить это имя в пределах моей слышимости. Он знает, что не должен. Закрыв глаза, я делаю дрожащий, неровный вдох, пытаясь выровнять ярость, бурлящую в моей крови.
— Я рад, что мы договорились по поводу «Контессы», — цежу я сквозь зубы. — Ты должен убраться на хрен из моей комнаты, чувак. Я серьезно. Я должен сделать это задание. Мне нужно прочистить мозги, а я не могу этого сделать, когда ты поднимаешь эту хрень.
Я жду, что Пакс начнет спорить. Споры — его вторая натура. Он вырос в доме, полном адвокатов. К лучшему это или к худшему, но он предпочитает держать язык за зубами.
— Ну ладно, старик. Никакой драмы. Я иду в «Косгроув», возьму пива. Тебе что-то нужно?
Я сжимаю челюсть так сильно, что кажется, она трескается. Я заставляю себя открыть рот, чтобы заговорить.
— Только не пиво. Джек, — говорю я ему.
— Вот так-так. В школьный вечер все идет по-крупному. Мой любимый вид Джейкоби.
Он уходит, напевая себе под нос какую-то веселую песенку, а я сижу очень тихо, и в моей голове вспыхивает образ Элоди Стиллуотер.
Почему я так на ней зациклился?
Потому что она невинна, а я нет.
Потому что она благоразумна, а я нет.
Потому что она непорочна, а я нет.
И, самое главное, потому что она будет так прекрасна, когда я заставлю ее плакать.