Розовые Волосы и я оба закатываем глаза. Я обнаруживаю, что она мне немного нравится.

— Я возьму маленькую пиццу с пепперони и дополнительным сыром, — говорю я, и мой желудок соответствующим образом урчит. — Сильно не зажаривайте.

Я снова задаюсь вопросом, почему Миа вспомнила моих друзей из другой жизни. Меня беспокоят все эти вопросы. Они сбивают меня с толку. Она уже спрашивала меня сегодня о моем бывшем боссе Джоне, коллеге Кэролайн, а теперь Ричарде и Тони. Что-то не так.

— К чему все эти вопросы сегодня, дорогая? — Лучше сразу выяснить к чему весь этот интерес. А потом я займусь этой нелепой идеей Мии о том, что она выйдет работу и будет работать на Джона. Из всех людей выбрать именно его, уму непостижимо.

— О, я и не думала, что спрашиваю так много, на самом деле, — говорит Миа с улыбкой. Но только улыбка не выглядит счастливой, скорее обеспокоенной, встревоженной. Это из-за того, что моему животу не хватает места в этой кабинке, или это что-то большее, что-то более глубокое, чем мой висцеральный жир? Я не уверен, но знаю, что снова настороже. Миа промокает глаза тонкой бумажной салфеткой. — Прости. Просто кажется, что мы давно не разговаривали.

Так ли это? Я думаю, мы часто разговариваем. С мальчиками это конечно тяжело, но все же мы разговариваем. Правда, утром я стараюсь поскорее выйти за дверь. А потом, когда возвращаюсь домой к ужину, за столом мы больше говорим о детях. В постели мы оба читаем или смотрим телевизор. Может быть, она и права. Мы обмениваемся поверхностными любезностями, но в этом нет ничего плохого. Я чувствую, что она наблюдает за мной.

— Дорогая, мы разговариваем больше, чем многие пары, — убеждаю я. Но мне интересно, правда ли это. Я знаю, что в последнее время стараюсь очень мало разговаривать, быть полезным в хозяйстве, физически с мальчиками, но сохранять дистанцию эмоционально. Для меня это нетрудно. Я бы никогда ни с кем не поделился тем, что у меня на уме, особенно с Мией. Мне не нравится размышлять о том, как много я общаюсь или не общаюсь с кем-либо. Чем меньше о вас говорят, тем лучше. Чем меньше о вас говорят в городе, тем меньше вещей, которыми могут поделиться сплетники. Однако неизбежно, что люди будут говорить обо мне и моей семье. Нам можно позавидовать: успешному бизнесмену, его прекрасной молодой жене и двум их сыновьям-херувимам, живущим на лучшей улице в лучшем пригороде. На самом деле это позор, когда твоя жизнь становится предметом зависти и возбуждает разные сплетни.

Миа выглядит так, словно собирается возразить, когда появляется Подростковый Кошмар и бросает салат Мии перед ней, а мою пиццу ставит передо мной. Пахнет божественно. Пицца с пепперони — это аромат счастья и свободы. Это то, что вы едите, когда вам весело, когда вы не беспокоитесь о весе, деньгах или о чем-то большем, чем то, что показывают по телевизору сегодня вечером. Пицца — это блаженство в книге моей жизни.

Я откусываю большой кусок блаженства. Чувствую, как жир стекает по моему подбородку. Эта пицца такая вкусная, что у меня возникает искушение продолжать есть вместо того, чтобы воспользоваться салфеткой. Шеф-повар «Слоупи» получил международную награду и отправился в Италию, чтобы посоревноваться с этой пиццей. Я смакую кусочек во рту, но все же вытираю лицо.

Миа продолжает с того места, на котором мы остановились.

— Откуда ты знаешь, что мы разговариваем больше, чем другие пары? С какими твоими друзьями ты мог бы сравнить? — спрашивает она. У нее на вилке наколота черная оливка, она висит в воздухе, как миниатюрный молоток. Миа кладет оливку в рот и медленно жует. Она намекает, что у меня совсем нет друзей. Это тема, которую она по какой-то причине обсуждает весь день. Она знает, что у меня нет времени на друзей. Я сосредоточен на семье. Это моя роль прямо сейчас. Я устал от всей этой дискуссии. Пришло время сменить тему.

— На самом деле, я бы сказал, что все наоборот — другие пары сравнивают себя с нами и видят свои недостатки. Мы благословлены. Красивые, здоровые дети, лучший дом на улице. — Я откладываю свой кусочек райской пепперони и наблюдаю, как она с отвращением смотрит на него. Вместе мы смотрим, как жирный сыр сочится на мою тарелку. — В любом случае, я начинаю думать, что это глупый разговор. Мы находимся в нашем любимом месте отдыха в мире. Пришло время расслабиться и повеселиться. На самом деле, есть только один вопрос, который я хотел бы обсудить до того, как мы официально начнем наш отпуск. Я хотел бы поговорить об этой так называемой работе, которую, как ты думаешь, ты начнешь в понедельник. Разве не это ты хотела обсудить, дорогая? — Я улыбаюсь, наклонив голову с сочувствием и пониманием, как будто вы обнаруживаете, что ваш ребенок случайно намочил штаны. Они смущены тем, что это вообще произошло, поэтому вы относитесь к ним с состраданием, а не со злостью. Это то, что я до сих пор учусь делать. Это нелегко — притворяться заботливым.

Лицо Мии превращается в бурю, голубые глаза сузились, подбородок в гневе направлен на меня.

— Да, Пол, именно это я и сказала. Я начинаю работу в понедельник. Я внештатный сотрудник, и в восторге от этой новой возможности. Ты должен сказать: «Поздравляю».

Не зная, как отреагировать на ее слова, запихиваю оставшийся кусок пиццы в рот, сырные нити прилипают к моему подбородку, прежде чем я вытираю их. Медленно жую. Моя жена не работает. Это не про нашу семью. Несмотря ни на что. Она остается дома и заботится о доме и о детях. Оптимально, если она научится готовить, так, по крайней мере, она накроет хороший стол. Это то, о чем мы говорили, о чем мы договорились, уже на нашем самом первом свидании.

Как сильно отличается ее лицо, смотрящее на меня через стол, от того каким оно было тем вечером с крем-брюле более десяти лет назад. В тот волшебный вечер мы прибыли в ресторан «Даймонд» почти в одно и то же время, и, придерживая дверь открытой для Мии, я боролся с желанием наклониться вперед и поцеловать ее. Ощущая свежий цветочный аромат ее волос, я отметил, как черное платье облегало ее тело, и видел, как ее голубые глаза заблестели в тусклом свете ресторана, когда она оглянулась через плечо, заправила волосы за ухо и улыбнулась мне в ответ.

Мы провели за ужином почти три часа, разговаривая и смеясь, узнавая друг друга лучше. Выражение ее лица было любящим и теплым, никакого вызова. Она поделилась своими мечтами, и я последовал ее примеру. Поэтому, конечно, она обнаружила, что мы оба хотели детей и как мы оба тосковали по традиционной американской семье. Она не совсем четко сформулировала ту часть мечты о работающем отце и сидящей дома маме. Но и то, что она уже сказала было прекрасно, для остального потребовалось бы время и мягкое убеждение.

Я знал, что влюбился в работающую женщину, но на самом деле она не нуждалась в работе, особенно когда я буду обеспечивать ее. Не с тем трастовым фондом, которым она владела. Хотя это было так мило. Многие из богатых ленивы. Они даже не пытаются доказать свою ценность. Но не Миа. Она была трудолюбивой, умелым копирайтером. Была. Эта работа ценна для нее, только для нее, в только в тот момент времени. Она свела нас вместе, потому что иначе наши два мира никогда бы не столкнулись.

— Итак, твоя цель — дети и белый штакетник? — спросил я при мерцающем свете свечей. Мое сердце билось от волнения. Она была моей идеальной женщиной.

— Да, конечно. Вся эта пригородная мечта, — она улыбнулась. — Я имею в виду, после того, как немного поработаю. Я люблю свою работу. Я никуда не тороплюсь. И, к счастью, я молода.

Да, она молода, но я был умен. Работа казалась веселой только в том случае, если вам поручали хорошие проекты, если вас хвалили, учили. Я мог бы остановить весь ее порыв в «Томпсон Пейн» несколькими удачными словами в адрес партнеров. И как только она забеременеет, ей не понадобится офис, чтобы чувствовать себя важной персоной. Она бы заполучила меня. И ребенка.

— Нет более важной работы, чем быть мамой, — сказал я, наклоняясь вперед и борясь с желанием взять ее за руку. Еще слишком рано. Существовали определенные шаги, которые нужно предпринять, когда завоевываешь объект своего желания. Сейчас время слушать, продолжить изучение ее семьи, ее прошлого. Но у меня было еще несколько открытий, например, то, что она написала в своем школьном ежегоднике как «самое большое желание».

— Есть еще одна мечта, верно? В этой хорошенькой маленькой головке, должно быть, крутится роман-бестселлер. Ты можешь писать, пока ухаживаешь за ребенком.

Ее глаза блеснули в свете свечей.

— Ты все продумал. Как ты узнал, что я хочу написать роман?

Действительно, как.

— Я обнаружил, что большинство копирайтеров — разочарованные романисты.

Мы, казалось, договорились обо всем. Я не пересматриваю историю. Я нет. Она мечтала о муже. Сделано. Путешествиях по миру. (Я сказал ей, что мы это сделаем, но мы этого не сделаем.) Она мечтала о доме в пригороде и детях. Сделано. Она мечтала стать работающей мамой. (Ни за что.) Она мечтала найти более взрослого, более искушенного мужчину, который мог бы обеспечить и научить ее смыслу любви. Сделано.

На самом деле все было довольно просто. Мне даже не нужно было так сильно ее очаровывать. И когда я проводил ее до очереди камердинеров у «Даймонда» той ночью, я обнял ее за талию, посылая электрический разряд. Она слегка прислонилась ко мне, пока мы ждали ее машину.

— Увидимся завтра. Спасибо за чудесный вечер, — сказала Миа, садясь за руль своей машины, «Фольксваген Раббит», в то время как я дал чаевые парковщику. Я придержал дверцу ее машины и наклонился вперед, надеясь на поцелуй. Моя голова буквально кружилась от желания и бутылки вина, которую мы разделили.

— Я прекрасно провел время, спасибо, что пришла, — проговорил я. Миа кивнула, а затем подняла лицо ко мне, когда я наклонился и нежно коснулся губами ее губ. Через мгновение я отстранилась. Я убедился, что мы оба хотели большего, нуждались в большем.