Глава 5.

Обед, как и ужин, прошел в полном молчании. Кэйтлин помогла Дэрин с уборкой посуды, а Милли в это время залезла на колени к отцу и начала расспрашивать его о том, чем он занимался и рассказывать о том, что делала она. Вымыв посуду, девушка вернулась в комнату и услышала обрывок фразы девочки:

–… а Дэрин сказала, что мне нельзя идти с Кэйтлин, хотя я тоже хотела помочить ножки в океане.

Бартон перевел взгляд на вошедшую жену:

– Ты ходила к океану?

– Да.

– Зачем?

– Прогуляться.

– Папа, можно в следующий раз я пойду с Кэйтлин? – спросила Милли.

Мужчина не ответил дочери, он не отрывал пристального взгляда от девушки, и ей показалось, что она сделала что-то не то.

– Папа, можно?

– Хочешь помочить ножки? Я пойду с тобой, – сказала Дэрин с порога кухни. – Идем?

– Да! – обрадовалась девочка и, соскочив с колен отца, побежала к выходу.

Дэрин вышла за ней и прикрыла за собой дверь. Кэйтлин осталась наедине  с мужчиной, который, казалось, был недоволен ею. Она осмелилась спросить:

– Я сделала что-то не то? Мне нельзя было гулять?

– Ты не сказала, что хочешь пойти к океану.

– Я должна во всем отчитываться теперь?

– Да. Пока я не стану тебе доверять.

Мужчина поднялся со скамьи:

– Ты будешь говорить, куда хочешь пойти и когда, чтобы я всегда знал, где ты находишься. Это понятно?

– Да… господин, – не сдержалась девушка от колкости.

– И не будешь дерзить, я не терплю этого.

Кэйтлин напряженно кивнула, сдерживая свой нарастающий гнев. Может, она и провинилась перед стаей, но не должна быть рабой этому человеку. Но похоже он думал иначе, потому что не перестал командовать:

– Иди за мной, – сказал Бартон и пошел к лестнице, что вела на второй этаж.

 Девушка не послушалась и решилась на очередную дерзость:

– Ты говорил о лжи, уважении и принадлежности. Но ничего о рабском подчинении. Или я знаю еще не все правила этого дома?

Мужчина обернулся и посмотрел на смутьянку:

– Я твой муж, и ты будешь уважать мои решения, потому что принадлежишь мне. В этом нет никакого рабского подчинения. Только уважение.

– Зависит от того, кто смотрит. Я вижу в этом требовании только подчинение. Ведь так же, как я должна заслужить твое доверие, ты должен заслужить моё уважение. Разве так не справедливо?

– Справедливо. Но так не будет. Ты уже пыталась бежать и обманула всех. Так что в твоем случае все иначе. Тебе очень трудно будет заслужить мое доверие. А что касается уважения, я твой муж, и этого тебе должно быть достаточно. А сейчас идем, - сказал мужчина и продолжил свой подъем на второй этаж.

В Кэйтлин начал подниматься гнев, пружиной раскручиваясь внутри, но она вовремя вспомнила о том, что должна сдерживать его и попыталась успокоиться. Годы тренировок не прошли впустую, и девушка взяла себя в руки. Она медленно пошла за мужем и поднялась в их спальню.

Бартон уже сидел на сундуке без рубашки и снимал сапоги. Кэйтлин застыла в двери, понимая, зачем он позвал её наверх. Мужчина сказал, не глядя на неё:

– Закрой дверь и иди сюда.

Кэйтлин оторвала свинцовые ноги от пола и, закрыв дверь, подошла к мужу. Бартон взял её за руку и придвинул ближе, поставив напротив себя. Девушка напряглась в ожидании продолжения. Мужчина не спешил, он медленно осмотрел её лицо, затем перевел взгляд на руку, что держал в своих пальцах и медленно провел ими вверх, задирая рукав платья. От его невинной ласки, неприятные мурашки побежали по телу Кэйтлин, но она, вспомнив вчерашнюю ночь, попыталась успокоиться.

Но вдруг все изменилось, мужчина сильнее сжал руку жены и напряженно спросил:

– Что это?

Кэйтлин мгновенно поняла, о чем он говорит, и быстро глянула на свое запястье в руках мужа, на котором уже начали проступать синяки от захвата Джеда.

– Я задал вопрос, – с тихой угрозой предупредил Бартон.

На языке Кэйтлин уже вертелась ложь, но в последний момент она решила сказать правду, убив сразу двух зайцев: проверить его честность –  ведь он сказал, что не будет наказывать за правду, и начать завоевывать его доверие, которое, как он обещал, будет трудно завоевать: 

– Возле океана я встретила знакомого, он не рассчитал свою силу.

– Он причинил тебе боль? – с тихой угрозой спросил мужчина.

– Он не хотел, просто волновался за меня.

– Кто он? Его имя?

– Мы дружим с детства, он мне как брат.

– Имя!

– Джерард, сын Грегори. Он не хотел ничего плохого, он еще мальчишка и просто не рассчитал свою силу.

Бартон посмотрел на жену, стараясь усмирить ярость, которая в нем поселилась, когда он увидел синяки на её руке. Кто-то посмел тронуть его женщину, причинить боль. Она была его, и только он имел право прикасаться к ней.

– Вы договорись там о встрече?

– Нет, - удивилась Кэйтлин, - Конечно, нет.

-– Значит, он следил за домом, ждал, пока ты выйдешь. Что он значит для тебя? – спросил мужчина и сильнее сжал запястье жены, добавляя новые синяки к уже существующим.

– Я же сказала, он мне как брат.

Бартон внимательно вглядывался в её лицо, пытаясь найти в нем намек на ложь. Но как ни старался, не отыскал:

– А что ты значишь для него?

Девушка опустила глаза:

– Он думает, что влюблен.

– Думает?

– Мы росли вместе, ему просто так кажется.

– Кажется, значит?

Кэйтлин вскинула глаза, в которых плескалось негодование:

– Откуда я знаю, что там творится в чужой голове?! Иногда и в своей разобраться трудно!

– Если ему «кажется», что он влюблен, почему вчера он не вышел вперед заявить на тебя права?

– Чтобы ты убил его? – спросила девушка в запале.

– Значит, он трус?

– Нет! – теперь Кэйтлин защищала другого мужчину. –  Ему еще нет девятнадцати.

Бартон решил выяснить все до конца:

– Ты из-за него решилась на побег?

– Нет.

– Тогда почему?

Девушка молчала.

– Я задал вопрос.

– Я не стану на него отвечать. Ты не терпишь лжи, а правду я говорить не буду, хоть руки выкручивай.

– Твоим рукам и так сегодня досталось, – тихо сказал мужчина и посмотрел на запястья жены. – Еще и я добавил. Я не контролировал себя.

– Ты ведь не сделаешь ничего Джеду? Он просто беспокоился, – спросила она, зная, какие самцы собственники.

– Я поговорю с ним и только. Пусть не распускает свои руки, а то я их вырву.

Ой, как по-мужски, подумала Кэйтлин, но тут же решила, что из уст её мужа это звучит не как простое бахвальство, он и правда мог сделать это, причем с легкостью. От этой мысли стало как-то не по себе, и девушка перевела взгляд на его сильные руки, которые в данный момент с нежностью держали её запястье.

– Ты хрупкая, – тихо сказал он. – Я не должен об этом забывать.

Кэйтлин была совсем не хрупкой, но не стала в этом признаваться. Ему совсем не нужно знать о её секретах.

 – А ты не должна забывать, кому принадлежишь теперь, – добавил Бартон. – Ты моя жена, и ни один мужчина больше не смеет тебя касаться, кто бы он ни был. Запомни это.

Кэйтлин кивнула. Она не стала озвучивать свои мысли, в которых все протестовало против его «принадлежишь». Но они были оборотнями, и это было в порядке вещей: самка, обретая мужа, становилась его собственностью. Но ведь для определения этого есть и другие слова.

Бартон притянул жену ближе и медленно начал расшнуровывать завязки у горла платья. Кэйтлин нервно сглотнула и сжала кулаки, она была его женой и должна была подчиниться, даже если не хотела. Это не укрылось от мужчины:

– Ты нервничаешь? – спросил он, подняв глаза на неё, его руки продолжали снимать с неё платье. – Почему? Ведь теперь ты больше не должна бояться нашей близости.

– Я не боюсь, – тихо ответила Кэйтлин и повела плечами, позволяя мужу стянуть с них платье.

– Тогда в чем дело?

– Тебе не понять.

Бартон раздраженно заметил:

– Типично по-женски. Лучшая фраза, чтоб уйти от разговора. Наверное, всех женщин их матери в детстве учат всяким хитрым фразам и действиям.

Кэйтлин стало обидно из-за его слов, и она ответила:

– Моя мама учила меня только хорошему.

Бартон серьезно посмотрел на неё, уловив в словах горечь:

– Не сомневаюсь. Но она рано умерла.

Кэйтлин опустила глаза, он завел опасный разговор. Она не хотела даже думать об этом, поэтому быстро поменяла тему:

– Тебе не понять, потому что это не ты молодая женщина, которая вчера попала в дом к незнакомому мужчине, который теперь стал её мужем и может требовать чего угодно и когда угодно.

Бартон уже развязывал шнуровку на сорочке, оголяя её грудь:

– Ты права, не понять.

Он стянул сорочку с плеч, и она бы упала к ногам девушки, если бы Кэйтлин не скрестила руки на груди, прикрывая обнаженное тело. Она закрыла глаза, происходящее ощущалось слишком остро в дневном свете:

– Ты не можешь дождаться ночи?

– Ты стыдишься своей наготы?

Она промолчала.

– Почему? – спросил мужчина, нежно проводя костяшками пальцев по ключице девушки. – Ты же оборотень. Когда мы принимаем волчье обличье, всегда остаемся нагими. И после тоже.

Кэйтлин продолжала молчать, а Бартон нежно, но настойчиво потянул её руки вниз, и рубашка соскользнула с женского тела на пол. Она осталась обнаженной, и только закрытые глаза спасали её от полного смущения.

– Ты очень красива, – сказал мужчина и притронулся к её животу, вырисовывая на нем круги. – У тебя мягкая, светлая кожа и гибкий стан, – он скользнул руками на девичьи бедра и слегка сжал. – Мне нравится, но если ты чуть наберешь вес, мне понравится еще больше, – его руки переместились на ягодицы, притягивая Кэйтлин еще ближе к себе. – Ты стыдишься, потому что мало меня знаешь, но ты привыкнешь ко мне, и все будет как должно, – мужчина поцеловал девушку в живот, от чего она вздрогнула.

 В её теле начал разгораться страстный пожар, который соперничал с девичьей стыдливостью. Кэйтлин сжала руки в кулаки, стараясь его потушить, но муж разжал их своими пальцами:

– Все будет хорошо. Я стану заботится о тебе и оберегать,  – Бартон потянул её к себе на колени. – Ты ни в чем не будешь нуждаться, – сказал он, и через секунду Кэйтлин уже лежала на кровати, а он нависал над ней. – Ты моя жена и вскоре привыкнешь ко мне. Так? Открой глаза и скажи мне это.