Глава 2

ХЕЙЗЕЛ

Прощания, какими бы восторженными они не были, никогда не были легкими. Было сложно не привязаться и не чувствовать себя так, как будто ты терял маленькую частичку себя самого. Хотя, с годами я привыкла говорить «прощай». В моей работе это говорило о том, что я сделала свою работу и сделала ее хорошо. А это было самым главным.

— Знаешь, я обычно настаиваю на том, чтобы мужчина купил мне обед, прежде чем он поцелует меня, но ты слишком милый, чтобы противостоять тебе, — сказала я, почесывая Канноли за ухом, пока он облизывал мои щеки, его морда утыкалась в мою ладонь, в его зад без хвоста шевелился из стороны в сторону, выражая чистый восторг.

Порода корги была общительной, дружелюбной, упорной, но когда Канноли появился в приюте пять месяцев назад, я быстро поняла, почему три другие организации списали его со счетов, считая совершенно безнадежным. Он отказывался покинуть свою конуру, забившись в угол и свернувшись клубком, и когда я наконец ухитрилась вытащить его, то он бросился на меня. В нем не было ничего — только кожа и кости, его шерсть, которая должна была иметь мягкий и плотный подшерсток и плотную верхнюю часть, практически полностью отсутствовала. Даже после того, как Канноли привык ко мне, самые простые задачи, как купание и прием пищи, причиняли постоянное беспокойство, от чего его маленькие ножки сотрясались от дрожи — годы, проведенные на улице, когда он защищал себя, потому как люди наносили немалый урон.

Теперь Канолли был пышнее, чем печенье, в честь которого был назван, и в два раза милее. Вся правда состояла в том, что большинство приютов не было оборудовано для тех случаев, когда животных оставляли без присмотра, получали жестокое обращение или им требовалась серьезная реабилитация — они желали спасать так много животных сколько только могли, а это значило, что им нужен был быстрый оборот и пристроить животных в скорейшее время. Я же выбрала для себя другой, более индивидуальный подход. Хотя это и требовало больших затрат, более длительного времени и это был бóльший стресс, но такие моменты как этот с лихвой все компенсировали.

Я поднялась, моя рубашка неряшливо была облеплена собачьей шерстью, и я улыбнулась Имоджен — новой «маме» для Канноли. Она тоже принимала участие в том, чтобы обнаружить Канноли за мусорными баками и привести ее сюда, в приют, несколько месяцев назад.

— Не думаю, что вы могли бы выбрать более любящего друга для того, чтобы сделать его своим. Каннолли — тот мальчик, который изменился, и ему это идет, — сказала я, выводя ее из основного питомника в коридор.

— Это чудо. На самом деле. После того, как другие организации отказались от него, я рада получить шанс у «Неизбежное Спасение» и тому, что смогла привести сюда Канноли, — сказала Имоджен, когда я вела Канноли к главному входу. — И то, что вы сделали все, чтобы у нас был такой прогресс.

— Я рада, что вы вернулись, чтобы забрать его к себе. Ему понравиться жить в своем постоянном доме вместе с вами, — я указала подбородком на Канноли, который каждую секунду оборачивался к Имоджен, чтобы убедиться, что она по-прежнему была там.

Еще одно правильное, постоянное место жительства, и в этот раз еще и с дополнительной выгодой.

Имоджен была директором в Общественном Фонде Колорадо и специально работа на мероприятии Денверский День Пожертвований — ежегодная феерия благотворительности, которая могла помочь повысить информативность и обеспечить денежную поддержку некоммерческим организациям по всему региону.

За прошедшие годы я подавала несколько заявок, но приюту «Неизбежное Спасение» не одобрил ни одной, потому как было столько других, более крупных организаций для животных, у которых были давние связи, которые спасали намного больше животных, чем могла это сделать я. На этот раз я решила принять более активные меры и пригласила членов отборочной комиссии Денверского Дня Пожертвований посетить приют, чтобы они могли увидеть своими глазами, на что способен «Неизбежное Спасение». Также помогло и то, что теперь у меня были Имоджен и Канноли.

— Я ценю то, что вы приняли мое приглашение посетить приют, — сказала я, провожая ее к стойке регистрации, чтобы передать коробку для Канноли, где лежала ее любимая, наполовину сгрызенная пластиковая игрушка, маленькое одеяло, на котором она любила спать, и мешочек с собачьими бисквитами, которые я недавно испекла.

— То, чего вам удалось достичь, имея столь скудные ресурсы, это просто что-то невероятное, — сказала она, цепляя поводок к ошейнику Канноли и прихватывая с собой коробку с его вещами. — У тебя редкий дар, Хейзел, ты должна этим гордиться.

— Спасибо, так и есть, — сказала я искренне. Я испытывала гордость, но эта самая гордость не могла остановить поступления счетов и не могла остановить моего беспокойства о том, как или когда я смогу в следующий раз получить пожертвование или грант. — Однако я надеюсь, что приют продвинется вперед к более стабильному финансовому положению в следующем году. Есть что-то еще, чего может потребовать фонд для подачи заявки? Что-то еще, что я могла бы добавить, чтобы увеличить шансы?

— Ваш приют невероятный, Хейзел, и если бы это зависело от меня, то ты бы была бесспорным кандидатом на победу, — Имоджен вздохнула и покачала головой. — Хочешь совет? Один из показателей, на которые обращает внимание комиссия, это крепкие организации. Такие, кто популярен среди общественности и у кого есть активное взаимодействие с социумом. Все, что ты сделала здесь, это очень мило, но все это спрятано за стенами из бетонных блоков и это трудно оценить. Насколько крупные у вас аккаунты в социальных сетях?

Очень скромные.

— Я работаю над тем, чтобы они увеличивались, — сказала я, что было очень близко к полней лжи.

Я ненавидела социальные сети за тот обман, что они демонстрировали миру. Мне было известно, чем больше люди дарили своим друзьям широкие улыбки, прекрасные воспоминания на фотографиях и дома словно с картинки, тем больше они скрывали на самом деле. Это был сложный урок, который мне пришлось усвоить, но я получила его довольно рано — и отчасти — должна поблагодарить своего отца.

— Проблемы, связанные с благополучием животных сейчас на модной волне, и я знаю, что это звучит грубо, но это правда, — сказала Имоджен. — Тебе нужно воспользоваться этой популярностью, принять это и развивать. Понимаешь?

— Я планирую взять стажера, чтобы он помогал приюту в завоевании социальных сетей, — сказала я, потому что, что еще я могла сделать, кроме как согласиться? Я должна заплатить кому-то со стороны собачьими облизываниями и печеньем, потому как для найма дополнительного персонала у меня была дырка в бюджете, но если это означало получить место в мероприятиях на следующий год, то у меня не было выбора кроме как что-нибудь придумать с этим.

— Так держать, — сказала Имоджен, сжимая мое запястье. — А теперь, думаю, самое время, чтобы отвезти этого маленького ворчуна домой. Я планировала вечеринку для Канноли сегодня вечером.

Я проводила Имоджен к ее машине. Пока я наблюдала за тем, как задние огни ее автомобиля исчезали за углом, в кармане моих джинсов зазвонил телефон. Экран гласил, что это была Эвелин, и я сделала глубокий вдох прежде, чем ответить.

— Привет, мама, — сказала я, заходя обратно в приют. Меня приветствовал внезапно раздавшийся лай из основной части питомника. Это означало близящееся время послеобеденных игр.

— Милая, я не знаю, как добраться до дома, — сказала она ее голос звучал на высоких тонах и весьма напряженно, как будто она была готова расплакаться.

— Ты за рулем? — спросила я, пытаясь скрыть собственные тревогу и удивление. Моя мама сравнивала управление автомобилем с хирургической операцией. Она утверждала, что движение бампера к бамперу, шум, ее отвратительная способность к ориентации и постоянный стресс — все это просто поджаривало ее нервы. И все это только лишь усиливалось тем, что она не имела возможности принять Ксанакс во время вождения. Сейчас она пользовалась рецептом на лекарство гораздо реже, чем пять лет назад, но знание того, что она могла воспользоваться им в случае чего, помогало ей оставаться в уравновешенном состоянии. То, что она оказалась в гуще вечернего движения, за рулем автомобиля, на котором она проезжала шесть тысяч миль в год, означало то, что она не смогла добраться до своего спасительного одеяла без риска заполучить повреждения.

— У автомобиля службы доставки в последний момент возникли проблемы. Поэтому я должна была ехать сама или пропустить встречу, — сказала она.

— Значит, ты у своего терапевта? — спросила я, обрадованная тем, что она по крайней мере нашла дорогу без несчастных случаев и панических атак. Слава Богу ее психиатр никогда не менял своего места расположения за те десять, что моя мама посещала его. Вся ее жизнь вращалась вокруг рутины и всякое неожиданные изменения ее распорядка приводило ее к кризису.

— Да, я была, но потом... — она замолчала, сигналы и крики заглушали ее слова.

— Что потом? — спросила я, когда она не ответила. — Мам?

Потом было еще больше сигналов автомобилей, а когда она наконец вернулась к разговору, то ее голос стал жестче и звучал более натянуто.

— Да, а потом я столкнулась с тем, что на Бродвее идет стройка, и была вынуждена ехать в объезд.

Я выдохнула. Хорошо, значит она оказалась в ловушке, но по-прежнему не утратила над собой контроль. Я все еще могу помочь ей справиться с этим. Не так как в прошлый раз, когда она позвонила мне только после того, как проехала через весь город и бензин закончился.

— Все в порядке. Тебе просто нужно следовать объездным указателям. Они, в конце концов, приедут тебя обратно на Бродвей.