Изменить стиль страницы

Джона встряхнулся, сфокусировав обратно размывшийся взгляд и вернувшись в круг. Края по-прежнему были серыми и мутными, как задержавшаяся виньетка на снимке комнаты, на которую он смотрел из какого-то отдельного угла реальности. Будто пространство стало вакуумом, все звуки поглощались целиком. Даже Злой Кевин перестал дышать ртом. Они все смотрели на Джона с отвисшими челюстями, с выражениями лиц от жалости до удовлетворения. Не считая доктора Кэллоуэй — эта стерва казалась смирившейся. Будто с неё хватит. Она не думала, что ему можно помочь. Лучшее, на что она могла надеяться, это интересная страница для её второсортного медицинского журнала.

Доктор Шелдон сделал успокаивающий вдох и прочистил горло, неловко перекладывая бумаги.

— Спасибо, что поделился, Джона.

Он говорил почти серьёзно. Джона мог бы купиться, если бы док мог встретиться с ним взглядом. Но эти серо-зелёные радужки метались из стороны в сторону в неспокойном ритме, ни разу не пересекаясь с глазами Джона.

— Кто-нибудь ответит на откровения Джона? — спросила доктор Кэллоуэй.

Кевин поднял руку — он больше не казался злым — и доктор кивнула ему. Он на мгновение взглянул на Джона, затем отвёл взгляд.

— Мне помогает осознание, что некоторым людям хуже, чем мне, — сказал он, затем поморщился. — Это прозвучало неправильно.

Джона рассмеялся, и звук отдался эхом внутри его крепкого черепа, в забитом ватой мозгу.

— Нет, я понимаю. Ты прав, помогает чувство, что ты не одинок — даже когда хочешь остаться один.

Кевин кивнул, будто понял, но Джона в этом сомневался.

— Почему ты не можешь спать? — спросила Изобель, хотя, судя по её позе и тону Джона думал, что на этот раз это может быть Ким.

Он пытался серьёзно подумать об этом. Так много зависело от физического состояния, он буквально просто не мог отключить свой разум, сдаться этому усыпляющему гомеостазу. Но были ещё и психологические факторы.

— Думаю, часть меня думает, что если я позволю себе уснуть, кошмары могут меня убить.

— В смысле напугать до смерти? Или заставить тебя сделать что-то, что тебя убьёт?

— Нет, в смысле буквально меня убьют. Будто мой отрешённый отец или призрак матери, или несколько других кошмарных людей обовьют руками моё горло и просто… сожмут. Или бросят меня в огонь. Там всегда огонь.

Изобель-Ким выглядела напуганной. Джона подумал, что её может стошнить, или она убежит, судя по её посеревшему лицу. Имея в себе злобную черту, он подмигнул и усмехнулся ей. Она взвизгнула и бросилась к двери. Джона заметил, как дёрнулись губы Рохана — потому что Рохан мог понять, когда он шутит с другими постояльцами — но посмотрев на новичка рядом с ним он застыл. Глубокий взгляд голубых глаз пригвоздил его к месту, встретившись прямо с его глазами, и намёк на узнавание зашевелился на задворках разума Джона. Джона остолбенел, потому что, в отличие от докторов, новичок мог посмотреть на него. Новичок мог встретиться с ним взглядом. И Джона видел его где-то раньше, он был уверен в этом.

Доктор Шелдон ущипнул себя за переносицу двумя пальцами, в то время как стерва казалась слишком самодовольной. Для Джона было очевидно, что она что-то замышляет. Она хотела избавиться от него, запереть его — официально заключить его под стражу — как вчера.

Перемешав ещё больше бумаг, Шелдон наклонился вперёд и обратился к группе.

— Думаю, это хороший момент для того, чтобы закончить на сегодня. Я горжусь вами всеми за то, что вы попробовали…

Джона мысленно заглушил его голос. Он просто продолжал смотреть на новичка, желая, чтобы собрание закончилось, Рохан мог бы его представить, и Джона удовлетворил бы своё любопытство. Где он видел этого парня раньше? И почему это ощущение было таким знакомым, будто глухое эхо бывшей страсти?

Голос Шелдона прорвался сквозь его бессознательность, привлекая его внимание обратно к настоящему.

— Джона, я бы хотел встретиться с тобой один на один в моём кабинете.

Ошеломлённый, Джона резко развернул голову, чтобы посмотреть на Шелдона, на лице которого отражалось извиняющееся сочувствие. К тому времени, как он повернулся обратно, Рохан и новичок уже ушли.

***

На следующий день Джона чувствовал себя относительно ясно. Он не видел никаких мёртвых родственников, ничего не горело, и он впервые чувствовал, что действительно находится в собственном теле. Он знал, что это долго не продлится. Постоянное ощущение танца на краю обрыва, в ожидании одного промаха, который снова отправит его в пустоту.

Он сидел в кресле-качалке, которое стало известно, как «кресло Джона», и смотрел, как садовник Гарри убирает снег с веранды рядом с окном. Сутулый старик наклонился высыпать из ладони соль на плитку, а затем пошёл дальше во двор.

Как обычно, Джона потерялся в тепле солнечного света, настолько, что опешил, почувствовав позади себя чьё-то присутствие. Это было просто изменение в воздухе, перенос молекул, а затем новый запах — острый и головокружительный, смесь кедрового дыма и Олд Спайс. Джона слышал его раньше, вчера. Ему не нужно было смотреть, чтобы знать, что за ним стоит блестящий новичок.

И вот так просто, представив мужчину в уме с его странными, лохматыми светлыми волосами, синими глазами и мальчишескими чертами, Джона вспомнил. Тогда он был намного моложе, мальчик из телевизора, перед которым мать сажала его каждый раз, когда больше не могла справиться с его проклятой тишиной. Этот мальчик, его милое лицо и ещё более сладкий голос спасали Джона больше раз, чем он мог сосчитать, помогая ему продержаться ещё один день.

Глядя не моргающим взглядом в окно, Джона глубоко вдохнул этот аромат и обратился к спектральному воспоминанию Кайла Чейза.

— Я знаю тебя, — прошептал он.

Воздух замер, когда движение позади него прекратилось, будто мужчина превратился в камень.

— Когда-то я тебя любил.

Шаги. Тихие, чёткие удары кожи о линолеум, пока Джона не оказался лицом к лицу со своей мальчишеской любовью. Ну, скорее лицом к груди, так как Джона сидел, а Кайл нависал над ним. Конечно, это был не Кайл, не совсем. Хоть Джона напрягся, копаясь в слоях воспоминаний, он не мог извлечь оттуда настоящее имя этого мальчика... мужчины.

— Прости? — спросил не-Кайл, густые брови поднялись к линии волос.

Джона попытался печально улыбнуться, и практически услышал, как его кожа треснула от усилий.

— Прости, новичок. Здесь всем хорошо известно, что в моих словах мало смысла. Я хотел сказать, что раньше смотрел твоё шоу.

— Оу. Я, эм... правда?

Джона наполовину кашлянул, наполовину фыркнул, потому что это был его ближайший к смеху звук.

— Тебя это удивляет?

— Да… Нет! Просто иногда я забываю, что люди, которые смотрели моё шоу, сейчас уже все взрослые люди. Большую часть времени я всё ещё чувствую себя ребёнком, так что отчасти это застаёт меня врасплох, — он провёл рукой по копне своих взъерошенных волос — выбеленных, будто по-прежнему играл калифорнийского сёрфера на телевидении — а затем присел, чтобы быть на уровне Джона.

— Думаю, ты первый, кто назвал меня взрослым. Меня называли по-разному, но так никогда. Кроме того, я не такой взрослый, каким выгляжу.

— Да? Сколько тебе лет?

— Двадцать три.

— Оу. Ого.

— Да, я знаю. Вот, что делает с тобой тяжёлая жизнь и сумасшествие, — объяснил Джона без намёка на ехидство.

— Ох, нет. Прости, это прозвучало неправильно… Ты не выглядишь плохо. На самом деле, даже наоборот. Ты выглядишь… да, во всяком случае, ты прав, ты просто выглядишь старше двадцати трёх. Не в плохом смысле.

— Полегче. Всё действительно нормально. Меня довольно тяжело оскорбить. Большинство вещей, которые ты можешь сказать обо мне, в любом случае окажутся правдой, — Джона вытер вспотевшие ладони о свои спортивные штаны и потянулся к нему. — Джона Рэдли.

— Кэмерон Фокс, — Кэмерон взял его руку, пожал и задержался на секунду дольше, чем было положено.

— Должен признать, я хотел представиться потому, что не мог вспомнить твоё настоящее имя. Полагаю, ты не захотел бы, чтобы я называл тебя Кайлом.

Смех Кэмерона был тихим, уютным, как ложка мёда в тёплом чае.

— Нет, полагаю, не хотел бы. Приятно познакомиться, Джона Рэдли. Рэдли — необычная фамилия.

— Это правда. Не такая необычная, как можно подумать, но да… В школе мне приходилось иметь дело с начитанными учениками, которые постоянно называли меня «Страшилой» (прим. Артур «Страшила» Рэдли — персонаж романа «Убить пересмешника» Харпер Ли). Но это была сельская местность в районе Аппалачей, так что проблема была не всегда, если ты понимаешь, о чём я.

Джона видел, что Кэмерону понадобилось мгновение, чтобы понять отсылку, но когда понял её, он снова хохотнул.

— Так что заставило тебя решить присоединиться к замечательному миру психиатрической заботы? — спросил Джона.

Что-то мелькнуло в глазах Кэмерона, туча, мгновение нерешительности, прежде чем он ответил.

— Меня арестовали.

— А, ты один из парней Рохана, — Джона сохранял голос нейтральным, стараясь, чтобы не показалось, что он кого-то осуждает, вроде людей из стеклянных домов и всё такое… — Испытуемый во всех смыслах слова.

Кэмерон опустил голову, глядя на уродливый потёртый линолеум.

— К несчастью.

— Эй, у нас у всех есть прошлое. По крайней мере, у тебя есть будущее.

Эта светлая голова резко поднялась, и Кэмерон посмотрел на него с открытым ртом.

— У тебя тоже, Джона.

Джона грустно покачал головой, затем уловил пару тёмных зияющих глазниц, глядящих через окно. Одна из мёртвых девушек, конечно же, как раз когда он снова начал чувствовать себя человеком.

Он избежал зрительного контакта, когда обратился к Кэмерону.

— Тебе пора идти, — прошептал он.

— Джона…

— Иди! — Джона крикнул это голосом с ноткой отчаяния. Раньше его это никогда не волновало, но он не хотел, чтобы этот мужчина увидел, как он исчезает, как он парит. Его глаза наполнились слезами, чего раньше никогда не случалось в Ривербенде, и ему стало стыдно. — Пожалуйста.