— Да… Я поговорю с ним об этом. Спасибо вам за звонок.

Она поговорит с Аароном? Она поговорит не с доктором Майером насчёт Аарона? О чём она с ним поговорит? Слегка раздражённый, он прошёл на кухню, в то время как она ставила беспроводной телефон на тумбочку. Дойдя до холодильника, Аарон взял с нижней полки газировку. Ему следовало остаться и поговорить с ней или подняться в свою комнату? Прямо сейчас мысль о сне звучала хорошо. К сожалению, его мать приняла решение сама.

— Аарон, мы можем поговорить? — спросила она голосом, который оставлял мало сомнений насчёт того, что она хотела обсудить с ним что-то серьёзное. Она практически застыла, с решительным выражением на лице. Он открыл газировку, подумал и наконец сдался неизбежному. Сев напротив неё за стол, он морально подготовился к разговору.

— Я брошу этот урок, — сказал ей Аарон, пытаясь её опередить. Он понятия не имел, знает ли она, что он слышал разговор, но надеялся, что она примет его решение и на этом всё оставит.

— Я согласна, что это один из вариантов, — сказала мать, удивляя его. Он не думал, что она примет это как возможность. Когда она сказала это, он расслабился, хоть и чуть-чуть. — Есть и другие альтернативы.

— Какие? — без особого интереса спросил Аарон.

— Для начала, я хочу, чтобы ты кое о чём подумал. Доктор Майер обычно не распределяет партнёров на своих уроках. Он делал это впервые. Обычно он позволяет студентам самим выбрать себе партнёров, но сделал иначе, чтобы спасти тебя от тревоги из-за самостоятельного поиска.

Аарона это удивило. Он знал, что доктор Майер, возможно, будет относиться к нему намного легче, чем нужно, но чтобы изменить своим принципам, просто чтобы одному из его студентов было комфортнее… Это было не просто признаком хорошего учителя; это была доброта.

— Почему тебе кажется, что ты не сможешь делать проект с другим студентом? — надавила его мать, подпирая одной рукой подбородок, будто готовилась обдумать его ответ. Он просто не был уверен, что сможет ей этот ответ дать. Она хотела, чтобы он объяснил свои страхи, оправдал свою панику, когда в этом не было никакой логики. Если бы он мог вести себя разумно и логически контролировать свою эмоциональную реакцию, проблемы никакой бы и не было. Так что, вместо попыток объяснить страх, он попытался это описать.

— Когда я думаю о том, сколько времени понадобится проводить с незнакомцем, выполняя этот проект, видеть, как на меня пялятся, чувствовать осуждение и жалость, я чувствую панику, — сказал он, стараясь как можно лучше выразить ощущения.

— Хорошо, это я могу принять. Не могу сказать, что я понимаю, потому что это не так, и я не буду к тебе снисходительной, утверждая обратное, — это был первый раз в его жизни, когда мать говорила с ним как со взрослым. Он обнаружил, что ценит это больше, чем может выразить словами. Но это слегка сбивало с толку, потому что он привык, что она старается потакать ему. — А что, если бы ты и твой партнёр выполняли большую часть работы через приложения для переписок или электронную почту?

Аарон мысленно начал возражать, но не смог найти логичный аргумент и закрыл рот. Что, если всю работу можно было сделать на компьютере? Он мог писать своему преподавателю, когда возникнет вопрос, и это было нормально. Важнее был вопрос о том, почему он сам об этом не подумал? Он был так занят мыслью, что придётся с кем-то взаимодействовать, что до него ни разу не дошло, что это не обязательно должны быть личные встречи.

— Я… Наверное, я мог бы на это пойти, — признал Аарон, но выражение лица его матери не изменилось. Оно не засветилось, как он ожидал.

— Ты уверен, что переживаешь только об этом, Аарон?

— Что ты хочешь сказать? — спросил Аарон, в лёгком замешательстве. Что ещё могло быть?

— Ты определённо можешь сказать мне, что я ошибаюсь, и это может быть так. Мне интересно, есть ли ещё причина, по которой ты не хочешь с кем-то работать, почему избегаешь людей в целом. Твою лучшую подругу убили, и я думаю, считаешь ли ты, что если позволишь себе с кем-то сблизиться слишком сильно, слишком привязаться…

Аарон резко встал и вышел из комнаты. Он боялся того, что может сказать, если откроет рот. Он боялся того, что может почувствовать, что может пережить, если позволит себе задуматься об этом.

Убедившись, что мать не пошла следом, он остановился у родительской аптечки, чтобы захватить одну из своих успокоительных таблеток. Мгновение поразмышляв, он передумал и вместо этого взял транквилизатор, прежде чем пойти в свою спальню. Мать не разрешала ему держать лекарства в своей комнате, боясь, что он может с их помощью покончить с собой. Запив таблетку газировкой, он поставил баночку на стол, а затем упал на кровать. Аарон лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку, и старался не думать о Джульетте. Даже сейчас он не мог вспомнить хорошие времена с ней, не слыша её крик.

Он не мог признаться, ни матери, ни любому из дюжины психотерапевтов, что когда думает о Джульетте, когда слышит в голове её крик, это напоминает ещё и обо всём, что сделали с ним. Он чувствует себя эгоистом, когда сосредотачивается на собственной травме, когда он выжил, а она нет. Он должен лелеять свой второй шанс на жизнь, а не прожигать его, запираясь и не живя.

Это были последние его мысли перед тем, как транквилизаторы милосердно, наконец-то, помогли ему заснуть.