ГЛАВА 3

Бэйли

Джози не верит мне, когда я это говорю, но я действительно люблю свою работу в качестве ассистента хирурга. Мне иногда кажется, что даже если бы жизнь не заставила меня, я все равно занималась бы этим. Конечно, некоторые вещи скучные — доставать и стерилизовать инструменты, убирать в операционной, но остальное — удивительно.

Эта работа не для слабонервных. Я правая рука доктора Лопеза во время его операций. Я вижу больше крови и кишок, чем доктор во время гражданской войны на поле боя. Видела, как останавливается сердце, осложнения во время операции, поломки устройств и пропажу инструментов.

Наше утро начинается как обычно, с того, что мы с доктором Лопезом спорим о плей-листе, который будет транслироваться через динамики.

— Вы серьёзно хотите снова выбрать старичков? — стону я. — Это так банально.

Он улыбается.

— Мне лучше работается, когда я слушаю The Eagles (американская рок-группа, исполняющая мелодичный гитарный кантри-рок и софт-рок)

— Ага, значит, мне показалось, что на прошлой неделе, вы трясли бёдрами под Maroon 5?

Анестезиолог прочищает горло, деликатно привлекая внимание доктора Лопеза.

— Хорошо. Почему бы нам не позволить решить представителю?

Все взгляды устремляются на молодого парня, который стоит в углу операционной. У него от страха расширяются глаза. Он излучает нервоз каждой клеточкой тела. Ему не нужна эта ответственность. Он здесь, потому что он торговый представитель, которому нужно, чтобы доктор Лопез продолжал использовать безумно дорогие спинальные имплантаты его компании. И судя по выражению ужаса на его лице, он боится сделать неправильный выбор песни и быть изгнанным из операционной.

— Эээ, мне тоже нравятся The Eagles, — говорит он дрожащим голосом.

Доктор Лопез незаметно подмигивает мне. Он не должен так поступать, но я знаю, ему трудно отказать.

Это его единственный недостаток.

Он редкое сокровище. И я полностью осознаю, как мне повезло с этой работой. Крайне сложно работать на хирурга. У них завышенная самооценка, пристают или у них комплекс Бога, а иногда все вместе. Бррр. Доктор Лопез не такой. У него постоянно хорошее настроение. На его операционной шапке изображена улыбающаяся мультяшная собака. Он интересуется жизнью своих сотрудников. А еще регулярно говорит, что годится мне в дедушки, когда у меня проблемы.

— Мне нужен восьмимиллиметровый скальпель, — говорит он чуть позже во время операции.

Я качаю головой.

— Вы всегда начинаете восьмёркой в таких случаях, а в итоге используете шестёрку. Поэтому возьмите шестёрку и сообщите, если нужна будет восьмёрка.

Я едва слышу резкий вдох торгового представителя. Несомненно, он думает, доктор Лопез будет орать на меня из-за того, что мне хватило наглости высказать своё мнение. Любой другой возможно так бы и поступил, а доктор Лопез кивает и берет инструмент.

Под моей маской у меня широкая и довольная улыбка.

Я хорошо справляюсь со своей работой.

Я люблю свою работу.

Я люблю своего босса.

— О, — как ни в чем не бывало продолжает доктор Лопез, — не могла бы ты прийти поговорить со мной в моем кабинете сегодня днём? После обеда?

У меня хорошее предчувствие о предстоящей встрече с доктором Лопезом. После того как я доедаю свой сэндвич, тщательно протираю влажной салфеткой своё лицо, полощу рот жидкостью для полоскания, делаю из своих пальцев пистолет, стреляю в своё отражение и подмигиваю.

— Вот и все! — говорю я вслух сама с собой, глаза светятся надеждой. — Доктор Лопез собирается дать тебе повышение, которое ты так долго ждала. Он собирается сделать дождь из стодолларовых купюр, а Джози не будет сегодня есть сэндвич с тунцом. Нет. В связи с этим нужно что-то необычное. Стейк. Ладно, мы не такие богатые. Может быть, какая-нибудь уценённая курица из корзины, у которой истекает срок годности.

— Леди, вы уже закончили?

О, да. Я отхожу в сторону, чтобы дать возможность работнику протереть пол. Я хочу спросить, как долго она стояла там, но уборщица говорит мне, что в супермаркете вниз по улице распродажа говядины. Я должна смутиться, но кого это волнует?! Меня ждёт повышение в ближайшем будущем.

Когда подхожу к двери доктора Лопеза, я бодро стучу ему по двери из толстого дуба и жду разрешения войти.

— Входи, Бэйли.

— Как прошёл ланч? — вхожу и спрашиваю я, надеясь немного завести разговор, в случае если он хоть немного поможет увеличить мой оклад. Черт, я буду сидеть и слушать в мельчайших подробностях про его последнюю партию игры в гольф, если это означает, что в моей жизни мне больше не придётся открывать рыбные консервы.

— Ланч прошёл хорошо, — он улыбается мне, сидя за своим столом, и говорит, чтобы я села.

Я так трясусь от волнения, что сажусь на свои руки. Значки доллара плавают в пространстве между его головой и нижними модными дипломами. Он начинает говорить, но я едва его слышу. В своих мыслях я уже думаю о своих будущих покупках.

Я пойду покупать новую пару теннисных туфель. Наконец-то куплю новое зимнее пальто для Джози. Возможно, возможно я смогу раскошелиться на стиральную машинку и сушилку, и перестану таскать наши вещи в прачечную.

— Надеюсь, это не станет сюрпризом, — говорит доктор Лопез, вытаскивая меня из яркой мечты, где я целую переднюю сторону только что доставленной стиральной машины.

— Что? Простите. Я пропустила последнюю часть.

Он смеётся и качает головой.

— Не думаю, что ты услышала хоть что-то, не так ли? Бэйли, я ухожу в отставку.

Отставка.

Я медленно это повторяю.

Отстааавкааа.

Это слово крутится вокруг меня как водоворот, что вполне разумно, ведь так называлась марка стиральной машинки и сушилки, которую я хотела.

— Отставку? От гольфа? — с надеждой спрашиваю я. Это возможно. Иногда, когда он сыграет много раундов, потом жалуется на боли в спине.

— Нет, нет. — Доктор Лопез встаёт и подходит к окну, чтобы посмотреть на мегаполис внизу.

Клянусь, когда он идёт, я слышу, как скрипят его кости. Он всегда был старым, но с каких пор он так постарел?

— Я должен был уйти в отставку несколько лет назад, всегда откладывал, но Лаура устала. Она хочет больше времени проводить с внуками и путешествовать, пока мы еще можем. Зачем откладывать сбережения, если мы их не тратим? — шутит он, используя аргумент, который, скорее всего, слышал на повторе последние несколько лет.

— Не могли бы вы еще ненадолго отложить это решение? — спрашиваю, умоляя я. — Сколько вы практикуете, тридцать лет?

— В следующем месяце будет сорок.

СОРОК? Иисус. Человеку пора брать трость.

Я качаю головой. Мои руки больше не под задницей — они дёргают воротник моего халата, пытаясь дать больше воздуха моим дыхательным путям.

Этого не может быть. Нужно, чтобы он оставался на должности достаточно долго, чтобы я увеличила свои сбережения и построила гнёздышко. Мне нужен первый платёж за дом, черт, или хотя бы сбережения, чтобы мы с Джози смогли переехать в более просторную и приятную лачугу, где есть посудомоечная машина и душ, который не льёт коричневой, дерьмовой водой на мою голову после сильного дождя.

Он вздыхает и поворачивается ко мне.

— Я знал, что ты так отреагируешь. Мы хорошая команда, Бэйли, и будь уверена, я не оставлю тебя без вариантов.

Я оживляюсь. Моя паническая атака отходит на задний план.

— Вариантов?

Может, он хочет выписать мне чек. Может, ему плохо из-за того, что так меня бросает. Может, он думал обо мне как о дочери, которой у него никогда не было (у него три очень милые дочери) и хочет указать меня получателем в своём завещании. Именно тогда я напоминаю себе, что он уходит на пенсию, а не умирает. Иисус.

Доктор Лопез кивает.

— Да, варианты. В этой больнице четыре спинальных хирурга.

— Да... — Я медленно киваю. Мой мозг еще плохо соображает.

— Поэтому, все, что нам нужно, это устроить тебя к одному из них. Я замолвлю за тебя словечко в офисе. Они будут сумасшедшими, если потеряют тебя.

Изображения каждого из этих четверых появляются в моем воображении как мыльные пузыри. Есть доктор Годдард, который постоянно краснеет и отекает. Он нанимает только молодых, красивых женщин. Его медсестры выглядят, как будто все они участвовали в конкурсе мисс США. Я лопну его пузырь.

Доктор Ричардс — неплохой вариант, немного старомодный и скучный, но мне не нужно волноваться, что он ударит меня. Он близок по возрасту с доктором Лопезом и в больнице у него хорошая репутация. Вполне возможно.

Доктор Смут (да, это его настоящее имя) — тоже хороший выбор, хотя я никогда не слышала, чтобы он говорил. Очень худой, даже скелетообразный, и во время работы слушает только классическую музыку. Он занимается только гериатрическими делами (пожилыми людьми). Поговорим о хорошем. На столе лежит старый чудик, а над головой звучит Бетховен. Впрочем, мне нельзя перебирать, потому что последний хирург, доктор Рассел, определённо не подходит.

Я знаю его нынешнего помощника, Кирта, и его предыдущего, и еще одного, и еще. Я ела с каждым из них в комнате отдыха. Я была дружелюбна с ними, слушала про их горе, кивала и хмурилась, когда они описывали ужасы работы с хирургом, таким как доктор Рассел. Видела их слезы, взрослые мужчины и женщины вопили, что их жизни закончились, потому что он так сказал во время операции.

Я не хочу этого. И никогда не буду с ним работать.

— Давайте начнём с доктора Ричардса, а там посмотрим, — неохотно говорю я. Он кивает и отходит от окна. И наконец, я набираюсь смелости, чтобы задать вопрос, которого избегала:

— Когда вы уходите?

— Через несколько недель.

— Недель?!

Я была уверена, он скажет через месяц. Он проработал здесь сорок лет и собирается уйти через несколько коротких недель?

— А как же ваши дела? — недоверчиво спрашиваю я.

— Разве ты не заметила, я перестал брать новых пациентов? У меня осталось несколько операций.