Изменить стиль страницы

— Потому что я очень хотел, чтоб ты встретился с Бэйли.

Черт.

Это я!

Доктор Лопез рукой хлопает меня по плечу и мягко толкает к доктору Расселу, словно я пожертвование. Наконец-то взгляд доктора Рассела опускается, и он с холодным равнодушием смотрит на меня. Голубые глаза встречаются с моими всего лишь на мгновенье. Он даже не рассматривает меня. Выражение его лица не читаемое и суровое. Это все равно, что быть жвачкой на подошве его ботинок.

— Она тот хирургический помощник, о котором я говорил, — говорит доктор Лопез, гордо глядя на меня.

У меня вспыхивают щеки, и я протягиваю руку.

— Рада познакомиться с вами, доктор Рассел.

Он принимает моё рукопожатие, и на протяжении нескольких секунд моя ладонь полностью окружена теплом его хватки. Я пожимаю руку, которая безупречно оперировала этим утром. Эта рука изменила жизнь того мальчика. Эти руки вызывают благоговение многих.

У меня в горле перехватывает дыхание, я стараюсь сохранить своё благоразумие. Вау, похоже, между нами тот самый момент... пока не подходит другая официантка, доктор Рассел отпускает мою руку и подходит к ней, чтобы взять воды. Что ж, вычеркните это.

Потом тишина.

Я понимаю, что именно здесь и сейчас должен состояться наш разговор. Доктор Рассел будет задавать вопросы, чтобы лучше узнать меня: откуда я, как долго работаю на МЦНА, соглашусь ли я на работу с ним.

Взамен тишина.

Доктор Лопез прочищает горло.

— Сегодня утром Бэйли выпала возможность наблюдать за твоей операцией.

Из-за чего-то, что за спиной доктора Лопеза, он сужает глаза.

— Чёртов беспорядок. Я навсегда запретил вход в мою операционную представителям Ньютона.

— А пациент? — спрашиваю я. — Как у него дела?

Проблеск удивления мелькает в глазах доктора Рассела, и затем он смотрит на меня, создаётся впечатление, что он впервые видит меня.

— Он хорошо, быстро идёт на поправку, но это обычное явление для детей — они стойкие.

Уже что-то, настоящий разговор, но он заканчивается, не успев начаться, когда доктор Годдард подходит к доктору Расселу и сильно хватает его за плечи, пытаясь вывести его из равновесия.

— Мэтти, мальчик, я думал, не увижу тебя сегодня вечером. Не пьёшь?

Доктор Рассел отталкивает его и трёт шею. Если он сделает это, то еще больше выйдет из себя.

Доктор Годдард не замечает, что никто из нас не рад ему. Он протягивает руку и грубо дёргает за руку проходящего официанта.

— Принеси моему другу джек с колой, хорошо?

Официант кивает.

— Прямо сейчас, сэр.

Доктор Годдард поворачивается к нам, и его гнусный взгляд падает на меня. Я уверена, он думает, что улыбается мне соблазнительной улыбкой.

— А это что за нежное создание?

Нежное создание?

Что. За. Черт.

Я поднимаю подбородок и сужаю глаза.

— Бэйли Дженнингс. Я хирургический ассистент в больнице.

От узнавания у него увеличиваются глаза, и потом он медленно рассматривает моё платье. Проклятье, я знала, что оно слишком тесное. В его глазах появляется одобрение, когда он опять смотрит мне в лицо.

— Жалко, что эта позиция в моей команде отсутствует, хотя, возможно я могу кое-что поменять...

Конец его предложения остаётся недосказанным — сейчас я осознаю, что хочу переспать с тобой.

Официант быстро возвращается, принеся джек с колой и воду, которую доктор Рассел заказал до этого. Он благодарит за оба бокала, беря воду, а джек с колой бросает на ближайший коктейльный столик. Немного напитка выливается через край.

— Ну же, давай. Мы должны сказать тост нашему приятелю, — стонет доктор Годдард.

Доктор Рассел засовывает руку в карман и с уверенностью потягивает свою воду.

— Я не пью перед операцией.

Доктор Годдарт дразнит и подмигивает мне.

— Мой коллега такой зануда, но уверяю тебя, я не такой. Как ты думаешь, Бэйли? Ты все еще ищешь новую позицию?

Его слова чётко указывают, что позиция находится, по сути, под ним.

Если бы я находилась ближе, я ой-как-утончённо вонзила бы каблук в его ногу.

Я собираюсь сказать ему, что лучше буду чистить туалеты на стоянке для грузовиков, чтобы выжить, но доктор Лопез прочищает горло и делает шаг вперёд, тем самым закрывая меня от доктора Годдарда.

— Вообще-то, Бэйли с понедельника будет работать с доктором Расселом.

— Я собираюсь...

— Она что?

Одновременно говорим я и доктор Рассел, затем он обращает на меня своё внимание, его глаза наполняются обвинением, как будто это я говорю, что мы будем вместе работать.

Мой рот открывается.

— Я... нет. Я не уверена.

Доктор Лопез быстро продолжает:

— Незначительные детали не были обговорены. Это новое соглашение. Доктор Годдард, не мог бы ты пойти со мной? Весь вечер моя жена спрашивает о тебе, и я знаю, она расстроится, если не поздоровается с тобой.

Доктор Годдард светится при мысли, что кто-то просит его присутствия, и он польщён, когда его уводят.

Я остаюсь стоять с доктором Расселом и проклинаю доктора Лопеза в своей голове.

— Я не знаю, почему он так сказал, — говорю я, ёрзая на пятках и мечтая, что мимо пройдёт официант, и я смогу взять бокал шампанского и утопиться в нем.

Его темные брови в замешательстве нахмурены.

— Я сам того не зная предложил тебе должность?

— Нет, нет. — Я тру свою руку до предплечья и обратно. — Доктор Лопез просто пытается удостовериться, что до его ухода я найду новую должность, и почему-то, он считает, что мы с вами сработаемся.

Он фыркает и отворачивается.

— Это было бы впервые.

Без сомнения он имеет в виду других хирургических помощников, которые были до меня.

— Поверьте мне, я не уверена, что это хорошая идея. Как говорил доктор Лопез, я наблюдала за вашей операцией. Вы были жестоки с тем торговым представителем.

— Ты думаешь, я должен был его помиловать? — он издаёт горький смех. — Токсикологический отчёт показал, что у моего пациента была смертельная доза кобальта в крови. Его отравили тем, что, по сути, должно было его лечить. Ты думаешь, я был жестоким?

Его глаза — два горячих пламени.

Я делаю небольшой шаг назад.

Я не знала, что все было настолько плохо. Не знала, что оборудование его отравило.

— Жестоким — не подходящее слово, — говорю дрожащим голосом.

Он качает головой, явно покончив со мной.

— Будь добра, скажи доктору Лопезу, что ничего не выйдет. Тебе нужно найти другого хирурга, на которого ты сможешь работать.

Он поворачивается и уже собирается уходить, когда я протягиваю руку и хватаю его, останавливая. В один момент мой страх оборачивается здоровой дозой ярости при мысли, что он отказал мне. МНЕ!

Я бы посмеялась, если бы не была в ярости.

— Ты шутишь? Ты хоть понимаешь, что я лучший хирургический ассистент, который был у доктора Лопеза? Тебе бы повезло, что я работаю с тобой. И да, возможно, минуту назад я ошиблась, но это не значит, что я не права. Ты жестокий, и ты знаешь это. Ты не можешь собрать хорошую команду возле себя, потому что топчешься вокруг, словно ты второе пришествие Христа. Мне приходилось слушать всех твоих хирургических ассистентов, они утопали в слезах, и я всегда думала, они преувеличивают, не настолько ты ужасный, но, оказывается, они были правы. — Я понимаю, что еще держу его за руку, и дёргаюсь назад, как будто он горячая печь. Из-за моей хватки у него помялся пиджак, но ему все равно. Он сосредоточен на мне как никогда раньше. Мой тон становится жестоким и непреклонным. — И не переживай, я передам доктору Лопезу, что ничего не выйдет. Но в понедельник утром ты зайдёшь в операционную, посмотришь налево и пожалеешь, что рядом с тобой не стоит хороший хирургический помощник, такой, как я, — смеюсь и качаю головой, словно это самое большое разочарование, которое я видела. — Спокойной ночи, доктор Рассел.

Потом разворачиваюсь и случайно (нарочно) врезаюсь в него плечом, прежде чем он приходит в себя.

— Эй, ты! — подзываю официанта с телефоном сразу за дверью. — Это кокосовые креветки?

Он безмолвно кивает, широко открыв глаза из-за того, что его поймали, как он бездельничает на рабочем месте.

— Дай их мне.

— Что?

Он напуган. Он ищет менеджера, но тут только мы.

— Ты слышал меня. Сложи их всех в мою сумку, сейчас же!

Вот так я ухожу с вечеринки ушедшего на пенсию доктора Лопеза, с двумя дюжинами кокосовых креветок. Джози и я умяли их все, сидя в наших пижамах и смотря повтор «Анатомии страсти».