ГЛАВА 22

Бэйли

Не думала, что мы окажемся тут, в операционной, за несколько секунд до начала операции Джун. В операционной тихо, напряжённо. Слабый гул и периодический шум машин единственное, что нарушает тишину. Я смотрю на Мэтта, ожидая его сигнала.

Сегодня не только он и я за операционным столом. С нами второй хирург, друг Мэтта с аспирантуры — доктор Митчелл. Он вылетел последним рейсом, чтобы быть тут вовремя, и он работает бесплатно. На самом деле, все мы. Это была часть договорённости с госпиталем, которую заключил доктор Рассел.

Остальные нейрохирурги сейчас в смотровой комнате, наблюдают за нами, как ястребы. Их скучные адвокаты сидят за ними как четыре всадника апокалипсиса, но кроме них галерея пуста. Что странно, учитывая, что это отличительное дело в карьере Мэтта. Ординаторы должны прижиматься друг к другу, чтобы получить место в первом ряду.

Мэтт следит за моим взглядом и качает головой, читая мои мысли.

— Они не хотят аудитории, если я облажаюсь, — он саркастически смеётся. — Они думают, чем меньше свидетелей, тем лучше.

— Доктор Рассел? — анестезиолог опускает вокруг головы ткань. — Есть причина задержки?

Мы уже провели тайм-аут. Для нас нет причин стоять тут неподвижно, но я не Мэтт. Я не рискую своей карьерой ради этого дела. Да, я тоже боролась зубами и ногтями, чтобы стоять тут с ним, но, если дела пойдут плохо, не моё имя будет на хирургической доске. Не ко мне обратятся родители в поисках хороших новостей про их дочь.

Мэтт прочищает горло и смотрит вверх на часы.

— Верно. Если все готовы приступить — начинаем. — Он протягивает ко мне свою руку ладонью вверх. — Бэйли, скальпель на десять.

***

Я была первой, кто встретился с Джун, когда родители привезли её в госпиталь. Патриции нужно было вернуться к телефонам, а я стала хорошим ключевым сотрудником из всех. Я была удивлена, какой счастливой она казалась, сидя в инвалидном кресле рядом с родителями. Счастливая и худенькая, казалось, что её хрупкая фигура может упасть под сильным порывом ветра, но в её глазах была свирепость, которую я могла понять.

Я стояла в комнате, пока Мэтт объяснял им проблемы, с которыми он столкнётся при выполнении операции. Не только с целым набором рисков, но и вдобавок ко всему это очень дорого.

После многих лет лечения рака с перезакладыванием их дома, получения кредита и опустошения кредитных карт, родители Джун не в состоянии многого предложить, но Мэтт полон решимости не дать этому остановить его.

Помимо всего этого, нам ещё необходимо противостоять больнице. Вернувшись в его офис, Мэтт, Патриция и я неустанно работали, пытаясь найти решение, которое бы не включало в себя получение пощёчины с иском от больницы. Я могу сказать, что он не знал, что делать, поэтому заступилась и предложила простое, безжалостное предложение.

— Почему другие врачи и команда юристов не встречают её? Они те, которые не хотят операцию. Почему ты должен говорить ей «нет»? Пусть они сделают это.

Пришлось постараться, но с помощью усилий Патриции и моих мы затащили трех хирургов в конференц-зал. Доктора Годдарда было легче всего переубедить, хотя, технически, я пообещала ему, что там будет только он и я, и возможно были какие-то внушительные жесты руками, которыми я не горжусь.

Мэтт собрал всех остальных, включая руководителя хирургического департамента, человека, который действительно мог или помочь, или сломать нас.

Я предупредила Джун, как это может быть, что даже после защиты её дела, больница по-прежнему может отказать, но вскоре поняла, что недооценивала её волю к преодолению препятствий, брошенных ей жизнью.

Мэтт и я стояли возле входа в конференц-зал вместе с её родителями. Джун попросила поговорить с другими врачами наедине, и я не уверена, что смогла бы совершить такой подвиг на её месте.

Я наблюдала, как эти восемь мужчин молча сидели и слушали, как одна храбрая девушка боролась за свое право на эту операцию. Наблюдала, как на её глазах собирались слезы, но они не капали. Она смело говорила, достаточно долго, чтобы отстоять своё дело.

Когда все трое хирургов вышли из комнаты, я знала, что она переубедила их. Знала это до того, как доктор Ричардс вздохнул, и до того, как доктор Годдард поднял голову и посмотрел на Мэтта смирившимся взглядом.

Глава хирургического отделения был последним, кто вышел из комнаты, и он просто сказал:

— Я не позволю больнице оплачивать стоимость этой операции.

— Я никогда не говорил, что это нужно, — спокойно сказал Мэтт, осознавая, как близок к победе. — У меня уже есть команда, готовая работать бесплатно. Я покрою расходы медикаментов и любых устройств в ходе этой операции.

Доктор Годдард покачал головой и прошёл мимо нас, побежденный.

Я хотела ударить кулаком по воздуху. Вместо этого повернулась к Мэтту в тот самый момент, когда он повернулся ко мне, наши взгляды говорили: СВЯТОЕ ДЕРЬМО! МЫ СДЕЛАЛИ ЭТО! В этот самый момент я хотела обернуть руки вокруг его шеи и бессмысленно поцеловать его.

***

Операция Джун длинная и дотошная. До этого у нас с Мэттом были трудные операции, но эта другая. Я никогда не видела его таким напряжённым. Его внимание к деталям уступает лишь его способности доверять себе. Я вижу это по тому, как он сдвигает плечи и как наклоняет голову из стороны в сторону, словно пытается расслабиться. Мэтт позволил всем сомнениям проникнуть в свою голову. Он боится сделать ошибку. Я хочу встряхнуть его и напомнить ему, кто он, — доктор Мэтью К. Рассел, чёртов супергерой, которого я когда-либо видела!

Вместо этого остаюсь тихой и сосредоточенной. Если что-то пойдёт не так, это не должно быть по моей вине.

Через шесть часов он настаивает, чтобы я сделала перерыв и что-нибудь поела. Я хочу протестовать, но не хочу впустую тратить его энергию или силы, поэтому делаю, как мне велели, и другой хирургический помощник встаёт на моё место. Мэтт не берет перерыв. Даже если бы он мог, сомневаюсь, что взял бы его. Он может себе это позволить, ради этого тренировал свое тело. Он не выйдет из операционной, пока не закончит с Джун.

Сбегав в ванную и съев протеиновый батончик, встречаю родителей Джун в комнате ожидания. Не могу разговаривать с ними, хотя хотелось бы. Мама Джун замечает меня, и я ей легонько улыбаюсь. Сильно не задерживаюсь, но этого времени достаточно, чтобы в операционной все пошло наперекосяк. Пока я выхожу из лифта, слышу ругательства и крики, а затем понимаю, что это Мэтт кричит из холла.

Я перехожу на бег, хватаю маску и хлопаю рукой напротив вращающийся двери к тому времени, когда он орёт:

— Вызывай сосудистого хирурга и найди кого-то ещё. СЕЙЧАС ЖЕ.

Дерьмо. Это значит, что он перерезал артерию. Джун теряет кровь, и каждая машина в этой операционной пищит нам, чтобы мы что-то сделали. Я делаю это так быстро, как могу, вхожу и надеваю новый халат. Кричу, чтобы кто-то завязал его и засовываю свои руки в перчатки. Через несколько мгновений я снова за операционным столом, хватаю отсасывающий аппарат у доктора Митчелла, чтобы он мог помочь Мэтту.

— У неё анатомия не как по учебнику, — объясняет Мэтт мне, себе, каждому. — Там не должно было быть этой чёртовой артерии.

Эти напряжённые несколько минут, пока мы ждём, когда придёт сосудистый хирург. Я высасываю изо всех сил, но потом Мэтт заменяет меня, переживая, что я делаю недостаточно. Они добавляют ещё одну единицу крови. Люди бояться, а затем, наконец, приходит сосудистый хирург.

— Я пережимаю разорванный кровеносный сосуд, доктор Браун, — с нетерпением кричит Мэтт, когда она входит. — Идите сюда.

По сравнению с нами она спокойна, но затем понимаю, ты должна такой быть, когда выбираешь такую интенсивную специальность.

После нескольких минут работы в тишине, она уверенно говорит нам:

— Кровоостанавливающий зажим. — Затем наклоняет свою голову немного левее, так, что теперь её налобный осветитель лучше освещает место операции. — Ты, — говорит она, обращаясь ко мне, — отсасывай прямо тут, пока я не скажу тебе остановиться. Быстро, мне нужно очистить эту область, если собираюсь накладывать швы.

Делаю то, что она мне говорит, и я вознаграждена кивком.

— Я удивлена, что вы сами не справились с этим, доктор Рассел, — говорит доктор Браун, пока накладывает швы на порванную артерию. Я наблюдаю за её твёрдой рукой, удивлённая, насколько тщательные у неё движения. — Вы могли бы сделать это.

— Я не хотел рисковать с этим пациентом.

Я смотрю вверх, пытаясь встретить его взгляд, но он сфокусирован на Джун. Я понимаю. Мы все ещё находимся в середине битвы и есть шанс, сейчас больше, чем когда-либо, что это не сработает так, как мы этого хотим. Это жеребьёвка, даже в самых лучших обстоятельствах, и сейчас, с этим... Я не могу позволить себе закончить эту мысль. Я должна оставаться оптимистом.

Я думаю об этой девушке, которая сражалась в конференц-зале, и пытаюсь сохранять спокойствие ради неё, пытаюсь выдержать это так же смело, как она.

***

На этой операции на меня находит озарение, по типу того, когда начинаешь чувствовать себя идиоткой. Во время восьмичасовой операции появляется много времени подумать, оценить свою жизнь и решить, нравится ли тебе направление, в котором ты движешься, или нужно изменить курс.

Для меня сейчас более чем очевидно, что чувства, которые я испытываю к Мэтту, просто так не исчезнут, потому что не хочу, чтобы они исчезали.

Работа с ним все усложняет, потому что это трудно, быть рядом с таким человеком, как Мэтт, и не пытаться хотя бы немного поклоняться ему, как герою. В операционной — он сила, с которой надо считаться. Частичка меня немного влюбилась в одни только его хирургические способности, но настоящая проблема в том, что за пределами операционной он даже лучше. Трудно увидеть хорошую сторону Мэтта, потому что он сделан из прочного материала, выдержки, самолюбия и большого количества мышц (это подтверждает ситуация с полотенцем несколько дней назад), но под этим всем есть что любить. Он мужчина, который сражается за детей, которые не могут сражаться за себя, мужчина, который жертвует своим временем и деньгами, не потому что хочет славы или благодарности, а потому что может это сделать. Я не уверена, встречала ли я когда-то такого бескорыстного человека.