В том шале я влюбился в Ривера. Этого никогда не должно было случиться. А может, я просто был слишком слеп, глуп, или самонадеян, чтобы заметить, что та наша химия являлась пощечиной от жизни, которая говорила: «Очнись уже, Рейн. Я создала кого-то только для тебя».

Все так и есть. Ривер создан для меня.

В данный момент я уверен лишь в этом. Ривер Леннокс был рожден на этой земле для того, чтобы стать моим и только моим. И как только разберусь с Тедом, я сделаю все, чтобы Рив об этом знал.

— Послушайте меня, Киран, — перебивает доктор Фултон. — Ваша мать не намерена сообщать отчиму о том, что мы обсуждали. Она лишь надеялась получить больше информации, потому что... — Женщина замолкает, ее горло явно напрягается, чтобы сглотнуть. — Он все еще продолжает это делать…

Лед лижет мою плоть.

— Что?

— Ваша мать… Она... случайно зашла в комнату. Сенатор привел домой еще одного мальчика. Подростка. Судя по ее словам, ему было не больше тринадцати. Тот же возраст, в котором были вы, когда…

Фултон не заканчивает свою мысль. Впрочем, ей это и не нужно. Я знаю, о чем идет речь.

В том же возрасте я пытался рассказать матери, что он со мной делает.

— Значит, все эти месяцы, когда начала всплывать информация…

— Это было дело рук вашей матери, Киран. Ну, отчасти. — Доктор Фултон испускает долгий вздох, потирая висок, в то время как я застываю на месте, разинув рот.

Я стискиваю зубы, потому что мне хочется заорать. Но я прекрасно осознаю, что своим срывом ничего не добьюсь…

— Начните с самого начала. И ничего не упускайте, — требую я, как только мне удается взять себя в руки...

С огромным трудом.

Дважды облизнув губы, Эрика резко вздыхает, прежде чем встретиться со мной проницательным взглядом:

— Несколько месяцев назад, когда СМИ впервые упомянули о сенаторе, это было не из-за кассет. — Я удивлённо вскидываю брови, до боли сжимая спинку кресла. — В отношении вашего старого психотерапевта провели расследование. За взяточничество, нарушение клятвы Гиппократа, а также шантаж. Когда ФБР ворвалось в ее офис в поисках информации о том, кого они считали частью теневой группировки, связанной с торговлей наркотиками и секс-трафиком, то конфисковали все документы. В том числе и ваше досье. Мы оба знаем, что находилось в той папке. Информации было более чем достаточно, чтобы выстроить правдоподобное дело против Теда. Единственное, чего им не хватало, это…

— Кассет, — заканчиваю я за нее, вспоминая тот день, когда Тед показал их мне в своем кабинете, запертых в сейфе, пока моя мать наслаждалась своей жизнью, ни делая ни черта.

Фултон кивает:

— В вашем досье они упоминаются достаточно часто, чтобы в Бюро понимали, что упустили ключевую часть головоломки. Проблема была в том, что они несколько дней прочесывали офис, считая, будто Тед каким-то образом связан с теневым бизнесом, который изначально пытались уничтожить.

Я в неверии качаю головой:

— Понятно, но ведь это было несколько месяцев назад. Почему история набрала обороты только сейчас?

— Из-за этих пленок. До недавнего времени у ФБР их не было. Они лишь намекали на их важность для дела. Вот почему не сообщали ваше имя общественности. Бюро не было уверено в том, какие улики содержат записи, только то, что они могут стать одной из решающих деталей. Я не знаю, почему в Бюро решили пойти таким путем и позволили общественности думать, будто пленки были у них на руках, но смею предположить — это было сделано для того, чтобы их нынешний владелец связался с Бюро. Все, что мне известно — это то, что ваша мать прослушала их, когда ваше досье забрали в качестве улики. Когда она обнаружила Теда в таком... опасном... положении с тем мальчиком, то больше не смогла закрывать на это глаза. И передала плёнки в ФБР. Ваша мать поняла, что совершила ошибку, отказавшись вас слушать.

Мой желудок переворачивается, когда осознание сбивает меня, как товарный поезд.

Весь этот бардак — мой перевод из Клемсона, ФБР, арест Теда, судебное разбирательство, СМИ... — произошел потому, что моя мать — моя гребаная мать — решила наконец стать кем-то другим, кроме как светской шлюхой, накачанной таблетками.

Нет, нет, нет.

Дорогая мамочка, на хрена тебе понадобилось вмешиваться именно сейчас? Почему ты не могла сразу вести себя как нормальная мать, когда я нуждался в твоей поддержке, рассказывая, что творит твой муж прямо под вашей общей крышей? Почему ты не могла любить меня больше, чем свои деньги, и поверить мне на слово? И почему, черт возьми, мой психотерапевт так хорошо разбирается в поведении моей матери?

Я бросаю на Фултон тяжелый взгляд:

— Кто вы такая? Вы говорите о ней так, будто знаете ее лично.

Лицо Эрики искажает гримаса:

— Твоя мать и я?.. Мы общались друг с другом. Довольно хорошо, пока она не вышла замуж за Теда, а я не переехала сюда. Когда ваша мать узнала, что вы переезжаете в Колорадо, то связалась со мной. Она умоляла меня помочь вам, хотя бы для того, чтобы вы могли с кем-нибудь поговорить, после всего, что услышала на тех пленках. — Эрика делает паузу, глубоко вздыхая: — Как только ваша мать передала кассеты ФБР, то позвонила мне и все рассказала. Она хотела убедиться, что с вами все в порядке, но никто ничего о вас не слышал. СМИ пока не знают, но Тед пропал. Он бежал из Пенсильвании. Возможно, даже из страны. Мы не знаем, где он.

Мои мысли тормозят на последних словах.

Мы не знаем, где он.

А значит, Тед может быть где угодно.

Например, здесь.

Я закидываю руки за голову, пытаясь сосредоточиться на глубоком, ровном дыхании, как меня учила мой первый психотерапевт, когда у меня начиналась паника.

Именно она на меня и накатывает. Жесткая паническая атака.

Добрый доктор, должно быть, замечает, что мое волнение снова нарастает, потому что внимательно наблюдает за моей дыхательной практикой.

— Вот так, Киран, — хвалит доктор Фултон. — Продолжайте дышать.

Я только этим и занимаюсь, все время мысленно считая до ста.

Три раза.

Но никак не успокоюсь.

Проходит еще пять минут, а я все еще ощущаю тревогу.

Мои мысли бегают по кругу. В голове возникает вопрос за вопросом, которые формируются прежде, чем я могу даже ответить на предыдущий.

Где Тед? Каков его следующий шаг? Собирается ли он исполнить свои угрозы, которые повторял перед моим отъездом в колледж? Планирует ли каким-то образом меня устранить?

Знает ли он о Ривере?

Черт, Ривер.

Мой мозг снова цепляется за имя, используя его как якорь, чтобы удержать меня на месте.

Аквамариновые глаза и волосы оттенка шоколада. Сонная улыбка, которую Рив дарит мне по утрам, когда просыпается. Его странная привычка стучать пальцами под ритм звучащей в голове песни, которую я полюбил настолько, что жажду увидеть хотя бы раз в день и спросить у Рива, что это за песня.

За последние несколько недель я научился узнавать по ним его мысли, как в забавной детективной игре. Потому что песни всегда выдают больше, чем слова, которые Ривер произносит вслух, и именно этих мыслей я жажду больше, чем его тела.

Это ложь. Я жажду всего, что связано с Ривером.

Его смеха, улыбки. Ровного сердцебиения под моим ухом. Его легкости, что проникает в мою черную душу, придавая ей смысл жизни — цель — впервые за целую вечность.

Ривер — затишье в центре шторма.

И он ужасно мне нужен. Я не позволю Теду разрушить единственное хорошее, что случилось со мной за всю мою паршивую жизнь.

Тед не знает о Риве. Каким образом он бы узнал? Мы целых пять недель находились в шале, вдали от всего мира. Весь мир считает, что я мертв, похищен, или со мной случилось что-то ещё.

А значит, Тед не знает о Ривере.

Не может знать.

Но, в то же время, я знаю какие у Теда возможности. И когда он чего-то хочет, то обязательно это получает.

Теду захотелось изнасиловать и растлить своего несовершеннолетнего пасынка? Получите, распишитесь.

Теду захотелось скрыть убийство и использовать этот факт в качестве рычага давления? Проще простого.

Тед захотел найти что-нибудь, что можно использовать против меня, лишь бы расследование прекратилось? Готов спорить на что угодно, что он это найдет.

Прибегнет к вымогательствам. Сотрет землю в порошок в своих попытках достичь желаемого, а потом в очередной раз выйдет под залог.

Что, если Тед узнает о Ривере, о той власти, которую тот имеет надо мной? О том, на что я готов пойти, лишь бы его защитить?

В таком случае Ривер станет идеальной разменной монетой, в попытке получить от меня все, чего захочет Тэд. Вот только не думаю, что Ривер выйдет из этого сценария живым и здоровым. Не в нашем случае.

И только одно это говорит мне о моих страхах.

Чтобы обезопасить Ривера, я должен его отпустить. Должен разорвать эту...связь между нами, чем бы она ни являлась. Честно говоря, я больше не знаю, как ее классифицировать. То, что начиналось как явная вражда, превратилось в дружбу с перепихом, а потом каким-то образом и в любовь.

Не какую-то там привязанность или влюбленность. А настоящую гребаную любовь. Возможно, я сомневался в этом, когда вошел в кабинет к Фултон, но теперь уверен наверняка.

То, что я чувствую к Риверу — это не что иное, как ради-тебя-я-готов-на-все.

Любовь, ради которой двигают горы или пересекают океаны. Или от которой отказываются, чтобы уберечь человека от психованного мудака, который заберёт все, что тебе дорого, и превратит в пыль.

А я не могу, не могу позволить такому случиться с Ривером.

У меня остался лишь один способ защитить его от Теда. Единственный, который, по крайней мере, имеет смысл.

Я должен с ним расстаться.

Разорвать наши отношения, даже если это, словно вырезать из груди собственное сердце.

Во мне разгорается война при мысли о том, что в обозримом будущем я буду жить без Рива. Видеть его, без шанса прикоснуться. Чувствовать к нему столько всего, но не иметь возможности выразить. Эти мысли вызывают у меня боль в груди. Такую сильную, что я потираю место над сердцем, в попытке ее ослабить.