Глава двадцать вторая

Ривер

День семнадцатый

Рождество

Прошлой ночью случилось нечто странное. В нашей динамике произошел сдвиг.

Не знаю, почувствовал ли это Рейн, но я определенно ощутил... Нелепо даже думать об этом. Не то, что чувствовать.

Отчасти, я понимаю, что если упомяну об этом Кирану, чтобы проверить, заметил он или нет, то наши отношения регрессируют на миллион шагов назад. А это последнее, чего мне хочется.

Но мой вопрос гноится под тонким слоем избегания.

Я больше не чувствую, что мы враги. Нисколько. У меня нет желания играть с Кираном в войну. Я хочу быть его другом. Настоящим другом. Не просто тем, кого он трахает только потому, что мы застряли посреди гор, и нам больше нечем заняться, кроме как спать друг с другом. Я говорю о том, что хочу ходить с Рейном в кино, общаться после тренировки, учиться вместе и наслаждаться обществом друг друга... В общем, быть друзьями.

Будем ли мы заниматься сексом после того, как вернемся обратно? Продолжим ли наше общение в том же духе? Черт… Я не знаю.

Просто. Не. Знаю.

Наш секс крышеносный. Меняющий сознание. И, похоже, лучший из того, что был у меня с парнем или девушкой.

И это говорит тот, кто привык почти всегда быть сверху?

Как я уже сказал, меняющий сознание.

Мне нравится, что Киран доминирует, однако, даже когда я снизу, он позволяет мне почти все. Я бы солгал, если бы сказал, что не думаю о том, чтобы оказаться сверху, настолько часто, что это, вероятно, психически ненормально, однако я был бы счастлив прожить остаток своей жизни, никогда не погружая свой член ни во что, кроме рта, если бы это означало спать с Рейном Грейди.

Что само по себе звучит... сомнительно.

Мне двадцать один, и последнее, о чем я должен думать — это остепениться из-за потрясного секса.

В груди начинает ныть, словно отвергая мою линию мышления. Я знаю, что наши отношения не просто хороший трах. Я понимаю, что по уши увяз в Рейне, особенно после прошлой ночи.

И все же… не собираюсь ничего менять.

Без остановок прямо в Ад.

Застонав, я перекатываюсь на бок и соскальзываю с кровати, ощущая боль от того, что снова провел полночи на полу. Но мне плевать, пока я рядом с Рейном. Вдруг ему когда-нибудь потребуется моя поддержка.

Мне просто хочется, чтобы он впустил меня в свою комнату. Или провел ночь в моей постели. Но я не собираюсь раскачивать лодку своим предложением и рисковать испортить... соглашение, которое мы заключили.

Черт, какой же я дурак.

Надеваю чистую одежду и решаю не зацикливаться на том, что, черт возьми, я чувствую или не чувствую к Кирану. Разберусь со всем этим позже.

Пройдя по коридору, я с ужасом обнаруживаю, что Рейн сидит за кухонным столом с чашкой кофе в руке. Сейчас только начало восьмого, а обычно он встает не раньше десяти, потому что его часто будят кошмары.

Прошлая ночь не была такой уж ужасной, но все же. По какой-то причине Киран только стонал и всхлипывал примерно двадцать минут, прежде чем снова погрузиться в относительно мирный сон.

Это не значит, что я не провел добрых два часа на полу возле его комнаты, чтобы знать наверняка.

Я вообще не пытался говорить с ним о его снах с той первой ночи. Мы ведь не спим в одной постели. Черт возьми, мы едва даже трахаемся в ней. Ну, может, пару раз за все время мы и... спали вместе? Занимались любовью? Трахались?

Черт. Все сложно.

— Доброе утро, — говорит Киран, поднимаясь со стула и направляясь к кофейнику. Он наливает себе еще одну чашку, потом берет вторую, чтобы налить и мне. Затем протягивает ее, и в его глазах мелькает нервный огонек. — Ты хорошо спишь?

— Да, — отвечаю я, и это не совсем ложь. Когда я сплю в кровати, все прекрасно. Но пол не очень способствует крепкому сну. Я делаю глоток кофе, наслаждаясь горьким вкусом на языке, и улыбаюсь:

— Я запланировал для нас кое-что интересное.

Киран вскидывает бровь:

— Неужели?

— Так и есть. Вообще-то хорошо, что ты уже проснулся. А значит, мы можем выехать пораньше, пока не слишком людно.

— Не слишком людно? — переспрашивает Рейн, и на его лице появляется замешательство.

Я прикусываю губу, пытаясь сдержать улыбку, чтобы та не стала шире.

С тех пор, как Рейн сказал мне, что никогда не бывал в горах, не говоря уже о лыжах или сноуборде, я жаждал взять его с собой. Но, зная Рейна, он не хотел бы, чтобы его видели со мной на людях чаще, чем требуется.

Хотя я уже не так уверен, что это правда. А после вчерашнего? Сделать мне такой милый подарок и ничего не ожидать взамен?

Да нет. Ни хрена не происходит.

— Мы поедем в Вейл, — небрежно говорю я, прежде чем сделать еще один глоток кофе. — Я купил абонемент на подъемник на весь день.

Глаза Рейна практически вылезают из орбит, но затем он смотрит на меня скептически:

— Это, что, рождественский подарок?

— А не все ли равно? Он уже оплачен и возврату не подлежит, и нет, ты не можешь вернуть мне деньги, — пожимаю я плечами. — С тех пор, как мы сюда приехали, я мечтал вернуться на склоны. Это больше для меня, чем для тебя, потому что ты даже не знаешь, как кататься.

Опять же, не совсем ложь.

Взгляд, который бросает на меня Киран, дает понять, что парень все еще сомневается в моих мотивах, однако он не возражает.

— Ты научишь меня? — Вопрос звучит так беззащитно, что я почти теряю дар речи.

Рейн мать его Грейди нервничает.

Это зрелище стоит того.

Я улыбаюсь:

— Конечно, детка. Я буду держать тебя за руку все время, пока мы будем спускаться вниз.

***

Не проходит и часа, как мы одеваемся в зимнюю одежду, которую привезли с собой в шале — к счастью, я захватил две пары зимних штанов — и на квадроцикле едем в город. По крайней мере, на этот раз я спокойно сижу сзади и могу с уверенностью дразнить Рейна — скользить ладонями по коже его пресса, груди и спины под всеми этими слоями одежды.

Киран мог бы съехать на обочину и пригрозить, чтобы я убрал от него свои руки, пока мы не свалились в какой-нибудь овраг, но он, казалось, не возражал.

Взяв напрокат пару досок и шлемов, и показав Рейну основы передвижения с ногой, закрепленной в сноуборде, мы садимся в один из кресельных подъемников на вершину горы.

Пока мы медленно поднимаемся над склоном, я смотрю на окружающий нас пейзаж и благодарю небо за то, что мне посчастливилось вырасти в таком чудесном месте. Столько людей никогда не узнают, в каком прекрасном мире мы живем — насколько малы в грандиозном плане жизни — и пребывание в горах является прекрасной возможностью взглянуть на него в перспективе.

И речь не только обо мне. Штат быстро разрастается, и горы здесь играют не последнюю роль.

Я ощущаю укол вины из-за того, что эти склоны являются для меня родными местами, в то время как нога Кирана ни разу не ступала на горнолыжный курорт. И я благодарен за то, что у него появится этот опыт. Хотя Рейн и не открылся мне, не показал своих шрамов и демонов, я знаю, что он сражается с ними изо дня в день. Поэтому надеюсь, что свежий воздух придаст ему сил, и Киран немного отдохнет. Хотя бы сегодня.

— Какая песня? — спрашивает Рейн ни с того ни с сего, отвлекая меня от мыслей.

— А?

— Какая песня сейчас звучит в твоей голове?

— Я не ... — начинаю отрицать я, пока не осознаю, что рассеянно постукиваю рукой в перчатке по своим штанам, погруженный в мысли. Киран берет мою руку в свою, переплетая наши пальцы в перчатках.

Это что-то новенькое.

Я хмурю брови, глядя на наши сплетенные руки и замечая, что он ухмыляется.

— Так, что за песня?

Я чувствую, как горят мои щеки, несмотря на холодный ветер, и отвожу взгляд, внезапно встревоженный тем, что нахожусь так близко к Кирану.

— Не думаю, что… Я не думал о песне, — лгу я, все еще оглядывая склоны, которые относительно пусты, так как сегодня Рождество, и большинство людей проводят время со своими семьями.

— Почему ты мне лжешь?

Я бросаю на взгляд на Рейна, не привыкший к тому, что он может меня раскусить. По крайней мере, не во лжи. Потому что я никогда не стану ему лгать. Искажать правду? Возможно. Но даже когда мы вцеплялись друг другу в глотки, я никогда не лгал.

У меня на лице дёргается мышца.

Черт!

— Ривер, — рычит Киран, хватая меня за подбородок. — Я спрашиваю тебя об этом каждый божий день, с тех пор как мы решили пойти на… сделку. В чем проблема? О чем ты сейчас думал?

— Обо всем, — бормочу я, глядя в глубину его янтарных глаз. — Мои мысли несутся со скоростью сто миль в час, и я просто… — Боже. Как объяснить, что я размышляю о своих чувствах к нему?

Мне не стоит целовать Рейна или держаться за руки на публике, словно я пытаюсь заявить всему миру, что он мой. О таком мы не договаривались, и, конечно, друзья с привилегиями не должны желать большего. А мы определённо приятели по траху.

Ведь так?

Испуская разочарованный вздох, я уступаю своему желанию, хватаю Рейна сзади за шею и прижимаюсь ртом к его губам, не обращая внимания на окружающих нас людей.

Сначала Киран замирает, и мне кажется, что он собирается меня оттолкнуть. Черт, возможно, даже столкнуть с проклятого подъемника, отправив вниз к неминуемой смерти.

Меня удивляет, когда Рейн прикусывает зубами мою нижнюю губу, прежде чем прижаться ко мне своим ртом.

— Ты пытаешься отвлечь меня, да? — Он тяжело дышит между поцелуями. — Потому что, как бы мне ни нравилось целоваться с тобой, ничего не выйдет. Я только еще больше хочу знать, что это за песня.

— Я просто хотел тебя поцеловать, — выдыхаю я, и на этот раз это не ложь. — Так целуй же меня.

И Рейн целует. Так требовательно и долго, что, как только мы достигаем вершины подъемника и готовимся спешиться для первого спуска за день, мое возбуждение достигает опасного уровня. Мы слезаем с подъемника и направляемся к одной из самых легких трасс на курорте. Рейн, упрямый осел, оказался непреклонен насчет того, чтобы учиться на детском склоне. Так что это будет... интересно.

Вставляя левую ногу в крепление, я перевожу взгляд на Кирана, как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот падает после попытки, стоя, закрепить правую ногу. Я кашляю, чтобы скрыть смех, но Рейн определенно улавливает мое веселье, если взгляд, который он бросает в мою сторону, прежде чем на этот раз сесть, является каким-то признаком.