От бессилия хотелось проблеваться. Какого беса? Я ведь почти дошёл, а тут… места ведь безопасные. Принесут в жертву, два безумных сектанта, которые с головой не дружат. Убив меня, они убьют всю надежду человечества.
Болтали они ещё долго. Иногда совещались друг с другом, иногда произносили странные фразы в воздух. Я узнал, что им следует пролить кровь во имя бога, насытить его и вкусить её самим. А потом вкусить свежей плоти воина, которая даст им силы, съесть его сердце, чтобы придать твёрдость духу. А потом они наберут новых детей, воспитают их братьями, научат воевать. Я пытался возражать, говорил, что никаких детей они сейчас днём с огнём не найдут, говорил, что мне нужно в Башню, что за меня любой выкуп дадут. Говорил громко, они меня точно слышали, более того, постепенно у меня начиналась истерика, мне было страшно, по-настоящему страшно. У меня текли слёзы, я был готов на коленях вымаливать пощаду, да только сложно это сделать, когда ты привязан. Раньше я и подумать не мог, что окажусь таким слабаком, но теперь…
Увы, с тем же успехом я мог обращаться к статуе непонятного мужика в пиджаке. Что стояла неподалёку и чудом уцелела среди всеобщего хаоса. Они продолжали впадать в религиозный экстаз, воздевая рука к небу и распевая нечленораздельные псалмы. Истерика моя скоро прошла. Чувство безысходности, как ни странно, принесло что-то, вроде успокоения.
Наконец, оба встали и направились ко мне. В руках у них были ножи. Мои ножи, видимо, трофеи показались им особо качественными, а может, того требовал обряд. На пол поставили два огромных бокала из стекла. Под кровь.
Я сжался в комок, насколько позволяли путы. Когда лезвия коснулись тела, зубы мои сжались, вместо крика я испускал только мычание. Впрочем, меня пока не убили. Оба несколько раз провели кончиками ножей по моим конечностям, погружая их примерно на миллиметр. Делали они это медленно, боль была адская, а по коже заструилась кровь из рассечённых вен. Я извивался всем телом, но ничто не помогало.
На какое-то время они прекратили экзекуцию, взяли бокалы и стали собирать в них кровь. Большая её часть пролилась на землю, но даже так каждому досталось грамм по сто. Воздев бокалы к небу, они хором прокричали:
- Один, надели нас силой, дай победу над врагами, жертва эта принадлежит тебе!
С этими словами они выпили кровь. Я уже молился, чтобы поскорее потерять сознание, а очнуться уже на том свете. Верующим я никогда не был, более того, встреча с подобными сектантами любого отвернёт от религии, но теперь отчего-то хотелось, чтобы загробный мир существовал. Хоть какой, хоть ад.
Напившись крови, они возбудились ещё сильнее, глаза горели, как лампочки. Бормотание стало всё более неразборчивым. Затем они уложили крест со мной на землю, и присели с двух сторон. Я понимал, что сейчас будет, но ничего не мог поделать, даже сознание не терялось, несмотря на огромную кровопотерю.
- Один, эта жертва тебе! – завопил тот, что справа.
- Вкуси его душу, насыщайся плотью! – прокричал тот, что слева.
- Прими его трепещущее сердце! – крикнули уже оба, поднимая ножи.
Я сделал единственное, что мог, - закрыл глаза. Из горла вырывалось нечленораздельное блеяние, внутри всё тряслось, а тело ждало смертоносной стали в грудь. Только бы быстрее…
Раздался щелчок. На лицо мне плеснуло тёплым, потом щёлкнуло ещё и ещё. Кто-то или что-то упало рядом. Раздались шаги, топот ног в тяжёлых ботинках. Но я, как и прежде, лежал с закрытыми глазами и трясся. Кажется, что-то произошло, кажется, смерть откладывается, вот только мозг мой отказывался воспринимать эту мысль.
- Успели, - раздался надо мной чей-то голос. – Развяжите его и перебинтуйте.
Послышалось клацанье кусачек, перекусывающих проволоку. Кто-то приподнял меня и переложил на что-то мягкое, послышался звук льющейся жидкости, а потом знакомое шипение. Перекись. Жжение в ранах привело меня в чувство. Не то, чтобы совсем привело, но я смог открыть глаза. Вокруг суетились несколько человек в странном сером камуфляже. Военные, в идеальном новом снаряжении, с оружием, пистолеты с глушителем. Люди из Башни?
- Меня… в Башню, - слова произносились с трудом, словно горло моё сжимала невидимая рука. – Денис… Холодов… Панцирь меня… В Башню надо…
Больше я ничего не сказал, тело моё скрутила судорога, я измученное сознание наконец покинуло меня…
Только через три дня я худо-бедно пришёл в норму. Был ещё слаб, но жизни моей ничто не угрожало. Я сидел на своей кровати в медицинском блоке в бинтах и разговаривал с человеком, что назвался подполковником Пименовым.
- Так вы говорите, Панцирь погиб. Это точно?
- Да, погиб, - рассеянно ответил я. – Он ранен был, от потери крови умер. Я предложил перевязать, но он сказал что-то про внутреннее кровотечение, сказал, что уже не поможет. Потом сказал, чтобы я забрал автомат и разгрузку и отправлялся к вам. Тело… тело пришлось бросить. Погоня была.
- Можете примерно показать на карте, где это было?
- Только очень примерно, я карту с местностью смог связать только в последние дни. Река там была и обрыв. А потом…
- Что? – он с интересом поднял на меня глаза.
- Странно, - я попытался сформулировать свою мысль. – Когда погоня прибыла, ну, на то место, где Панцирь остался, я ещё близко был. Слышал их разговоры.
- И что вам показалось странным? – Пименов подозрительно на меня прищурился.
- Они его искали, стояли в том месте и не могли найти. Он должен был быть у них под ногами, но они его почему-то не увидели.
- А была возможность, что Державин не умер, а просто потерял сознание, а потом куда-то отполз?
- Вряд ли, я не доктор, но мёртвого отличу, да и он в таком состоянии был, что отползти точно бы не смог.
- Что же, - он вздохнул. – Запишем в герои новой страны. Будем вспоминать вечно.
- Он ещё просил передать Наде, что любит её (Панцирь договорить не успел, но я сам домыслил).
- Передадим, - он снова вздохнул. – Это его жена и мать будущего ребёнка. Она его ждала. Скоро вы увидитесь.
Это то, чего мне сейчас больше всего не хватало, смотреть в глаза вдове и объяснять, почему её муж умер, а я жив.
- Но потом, - добавил он. – Когда вас медики отпустят. И не только медики, скоро вас посетят нашу учёные. Кровь ещё осталась? Вот и хорошо, они её заберут.
Учёные добрались до меня через два дня, когда уже были сняты бинты, а я мог свободно ходить (правда, пока только до туалета и обратно). Как и полагалось, взяли кровь (другой биоматериал пока не понадобился). Делалось это с большими церемониями, а людей в белых халатах набралось полтора десятка, если не больше.
- Вы только представьте, какие перспективы ждут нас теперь, когда мы получили, наконец, ваш геном, - бубнил себе под нос высокий и тощий, как оглобля тип в белом халате, выцеживая из меня уже третий шприц. – Просто не могу передать свои эмоции.
- Вакцину сделаете, - с понимание кивнул я, чувствуя, как голова снова начинает кружиться.
- Вакцину и не только, - пробубнил над ухом другой, бывший в противоположность первому маленьким и толстым. – Мы вирус поставим себе на службу. Он ведь действовал во вред. Просто выносил большие участки генома и заменял их чем попало. А теперь он служит нашим целям, можно сказать, мы им управляем, теперь он выносит повреждённые участки и вставляет то, что нужно нам. Оставалось только дать ему образец. Этот образец.
Он многозначительно постучал по двадцатикубовому шприцу с кровью.
- Скоро, через пару недель, - продолжил третий, восточной внешности, - мы станем свидетелями грандиозного события – подъёма на поверхность зачатка нового человечества. Тысячи людей впервые вживую увидят небо и солнце. Вы тоже будете там присутствовать. Ведь случилось всё благодаря вам.
Вообще-то я ничего не делал, тут Панцирю памятник ставить нужно, а не мне. Чёрта с два бы я добрался без него.
Отпустили меня ещё через три дня, о ходе работы с моим геномом ничего не сообщали, но я предпочёл считать, что у них всё получилось. А на выходе из медицинского блока меня ждала она. Женщина, ещё нестарая, лет тридцати пяти, но уже с обильной проседью в волосах. Она была беременна, хотя живот был едва заметен.
Я внутренне напрягся, ожидая обвинений в свой адрес. Но всё оказалось не так. Она вежливо поздоровалась, назвала себя, после чего попросила рассказать ей о наших приключениях. Я ничего не стал от неё скрывать и всё рассказал в подробностях. Она слушала внимательно и молчала, а в глазах стояли слёзы. В конце своего рассказа я добавил:
- Я не могу вам вернуть Александра, но, если нужно какая-то помощь, то…
- Помощь? – она встрепенулась. – Да, пожалуй, нужна. Только вот…
- Говорите, - уверенно сказал я. Её было так жалко, что я, и правда, собирался выполнить любую просьбу.
- Я беременна, - проговорила она задумчиво. - Более того, жду сына. А сыну нужен отец. Будьте его отцом. Не для того, чтобы обеспечивать, в современном мире такой вопрос не стоит. Нужен мужчина, который будет его воспитывать. И любить.
Я от таких предложений слегка растерялся. Но потом решительно выдохнул и сказал:
- Буду.
- Пойдём домой, - она взяла меня за руку, и мы вместе медленно пошли по асфальтовой дорожке в сторону общежития.
Эпилог
Александр Державин, известный в определённых кругах, как Панцирь, открыл глаза. Увиденное его удивило, потом испугало, потом у него появилась робкая надежда. Впрочем, полной уверенности, что окружающая действительность не является плодом его больного воображения, у него не было. Его ранили, тяжело и, вроде бы, даже смертельно, а теперь умирающий мозг галлюцинирует, показывая ему картинки другой реальности. Реальность, правда, была привлекательной.
Дотянувшись, он крепко ущипнул себя за руку, за то место, где не было хитиновых пластин. Помогло слабо. Картинка ночного города, что стояла перед глазами, никуда не исчезла. Современного города, в котором ярко светят уличные фонари, горит свет в окнах высотных домов, а на дороге, что проходила в двух шагах, то и дело проносятся автомобили.