Баттерс нахмурился. Он знал о том, как работает магия, больше, чем большинство людей. Он сам был чем-то вроде новичка в колдовстве и мог разобраться с некоторыми основами, и я мог видеть, как он перебирает возможности для кого-то получить магическую власть над Мэб через ее кровь.

— Даже ее?

— Для большинства будет глупо пытаться посадить тигрицу на цепь, — заметила Мэб. Ее широко раскрытые глаза обратились на меня. — Но пока цепь может быть выкована — тигрица может быть скована.

— Вроде как твердое правило, чувак, — сказал я. — Не имеет значения, насколько что-то будет большим. Пока ему можно пустить кровь, его можно связать.

Баттерс украдкой осмотрел свои руки, по-видимому, на предмет каких-либо кровоточащих порезов.

Мэб показала свои зубы и произнесла:

— Разумеется.

Чирикающие щелчки в дымке впереди нас повысились до крещендо, а затем внезапно прекратились.

Как и обстрел укреплений.

Ночной воздух изменился.

Он застыл.

Везде воцарилась тяжелая тишина. Звуки вдруг стали непосредственно близкими, как в зимнюю ночь во время снегопада.

Единорог запрокинул голову и тряхнул гривой. Мэб положила руку на шею существа и вздрогнула, наклонившись вперед, ее глаза сияли ярче звезд.

— Ах-х-х, — прошелестела она медленным, чувственным выдохом, немногим громче шепота. — Вот мы и добрались до этого.

Я сглотнул и понизил свой голос.

— Она здесь?

Мэб прищурила глаза, словно вглядываясь в дымовую завесу.

— Титан и ее... — она искоса взглянула на меня. — Лягушачий принц.

— Насколько силен Корб? — спросил я.

— Я слышала, что ему не суждено погибнуть прежде, чем глубочайший океан встретится с Солнцем.

— В жопу судьбу, — заявил я. — Может быть я освобожу от нее его задницу. Насколько он силен?

Блеснули зубы Мэб.

— Он превосходит тебя в силе, в опыте и в предательстве.

— Но готовь поспорить, у него не так много друзей, как у меня, — сказал я.

Я, не глядя, протянул кулак.

Баттерс стукнул своими костяшками пальцев по моим, тоже не глядя.

— Смертные чародеи, — вздохнула Мэб. — Вечно вмешиваетесь в то, чего не понимаете.

Я выудил цитату из той, с кем редко в чем-либо соглашался.

— В чем смысл свободной воли, как не в возможности плюнуть в глаза судьбе?

— Как бы так сформулировать, чтобы ты понял, — спокойно ответила Мэб, обратив лицо к ночи. — Ах. Судьба... хладнокровная сука.

Что, учитывая источник, действительно о чем-то говорило.

— Всегда есть последствия, чародей, — продолжила Мэб. — Всегда есть цена, которую надо заплатить, чтобы создать новое разветвление Вселенной, искривить русло великой реки.

Мгла из пыли и дыма перед нами внезапно озарилась алым.

А потом, она раздвинулась, словно занавес. Просто исчезла прочь со всего Миллениум-парка, оставив воздух чистым и ясным, так что мы могли четко видеть, что происходит.

— Ох, — выдохнул Баттерс. — Вот дерьмо.

Я сглотнул, не сказав ничего.

Я хорошо мог видеть укрепления. Одна из стен довольно сильно провалилась внутрь, так что я мог видеть настоящую сцену амфитеатра. Я осторожно позволил себе прислушаться к знамени, и это заставило все мое тело заныть от сопереживания огромного количества ран, полученных моими людьми. Всего лишь триста девяносто восемь добровольцев остались в живых. Из тысяча ста восьмидесяти семи осталась только треть. Большинство были ранены. Все они были напуганы.

Позади нас лес из арматуры все еще блокировал наше отступление полукругом сорок ярдов в поперечнике. Дальше, казалось, не было ничего, кроме пустого парка. Когорта сидхе покинула поле боя, и я чувствовал посредством знамени, что создания Зимы держатся вне поля зрения, опасаясь показываться в теперь уже очистившемся воздухе.

В поле зрения было несколько раненых с обеих сторон, слабо шевелящихся на поле, там где они упали.

Но на практике выходит, что единственными, кто все еще стоял, были я, Баттерс и Мэб на ее кошмарном единороге.

Нас было четверо.

А на другом краю поля стоял враг.

Даже если считать потери, нанесенные Мэб и ее когортой, мы были в меньшинстве, может быть, тысяча двести к одному, и это если считать единорога. И везде, куда бы я не посмотрел, враг продолжал жульничать. Завесы замерцали, открывая новые отряды, собравшиеся вокруг своих знамен, в основном это были те тяжеловооруженные обезьяноподобные существа. Мы думали, что враг пришел с семью тысячами плохих парней. Похоже, им удалось спрятать от нас еще три или четыре тысячи своих закаленных солдат.

В данный момент я не знал конкретных цифр. Они стали известны позднее. Сейчас я просто думал, что они добавили пару сотен ярдов уродства к армии плохих парней, стоящих перед нами.

— Вау, — тихо пробормотал Баттерс. Его голос был ровным и помертвевшим. — Уверен, их здесь много.

— Это просто так выглядит, потому что они все собрались в одном месте, — сказал я.

Баттерс взглянул на меня.

— Угу. Наверное так и есть.

Всей этой битвы было недостаточно.

Ее и близко не было достаточно.

В середине вражеского строя возвышалась Титан.

Даже с другого конца поля, само присутствие Этниу приковывало взгляд ужасающим очарованием. Рубиновый свет от тумана, который все еще окружал все, что не находилось в парке, переливался на ее бронированной плоти. Она сбросила все, что не было сделано из титанической бронзы, и ее облик была совершенством красоты, за исключением тлеющего блеска Ока. Ее присутствие было чем-то вроде силы тяжести в моем сознании, гравитации, которая заполняла напряжением пространство вокруг нее, слишком притягательным, чтобы его можно было не замечать. Она была существом скорби, обращенной в такую ярость, что ее красота стала ножом, который вонзался в глаза любому, кто смотрел на нее.

Смотреть на нее было все равно, что взирать на древнюю, более дикую Вселенную, мир где Титаны шагали сквозь бесформенную ночь и давили смертных насекомых под своими ногами — видеть место настолько жестокое и ужасающее, что даже в наших легендах человечество предпочло об этом не вспоминать.

Ее ненависть кипела в тлеющем сиянии Ока, в свете пожаров разрушения, которые она принесла в мой город, силой гораздо более древней, глубокой и смертоносной, чем я когда-либо знал. По сравнению с этой силой, многочисленные ряды фоморов вокруг нее казались такими же хрупкими и недолговечными, как мимолетные тени.

Я оторвал от нее свой взгляд.

Баттерс тоже пялился на Этниу. Он сжимал пустую рукоять Фиделаккиуса обеими руками с побелевшими костяшками.

Я толкнула его локтем, и он дернул подбородком в мою сторону, его лицо было бледным.

— Теперь армия уже не выглядит такой страшной, правда? — осведомился я.

Мгновение он смотрел на меня. Затем его губы раздвинулись в неприятной болезненной улыбке и он сделал несколько неуверенных выдохов, которые в этот момент были ближайшим аналогом смеха.

— Хех. Хе, хе, хе. Хе-хе.

Двигаясь синхронно, Мэб и Этниу выступили вперед.

— Стой позади меня, — прошептала Мэб, когда смертоносное присутствие единорога проскользнуло между Баттерсом и мной и заняло позицию между нами и Этниу. — Будь готов.

Я в точности знал, насколько пугающей была Мэб.

Я хочу сказать, я чувствовала себя довольно таки потрясающе, наблюдая, как этот жуткий единорог расставляет ноги, как будто он намеревался устоять на земле перед надвигающимся поездом, становясь между этой угрозой и нами. Мэб вздернула подбородок перед Этниу и подняла свою тонкую бледную руку.

Ее голос пронесся над землей, резкий и угрожающий, как внезапный треск ледника.

— Стой, карга. Дальше ты не пройдешь.

Этниу встретила это заявление секундным молчанием и неподвижностью.

Затем она просто улыбнулась и шагнула ближе.

Два чудовища смотрели друг на друга в течение бесконечного удара сердца, прежде чем пульсация голоса Этниу прокатилась сквозь воздух, болезненно вибрируя в моих костях, заставляя мои зубы неприятно гудеть.

— Ты начинала хнычущей смертной, — ответила Этниу. Ее голос звучал так же громко внутри моей голове, как и снаружи, наполненный абсолютной неоспоримой силой. Когда этот голос вещал, сама реальность склонялась, чтобы ему соответствовать. — И ты закончишь так же. Как бы ты ни была сильна, ты пришла из более юного мира. Более слабого мира.

— Мира, который оставил тебя позади, — сказала Мэб, насмешка звенела вызовом силе перед ней.

Этниу сделала еще один шаг вперед, ее глаз запылал ярче, теперь венчая ее голову алым светом.

— Вероломная маленькая ведьма. Та, кто не склонился перед моим отцом. Ты склонишься передо мной или встретишь взгляд Ока.

Мэб исполняла роль из моей книги.

Она запрокинула голову и рассмеялась.

Это был серебристый звук, который каким-то образом нарушил тишину и близость ночи. В этом смехе звенело презрение и неподдельное веселье — холодное, чуждое веселье паука. От этого смеха войска фоморов внезапно начали хвататься за головы. Их ряды дрогнули, когда тяжело вооруженные солдаты побросали свое оружие в попытках обхватить длинными руками свои заключенные в шлемы черепа.

— Ты не слишком хорошо меня знаешь, — сказала Мэб, и в ее голосе все еще слышался этот раздирающий уши смех, — не так ли?

Этниу сделала еще один угрожающий шаг вперед.

— Твой жалкий союз бросил тебя или ждет своей смерти. От твоих телохранителей осталась лишь пара зверей. А смертные прибудут тогда, когда им останется лишь оплакать своих усопших.

Баттерс ахнул от силы, прозвучавшей в этом голосе, и сделал шаг в сторону. Из одной его ноздри начала сочиться кровь. Я схватил его за плечо и оттащил еще немного в тень Мэб и единорога.

— Гарри, — отрывисто прошептал он. — Какого черта мы все еще здесь находимся? Нас не должно быть здесь.

Я чувствовал абсолютно то же самое. Это были силы, более древние, чем современный мир Чикаго, существа, которые видели годы, прошедшие за пределами воображения простых смертных, засвидетельствовавшие события из мифов и легенд своими собственными глазами. Для них эта ночь была просто перестрелкой, а не крупным апокалипсисом столичного масштаба. Десятки тысяч людей уже погибли сегодня вечером. За ними могут последовать еще сотни тысяч.