Глава 24
Астрид
Это не я, это ты.
— Не прикасайся ко мне, — выдавливаю я.
Его тело толкается в меня, руки сжимаются вокруг моих запястий.
Поясница ударяется о стол, когда он нависает надо мной, весь твердый и мощный. Однако я не испытываю никакого запугивания. Дерьмо, я даже не вижу в нем неотразимого Викинга.
Он просто чертов мудак.
— Я же сказал, что погублю тебя, — в его
голосе слышится злоба. Острота, которая должна резать. — Говорил, что сломаю тебя, но ты все равно не отступила. Ты продолжала дразнить меня, словно прося отомстить ещё сильнее.
— Пошел ты, Леви. Пошёл. Ты. Все, чего я когда-либо хотела, это закончить свой последний учебный год в мире, но нет, ты должен был все разрушить. Разве я просила тебя заинтересоваться мной? Я тебя заставила? Это ты решил уничтожить меня в своих дурацких играх.
— И ты единственная, кто отказалась проиграть.
Его лицо напрягается, будто это он злой, а не наоборот.
— Я родилась не для того, чтобы проиграть или стать пешкой на твоей доске.
Он наблюдает за мной, весь напряженный, словно разрезает меня и заглядывает внутрь. При других обстоятельствах это было бы неприятно, но сейчас я чувствую только презрение.
Я хочу погубить его так же сильно, как он погубил меня.
На этот раз я хочу быть хищницей, а не добычей.
— То, что ты увидела, не то, о чем ты подумала, — говорит он холодным тоном, словно мы обсуждаем погоду.
— Конечно. Я определенно не видела, как Николь сосала тебе член, Кинг.
— Не обращайся ко мне так.
— Разве не этого ты хочешь, чтобы все называли тебя так, Кинг?
— Только не ты.
Как будто это возможно, его грудь становится еще ближе.
С каждым вздохом моя грудь задевает его куртку. Я стараюсь не сосредотачиваться на том, насколько полными и тугими они кажутся или как болят мои соски в ответ.
Его свежий запах, смешанный с отдаленным запахом водки, наполняет мои чувства.
Его присутствие подобно стихийному бедствию; его невозможно избежать, и он всегда оставляет за собой разрушение.
И я отказываюсь быть побочным ущербом.
Я борюсь с ним, пытаясь ударить его головой, но он легко отходит в сторону.
— Ты считаешь меня шуткой?
— Шуткой, — медленно повторяет он, продолжая безжалостно сжимать мои запястья.
— Или я завоеватель? Война, которую необходимо выиграть.
— По сравнению с тобой, принцесса, война просто детская забава.
— Скольким девушкам ты это рассказывал? Это относится и к Николь? Ты же знаешь, что она заботится о капитане и все такое.
Его губы кривятся в волчьей ухмылке. Черт бы побрал его и то, как нереально он выглядит.
— Почему ты так расстроена, принцесса?
— Я не расстроена.
— Быть может, ты ревнуешь?
— Пошёл. Ты.
И пошла к черту Николь, и мое сердце, вечно бьющееся из-за этого ублюдка.
Он направляет свою нижнюю часть тела туда, где мой топ встречается с юбкой. Что-то твердое и толстое давит мне на живот через брюки.
Я не могу сдержать дрожь, которая пробегает по моему позвоночнику.
— Ты чувствуешь это, принцесса? Я больше ничего не хочу делать, кроме как раздвинуть твои ноги и трахнуть тебя до крови.
Его грязные слова вызывают напряжение в животе. Это как воспоминание о той ночи, и я едва удерживаюсь, чтобы не потереться о него всем телом.
Затем я вспоминаю, что не так давно одна блондиночка терлась о него всем телом.
Я кусаю нижнюю губу так, что почти до крови.
— Неряшливые секундантки Николь не входят в мой список дел.
— К черту Николь. К черту всех. Ни одна из них не имеет значения.
— А я имею? — я усмехаюсь.
— Да.
Он делает паузу, будто сам удивляется.
Его поза становится напряженной, и мы смотрим друг на друга слишком долго, словно нам нужно впитать этот момент.
Я первая, кто выходит из транса.
— Оставь меня в покое, Кинг.
— Я же просил тебя перестать так меня называть.
Он отпускает мои запястья и хватает меня за бедра. Его большие и сильные руки обхватывают мое миниатюрное тело, когда он с лёгкостью поднимает меня.
Я вскрикиваю, когда он усаживает меня на стол. Он раздвигает ноги. Джинсовая юбка растягивается от движения, когда он устраивается между моих раздвинутых бедер.
Крошечные мурашки пробегают по коже и спине.
— Знаешь, о ком я думал, когда Николь стояла у меня между ног?
— Я не хочу этого знать.
Его горячее дыхание дразнит раковину моего уха, вызывая дрожь во внутренних стенках.
— Ты не хочешь, хах?
— Не хочу.
— Во всяком случае, я тебе скажу. Когда она подняла глаза, то это были эти зеленые ворота. — его пальцы скользят по моим ресницам. — Когда она открыла рот, я увидел эти губы. — он проводит указательным пальцем от моих глаз к уголку рта, паря, но не касаясь.
Я сглатываю звук, вырывающийся наружу. Мое дыхание прерывается с каждым вдохом.
— Потом что? — мой голос низкий, побежденный. — Ты бы трахнул ее и притворился, что это я?
— Она не ты.
Слова едва слетают с его губ, и вся его поза застывает, словно он ненавидит это. Он ненавидит, что она не я. Что он не может играть с ней в свои игры и притворяться, что это я.
И почему-то это вызывает у меня странное чувство выполненного долга.
Даже король не всегда получает то, что хочет.
Леви хватает меня за волосы и тянет, пока моя голова не откидывается назад. Он проводит другой рукой по моей ключице и обхватывает ею горло.
Его хватка достаточно крепка, чтобы я знала, что он контролирует мое дыхание. Одно сжатие, и весь воздух исчезнет.
Мой пульс ускоряется до тех пор, пока его невозможно услышать.
Тук. Тук. Тук.
Под этим углом я полностью вижу сжатую линию его острого подбородка, презрение на его жестких чертах и черноту в его бледных глазах.
Я начинаю думать, что для Леви черный — это не цвет. Это состояние ума и бытия.
За этим зловещим, угрожающим взглядом скрывается монстр. Чудовище, которое разорвет меня на кусочки, если я ему позволю.
Поцарапает. Разорвет меня на части, даже если я ему не позволю.
Я уже спровоцировала короля, и теперь нет никакого пути обратно, чтобы стать простой пешкой на линии врагов. Мой лучший выбор — это подняться по служебной лестнице и каким-то образом свергнуть короля.
Он на мгновение сжимает мое горло.
— Никто не ты, принцесса.
Моя грудь поднимается и опускается так сильно, что я радуюсь, что мое сердце орган и не может вырваться из моей грудной клетки в стиле камикадзе.
Я кладу руку ему на грудь в жалкой попытке оттолкнуть.
— Это не может произойти. Я ненавижу тебя, Леви.
— Если тебе от этого легче, то ненавидь меня сколько хочешь.
Он проводит губами по раковине моего уха, высовывая язык, дразня разгоряченную кожу.
Тихий вздох срывается с моих губ, и я не могу не наклонить шею в сторону, даже когда его рука удерживает меня на месте.
— Мы с тобой токсичны, — тихо выдыхаю я. — Мы совсем не похожи.
— Противоположности протягиваются, — говорит он мне на ухо, покусывая чувствительную плоть.
Я прикусываю нижнюю губу от нахлынувших эмоций. Сжимаю бедра, но это только сильнее прижимает его к моей гладкой сердцевине.
— Противоположности тоже уничтожают друг друга.
— С этим у меня тоже все в порядке.
Я открываю рот, чтобы возразить. Любые слова, которые я собиралась сказать, заканчиваются вздохом, когда его губы захватывают мои. В отличие от поцелуя на парковке, этот более отчаянный, жестокий и неуправляемый.
Его зубы стучат о мои, его язык проникает внутрь, будто он всегда владел этой частью меня.
Как будто он владел мной всю жизнь.
На этот раз я не сопротивляюсь. Я не могу.
Когда он тянет меня за волосы, я откидываю голову назад и позволяю ему поцеловать меня. Нет. Поглотить меня. Потому что Леви не целуется, он поглощает. Он пробует меня, словно я его любимый вкус.
Затем, секунду спустя, он сжимает мою шею и отрывается.
Я задыхаюсь и прошу воздуха, но все, о чем я могу думать, это... о большем.
Я нуждаюсь в большем.
Наши рты не предназначены для дыхания или разговора.
Они созданы для поцелуев.
Это чертово преступление, что он не целовал меня все это время. Мы должны были целоваться с той ночи, когда я была одурманена им и его прикосновениями.
Только теперь я не под кайфом, не так ли?
Леви, это наркотик. Я жертва своей зависимости от него.
Я жертва его одержимости мной и того, как он смотрит на меня, будто я, его жизненная дилемма.
— Не приходи болеть за других в моей игре, — рычит он мне в горло.
— Ч-что?
— Не стой и не называй имя другого парня в моем гребаном присутствии.
Я недоверчиво улыбаюсь.
— Ты... одержим мной или?
— Назови это одержимостью, глупостью или чертовым безумием, — рычит он, сжимая мое горло. — Но твой взгляд предназначен мне.
Я не успеваю ответить, потому что его язык вторгается в мой рот. Побеждает. Рушит. Как будто это его богоданное право. Словно я была создана для него, чтобы побеждать.
Большая часть меня хочет вернуть то, что он берет. Я хочу поцеловать его, будто я тоже могу выиграть битву. Хочу вцепиться в его защиту и разрушить стены.
Но я не такая, верно? Я не должна участвовать в битвах и войнах. Я должна закончить свой чертов учебный год в мире.
Я со стоном отрываюсь от его рта...
— Я…
— Перестань отрицать это, — бледно-голубые его глаза околдовывают меня. В последний раз сжав мое горло, он проводит рукой по моей груди, обхватывая ее. — Они кажутся такими полными, не правда ли?
Я качаю головой, хотя мои соски твердеют, как никогда раньше.
— Но посмотри, как они обтягивают топ. Держу пари, они хотят, чтобы я к ним прикоснулся, а?
Он проводит большим пальцем по соску поверх ткани. Его грязные словечки и прикосновения вызывают массу ощущений.
Все ощущается в десять раз острее.
Дерево стола подо мной слишком твердое. Мягкий свет вдруг стал слишком ярким. Его пьянящий запах стал опиумом или глотком алкоголя.
— Лги сколько хочешь, но я чувствую твое возбуждение, принцесса.
Я уже собиралась возразить, когда он щипает меня за сосок.
Моя голова откидывается назад со стоном.
— О Боже.
Он продолжает играть с соском, а затем крутит его, словно это орудие пытки. И в каком-то смысле так оно и есть.