Нико просто наблюдает за мной с таким же безжалостным выражением лица, как и всегда, поэтому я отвожу взгляд.

— Посмотри на меня, — его голос — легкая команда. Я неодобрительно смотрю в ответ.

— Зачем ты себя сравниваешь?

— Я не сравниваю, — слишком поспешно отрицаю я. Его голова откидывается назад.

— Ты врешь.

Я попалась, поэтому выдаю чрезвычайно драматичный вздох в качестве подтверждения и качаю головой. Клянусь, он подавляет смешок, хотя, когда я быстро ищу доказательства, что он все-таки человек, они исчезают.

Он делает паузу, потом спрашивает:

— Что ты обо мне знаешь?

— Ты… Играешь в футбол, уже много лет. Он кивает.

— Ты танцуешь, в основном хип-хоп.

Общеизвестный факт. Я киваю, заставляя себя не говорить этого, но слова сами лезут изо рта.

— Ты любишь заниматься сексом в воде. Он даже не моргает.

— У тебя никогда не было секса.

Моя голова откидывается назад от его внезапного и столь уверенно заявления. Я смотрю на него так же, как он на меня, и медленно хмурюсь. Я не дура, я знаю, что он делает, и у него не получится. Он может насмехаться надо мной сколько угодно.

Я отрицательно качаю головой.

— Я не собираюсь ни подтверждать, ни отрицать то, что ты там слышал, так что не можешь не стараться.

Его заостренное выражение лица углубляется, и чем дольше он молчит, тем больше я ерзаю. Очень медленно, его глаза сужаются.

— Подтверждать… что именно? — он наклоняется ближе. — И что я мог услышать?

Я усмехаюсь, отводя взгляд.

Я понимаю, что сама виновата, начав тему о его сексуальной жизни, это моя ошибка, но он должен знать, что я не девственница, и я чертовски уверена, что не доставлю ему удовольствия услышать, как я говорю это вслух.

Взгляд Нико долго фокусируется на мне, прежде чем он, наконец, отводит взгляд. До конца урока он не произносит больше ни слова, как и всю оставшуюся неделю.

Когда проходит вторая неделя, я пытаюсь завязать непринужденный разговор, но Нико игнорирует меня. Он засыпает, прислонившись к воротам теннисного корта, и поскольку у меня нет материала для задания, я сижу молча, прокручивая в голове свой день снова и снова, пока нам не говорят, что мы можем уходить.

Нико внезапно просыпается и уходит, но я задерживаюсь, осторожно приближаясь к нашему учителю, как только большинство учеников уходит.

— Мисс Дейвенпорт, чем я могу вам помочь? — слышна усталость в его голосе.

— Я знаю, вы просили меня не жаловаться, но я пыталась поговорить с Нико, и он такой же интересный, как картонная коробка. Он не хочет разговаривать, и это нормально, но мне нужно знать, что это не повлияет на мою оценку.

— Он помогает во время лабораторных работ? — спрашивает он.

— Он делает свою работу, но никакого партнерства между нами нет. Он падает в кресло.

— А ты пробовала быть с ним на одном уровне? Я усмехаюсь.

— И какой же это уровень?

Когда мистер Брандо хмурится, я отвожу взгляд.

— Вот что я тебе скажу, — начинает он, и я опять обращаю на него внимание.

— Поскольку ты первая, кто подошла ко мне и не попросила передумать, я помогу тебе на следующем уроке, — неопределенно говорит он. — Остальное зависит от тебя. Заработайте оценку, Мисс Дейвенпорт, и вы, возможно, даже заработаете новую дружбу.

Я киваю, хотя совершенно ничего не понимаю, и тащусь на следующий урок.

Я удивляюсь, обнаружив мамину машину на подъездной дорожке, когда прихожу домой, и еще больше удивляюсь, когда она сидит в маленьком баре и ждет меня. Ее взгляд падает на мой спортивный бюстгальтер.

— Ты сегодня танцевала?

— Да, я была в студии.

Она кивает, ставит чашку на стол и откидывается на спинку стула.

— Итак, Нико Сайкс. Ах. Точно.

— Он мой новый партнер по лаборатории.

— Да?

— Мама, перестань, — я быстро мою руки, вытирая их бумажным полотенцем.

— Ничего страшного в этом нет.

— Я даже ничего не сказала, — она невинно пожимает плечами, проводя пальцем по краю чашки.

Я закатываю глаза и жду.

— Я тут поспрашивала, ты знаешь, что именно его поймали с дочерью Мистера Клеммонса?

Я открываю холодильник, откручиваю крышку энергетика и делаю быстрый глоток.

— Да, Джози, они то расстаются, то сходятся.

— Он плохой парень?

— Он же выпускник.

— Все-таки непристойное поведение в общественном месте как то не очень.

— А у Джози Клеммонс даже не отобрали кредитную карточку. Мама кивает, делая вид, что ничего не замечает.

— Она богатая девушка, у нее прекрасная семья. Бьюсь об заклад, что он соблазнил ее… Своими глазами.

Я борюсь со смехом, хватая круассан из коробки на стойке. Даже моя дорогая мама, которая думает, что она слишком хороша для этого мира, не может отрицать привлекательность Нико.

— Глаза, мам? Серьезно?

Ее глаза сужаются, предупреждая меня не говорить больше ни слова, но так же быстро она улыбается.

— Я тут подумала, может, мне стоит пойти и поздороваться с Сайксами. Может, пригласить их на ужин?

Издевательский смех вырывается наружу.

— Ты же не готовишь.

Гнев быстро заполняет ее глаза, поэтому я прочищаю горло и пытаюсь снова.

— Откуда такой внезапный интерес к соседям?

— Он твой напарник, — она притворяется, что ее намерения невинны, хотя мы обе знаем, что это не так. — Возможно, ты будешь умнее, и мы будем видеться с ним чаще.

— Что значит «умнее»?

— Ох, Деми. Если Роджер Клеммонс разрешил ему встречаться со своей дочерью, значит, в этом мальчике есть что-то многообещающее. В этом стоит разобраться.

— Значит, ты хочешь посмотреть, соответствует ли он твоей шкале мер?

Выражение ее лица становится жестким, и она решает унизить меня, как, по ее мнению, я сейчас унизила ее.

— Убери хлеб, Деми.

Я бросаю круассан в мусорное ведро, с грохотом ставлю бутылку и выхожу.

Она знает, что семья Нико богата, и теперь, когда она увидела его физическую привлекательность, она заинтересована в том, чтобы узнать больше, чтобы прийти к поверхностному решению, отгородить меня от него или наоборот.

Мой отец давным-давно упоминал, что Нико и его семья унаследовали огромное поместье от одной из покойных тетушек его матери или что-то такое, что устроило их на всю жизнь здесь, в Санта-Крусе.

Наверное, это было, когда Нико был ребенком, потому что, сколько я себя помню, мы с ним делили забор. Сейчас мы делим лабораторный стол.

И никогда мы никуда не продвинемся.