Прошла неделя. С трудом, но все же верилось, что жизнь старого дома на Флит-стрит, 186 постепенно обретает прежний, хоть и давно забытый, смысл; хмурые тени мало-помалу отступали, освобождая место для живых. Клиенты заходили, клиенты выходили и – небывалый случай! – возвращались вновь. Покинув цирюльню, довольные своим преображением, они шли дальше – мимо двери пирожковой, нарочно чуть приоткрытой и… уловив щекочущий аппетитный запах, попадались в сети миссис Ловетт. Так задумано природой: люди созданы любить себя в полной мере – и снаружи, и внутри. Сперва отличное бритье, а после – сытный, лакомый обед. И со временем сочетать эти два удовольствия именно здесь ненавязчиво стало для многих доброй традицией.
Мастерство Суини Тодда быстро заслужило похвалу и доверие клиентов. Порою, находя предлог, чтобы хоть на минутку заглянуть в цирюльню, Нелли украдкой любовалась его изящными движениями. Кто еще с обычной бритвою в руке мог так походить на художника или артиста? А эти точеные ловкие пальцы – они как будто бы перебирают невидимые струны! Тонкие струны ее души… Ей иногда безумно хочется взлететь и в упоении парить над облаками! Ах, если бы – не в одиночку, а вместе с ним!.. Но это все мечты, мечты, мечты… пока она старательно раскатывает тесто.
Был понедельник. В будний день посетителей сравнительно немного. Если кто и заходит побриться с утра – то лишь те, кому попросту нечем заняться. Либо те, кому делать ничего и не надо: все блага сами падают с неба прямо им в руки. Остальные появляются в пирожковой к обеду, а в цирюльне – ближе к вечеру.
Суини Тодд задумчиво смотрел в окно: прохожие – кто деловито, кто озабоченно – спешили мимо; коляски проезжали изредка, не останавливаясь. Утро было довольно прохладным, и он уже собрался приготовить себе чаю, как вдруг кто-то негромко постучался в цирюльню.
– Входите! – Оставив чайник на разогретой железной печке, Суини распахнул незапертую дверь, любезно пропуская гостя.
Он медленно вошел. Весьма экстравагантный джентльмен в широком голубом плаще с меховым воротником и малиновой подкладкой, похожий одновременно на франта и… на клоуна. Он важно выступал, закинув голову назад, словно напыщенный индюк; по-видимому, пышный бант на шее вдобавок мешал ему дышать. Жеманно отряхнув расшитый галуном рукав, клиент уселся в кресло спиной к цирюльнику, небрежно закинув ногу на ногу.
– Я слышал, вы открыли свое заведение сравнительно недавно, – начал он взыскательным тоном ревизора. – Но молва так красноречиво хвалит ваш талант, что ДАЖЕ Я решил зайти побриться!
Это заносчивое и самоуверенное «даже я» невольно настораживало. У Тодда оно вызвало улыбку недоверия.
– Кому же я обязан такой честью? – Тщательно взбив пену, Суини, наконец, приблизился к клиенту. – Но вы прекрасно выбриты… – проговорил он с удивлением.
Тут незнакомец, будто спохватившись, драматически всплеснул руками и неожиданно громко рассмеялся:
– Ах да, простите: забыл представиться. Синьор Адольфо Пирелли, – с нарочито-певучим акцентом произнес он, – и, между прочим, ваш коллега. Меня называют еще цирюльником королей. Но, похоже в Лондоне, на Флит-стрит, появился некий самозваный король цирюльников, который даже начал «похищать» моих клиентов.
– Прошу и вас простить меня, но каждый трудится в меру своих талантов и способностей, – сдержанно отпарировал Суини.
Итальянец не спеша поднялся и направился к трюмо, с любопытством изучая скромное убранство комнатки.
– Так-так, у вас не только руки, но и бритвы золотые, верно?.. А позвольте взглянуть… – Не дожидаясь разрешения, он жадно потянулся к открытому ларцу.
– Из серебра, – коротко поправил его Тодд, не понимая, куда клонит посетитель.
Не раскрывая бритву, Пирелли медленно поднес ее к глазам. Видно было, что затейливый узор на длинных ручках интересует его куда больше безупречной остроты блестящих лезвий. Он взял еще одну, затем еще…
– Танцующие девушки с распущенными косами – великолепная чеканная работа, – задумчиво протянул синьор Адольфо. – Такую бритву приятно держать в руках! – Он перевел подозрительный взгляд на цирюльника. – Все-таки память – удивительная штука: она ведет нас, как ищейка по запутанному следу и, рано или поздно, достигает заветной цели. Забавно! Если бы не бритвы, я ни за что бы не узнал вас! Но есть вещи, которые не меняются – вот это серебро я помню. Когда-то я был подмастерьем… у одного известного цирюльника. Я сидел вот здесь, – он опустился на сундук, стоявший у окна, – и мечтал, что стану таким же искусным брадобреем. Можно сказать, вы меня вдохновили... Мистер БЕНДЖАМИН БАРКЕР!
Роковое, забытое всеми имя прозвучало негромко, но отчетливо до остроты – словно в притихшем зале стукнул судейский молоток. Устремив пытливый взгляд на собеседника, Пирелли с нескрываемым злорадством ожидал его реакции. Но Тодд не отвечал ему, как будто вовсе не услышал. В то время, как Адольфо произносил свою изобличительную речь, Суини инстинктивно сделал несколько шагов по комнате: не вздрагивать, не замирать на месте, пусть даже пол уходит из-под ног! Один случайный промах – и он окажется в тюрьме, на каторге или на эшафоте, а его дочь – в руках развратного судьи! Но нет, еще не все потеряно: это лишь мелкая ловушка. Стараясь подавить смятение, Тодд лихорадочно искал из нее выход. Главное, не показывать противнику лица, иначе он услышит, о чем ты думаешь! Пирелли видел только его спину на фоне низкого квадратного окошка. Неопределенное и, казалось бы, невозмутимое поведение Суини начинало раздражать его.
– Вас осудили на пожизненную каторгу, – нетерпеливо продолжал Адольфо. – Так что же, срок вышел? Я правильно понял? Вы снова занялись любимым ремеслом – дела идут как нельзя лучше! Только отныне извольте трудиться усерднее, потому что половину заработка вам придется отдавать мне за молчание! – нагло заявил он, почти вплотную подступая к Тодду.
В напряженной тишине слышно было, как в углу на железной печке с шипящим свистом закипает чайник.
Порою страх молниеносно перерастает в негодование и гнев – и вырывается испепеляющим огнем. Таким порывом невозможно управлять.
Пламя уже бежит по фитилю…
«А не хотите ли горячего чайку?!..» – И выведенный из себя затравленный цирюльник в припадке бешенства хватает раскаленный чайник и со всего размаху бьет им по физиономии другого брадобрея в шутовском наряде, а тот, пунцовый, как вареный рак, захлебываясь от истошных воплей, кубарем катится по полу!.. Веселое бы получилось представление – на ярмарке перед толпой зевак. Не хватает лишь красных колпачков с бубенцами да пестрого балагана!
Представив себе эту немыслимую сцену, Суини Тодд почти пришел в себя; слепая ярость уступила место здравому рассудку. Разве может он, словно дикарь, крушить направо и налево всех, кто признает в нем Бенджамина Баркера!.. Прежнего хозяина цирюльни больше нет в живых, и об этом нужно объявить немедленно.
Когда Тодд, наконец, обернулся, на его лице играла непритворная улыбка, в которой не было и тени замешательства.
Пирелли ожидал чего угодно: поначалу, конечно, отпирательства, скрытой паники… а потом, если грозно напомнить про бидла с полицией, – поражения, подчинения, и, как следствие, – легкие до смешного, денежки поплывут ему прямо в руки! Но если твой противник отвечает улыбкой на угрозу, он явно не боится. Да что там, этот Баркер держится с ним так, будто дело выеденного яйца не стоит!
– Неудивительно, что вы меня не помните: мы ни разу не встречались раньше. – В ровном, спокойном голосе Суини сквозили нотки недовольства человека, убежденного в своей бесспорной правоте. – Хотя, возможно, чем-то мы похожи со сводным братом. Были. Он умер на каторге в Австралии. Эти бритвы – единственная память о нем. – Тодд осторожно снял с печи кипящий чайник. – Что касается лично меня, то мои документы в порядке, а вот вашей карьере вряд ли послужит на пользу ложный донос. К тому же вы – вовсе не тот, за кого себя выдаете. Не имея ни малейшего понятия, где находится Италия, вы заметали волосы в лондонской цирюльне, не спорю, вполне престижной, но вам не приходилось брить ни короля, ни даже его шута. Вы сами выдали себя – я этого не знал, «синьор Пирелли»!
Убийственная ирония Тодда превысила все ожидания. Малиновый от возмущения, мнимый итальянец так и стоял бы с бритвами в руках, подобно статуе, но Суини отобрал их и аккуратно положил на место.
– Не беспокойтесь: я никому не расскажу, – заверил Тодд, наклонившись к самому уху собеседника. – И не потребую ни пенни за молчание, – усмехнувшись, прибавил он. Затем чуть громче вежливо спросил: – Подстричься? Или легкий массаж кожи?..
«Королевский цирюльник» неловко мотнул головой, кашлянул, и хотел было что-то изречь, не теряя достоинства… Но битва была полностью проиграна: его как будто окатили кипятком, а после – ледяной водой. Не найдя подходящих итальянских слов, Пирелли колоритно выругался по-английски и, развернувшись на высоких каблуках, поспешно выбежал на воздух. Куда девались его плавные, надменные движения? Из цирюльни выскочил тот самый желторотый сорванец, что некогда прислуживал здесь подмастерьем.
Шаги на лестнице довольно быстро стихли. Оставшись в одиночестве Суини Тодд с глубоким вздохом буквально упал в кресло. Только сейчас, в тишине, он услышал, как сильно стучит его сердце. Сегодня победа досталась ему, но это – лишь первое нападение. Цирюльня на Флит-стрит, серебряные бритвы, сама его профессия – все вместе, связанное неразрывной нитью, выводит на запутанный, но неизгладимый след Бенджамина Баркера! В любой момент ловушка может намертво захлопнуться: не каждый явится заранее предупредить о своем намерении заявить в полицию. А потерять свободу или жизнь для него – все равно, что бросить свою дочь на произвол судьбы!