Он не боялся ее. Она была не так далеко о него, словно была его частью.

— Ричард?

Шарлотта… Он крутанулся в воде, ища ее. Где ты, любовь моя? Вода простиралась во все стороны, прозрачная вечность.

— Вернись ко мне, Ричард.

Я стараюсь. Я стараюсь, моя дорогая. Я ищу тебя.

— Вернись ко мне.

Он почувствовал тепло на своей коже и повернулся к нему. Люминесцентное золотое сияние заливало кристаллическую глубину. Он нырнул.

Темнота преследовала его. Ледяные путы ее щупалец обвились вокруг его ног. Она тянула, но свет удерживал его, отказываясь отпускать.

— Вернись ко мне, Ричард.

Я люблю тебя, хотел сказать он ей. Не отпускай меня.

— Возвращайся.

Он оттолкнулся. Темнота рассеялась. Обрывки ее щупалец впивались в кожу, оставляя длинные черные отметины. Он знал, что они останутся там навсегда. Он взбрыкнул ногами и выплыл на свет.

Он открыл глаза и увидел склонившуюся над ним Шарлотту. Она спасла его. Он хотел сказать ей это, но боль захватила его рот, скопившись в челюсти.

Она взяла его руку и поцеловала пальцы. Он понял, что ремни исчезли.

Декарт прислонился к тележке с инструментами. Он выглядел больным.

Ричард боролся с болью.

— Как все прошло?

— Моя лучшая работа, — сказал хирург. Он оттолкнулся от тележки и поклонился Шарлотте. — Это была большая честь.

— И для меня тоже, — сказала она.

Декарт повернулся и вышел из комнаты.

Шарлотта склонилась над ним. Он увидел слезы в ее глазах и открыл рот. Она коснулась кончиками пальцев его губ.

— Молчи, — прошептала она и поцеловала его. Он почувствовал на ее губах вкус слез и отчаяния. Она долго держалась за него и отпустила, натягивая на себя самообладание, как маску. Он почти жалел, что она это делала.

— Дать зеркало? — спросила Шарлотта.

— Да.

Она кивнула на руку, которую он сжимал.

— Ты должен отпустить меня.

— Нет.

Она улыбнулась ему в ответ и села в кресло. Десять минут спустя он наконец решил, что она не растворится в пустоте, и отпустил ее руку. Она принесла зеркало. На него взглянул незнакомый мужчина. Он все еще видел отголоски своей внешности. Его глаза были такими же. Возможно, его брови и даже лоб. Остальное принадлежало Кэссайду.

— Это не я, — сказал он.

— Именно этого ты и хотел, — напомнила ему Шарлотта.

— Тебя это беспокоит?

— Твое новое лицо?

Он кивнул.

Она вздохнула.

— Меня беспокоит, что ты рисковал ради этого жизнью. Но мне все равно, чье у тебя лицо, Ричард.

Он понял, что любит ее, мучительно, сильно, с отчаянием умирающего, жаждущего каждого последнего мгновения жизни.