Ричард подался вперед.

— Может быть, будет лучше, если я превращу все в постоянную шутку?

— Ну, кто-то же должен заставить тебя смеяться, иначе ты рухнешь под бременем того, что ты это ты. Люди могут разделить шутку. Никто не может разделить твою боль.

— Я всю жизнь был мишенью твоих шуток, и позволь мне сказать тебе, что это не так весело.

Они уставились друг на друга. Если бы у Ричарда в руках был мокрый парик, как у Джорджа ранее, он бы швырнул его об стену и пнул брата в грудь. К сожалению, они были слишком стары, чтобы ссориться.

— Вот почему такое лицо, — сказал Кальдар. — Ты сделал его из-за нее, так что ты мог попасть в круг, работая против Пятерки вместо нее. Стоит ли она того?

— А Одри того стоит? — спросил Ричард.

— Оставь мою жену в покое.

— Ты отдал себя в руки «Руки» ради нее. Стоило ли оно того?

— Да. И я бы сделал это снова. — Кальдар вздохнул. Его плечи опустились в знак поражения. — Что тебе от меня нужно?

— Мне понадобится твоя помощь, — сказал Ричард.

— Она у тебя. Мы семья.

Ричард подошел к винному шкафу, достал бутылку зеленого вина и два бокала и принес их. Он разлил вино. Кальдар проглотил немного и улыбнулся.

— На вкус как дома. Где ты нашел ягоды? Я думал, они растут только на болоте?

— Тетя Пита каким-то образом вырастила их в теплице позади своего дома. — Он позволил вину скатиться в горло. Восхитительный легкий вкус освежил его, шепча о болоте и доме.

Бреннан, леди Августина, общество голубокровных — со всем этим он мог справиться. Они были просто людьми. Но он понятия не имел, как защитить Шарлотту от самой себя. Он не мог потерять ее. Он напрягся при этой мысли, его мышцы вздулись, будто он боролся за свою жизнь. Его охватил страх. Он так редко боялся, и вот теперь сидел в ужасе.

Предложение, чтобы она пересидела это, будет иметь только противоположный эффект. Она просто будет бороться сильнее.

Он прокрутил в голове план. Они устроят Бреннану ловушку из двух частей, и он позаботится о первой половине плана. Если повезет, Бреннан заглотнет наживку, и участие Шарлотты может даже не понадобиться. Если ему не удастся разоблачить Бреннана, план не требовал, чтобы она использовала большую часть своей силы, только использование своего имени и положения. Ей особо ничего грозить не будет.

Если им повезет, он сделает все, что в его силах, чтобы сделать ее счастливой.

— Ты действительно не пытался покончить с собой? — спросил Кальдар.

Черт возьми.

— Самоубийство требует отчаяния. Я не был в отчаянии. Знаешь, почему я пил? Я пил, потому что был зол. Я поклялся любить и защищать ее. Я дал ей дом, обеспечил ее всем необходимым и хорошо с ней обращался. Даже если она не любила меня, этого должно было быть достаточно. Если бы она бросила меня ради мужчины, я бы понял. Я бы разозлился, но я не хотел бы привязывать ее к себе против ее воли, если бы она выбрала другого мужчину. Она ушла от меня, потому что ее жизнь была недостаточно хороша. Вот как низко я стою, где-то ниже «хорошего дома» и «никакой грязи во дворе». Я пил, потому что был зол, и я не собирался делать глупостей.

— Не сдерживайся. Скажи мне, что ты на самом деле чувствуешь.

— Я заслуживал большего, чем чертова записка!

— Может быть, она боялась, что не сможет уехать туда с тобой, — предположил Кальдар.

— Что, черт возьми, это значит? — Ричард развел руками. — Ты намекаешь, что я причинил ей боль?

— Нет, я имею в виду, что Марисса никогда не была склонна к конфронтации. Хотя, я не знаю, ты же ужасный ублюдок, когда начинаешь. — Кальдар подмигнул ему.

Ричард указал на него пальцем.

— О боги, перст судьбы. Избавь меня!

Он не станет бить брата. Это было бы неправильно. Ричард заставил себя сесть.

— Ты уже закончил?

— Да. Ну, нет, я мог бы продолжать, но я пощажу тебя. — Кальдар налил еще вина. — Все получится. Так всегда бывает.

Ричард поднял бокал.

— Я выпью за это.

СОФИ достала из кармана туники тряпку и тщательно вытерла лезвие. Они с Шарлоттой зашагали по тропинке в лес, волкодав трусил перед ними, как какое-то чудовище из детской сказки.

— Тебе обязательно делать это каждый раз, когда ты вытаскиваешь меч? — спросила Шарлотта.

— Если я проливаю кровь, — тихо ответила девушка. — А апельсиновый сок кислый. Он разъест лезвие.

— Почему бы не сделать меч из нержавеющей стали?

— Нержавеющая сталь не гнется. Меч должен быть гибким, иначе он сломается.

Очень похоже на людей.

— Это Ричард уговорил тебя стать моим телохранителем?

— Я попросила его. Он сказал, что такая возможность существует, но окончательное решение остается за вами, и у него «нет ни возможности, ни желания принуждать вас делать что-либо против вашей воли». Иногда он ведет себя очень официально.

Он бы мог сказать что-нибудь в таком роде, не так ли?

— Люди, с которыми мы столкнулись, без колебаний убьют тебя, даже если ты еще ребенок.

— Я тоже не буду колебаться, — сказала Софи со спокойной решимостью. — А я быстрее и искуснее.

— Ты еще ребенок.

Софи сделала шаг. Движения ее руки размазались: удар, удар, удар… три? Четыре?… и она вложила меч в ножны.

В лесу стояла тишина. Ничто не двигалось.

Софи вздохнула, протянула руку и толкнула пальцем четырехдюймовое деревце. Дерево скользнуло в сторону, разлетевшись при падении на четыре части.

— Это не так эффектно, когда оно не падает само по себе, — сказала Софи. — Я быстрее Ричарда. Ему требуется на треть секунды больше времени, чтобы натянуть вспышку на лезвие. Вы знаете, что это значит?

— Нет. — Каким-то образом она знала, что ответ ей не понравится.

— Это значит, что я могу убить его, — сказала Софи.

Мать Рассвета. Она тщательно подбирала слова.

— Ты хочешь убить Ричарда?

Софи покачала головой.

— Когда Паук слиял мою маму, Уильям убил ее. Он мой шурин, и это было убийство из милосердия. Мой отец умер вместе с ней. Технически он жив. Он ест, дышит и говорит. Но он… отсутствует. Он старается заботиться о семье, потому что это его долг, но если завтра все мы исчезнем, он спрыгнет с ближайшей скалы. — Софи повернулась к ней. — Это несправедливо. Я не умерла. Я все еще здесь, но ему все равно.

Она сказала это так категорично, а ее лицо было таким нейтральным. Ей едва исполнилось пятнадцать, а она уже скрывала свою боль. Шарлотта боролась с желанием обнять ее. Это, вероятно, не будет приветствоваться.

— Должно быть, ему не все равно. Родителю не просто бросить ребенка.

— Моему папе нормально. Он так любил маму, а теперь ее нет, и мир для него остановился. Он перестал меня тренировать. После ужина он перестал со мной общаться. Он перестал разговаривать со всеми без крайней необходимости, так что, полагаю, мне не следует ожидать особого отношения только потому, что я его дочь.

Так много душевных ран. Слабая боль сдавила грудь Шарлотты. Ей показалось, что ее сердце перевернулось.

— Ричард — это мой единственный отец, который у меня есть. Он заботится обо мне. Но я быстрее, и он не решится меня убить. Он меня очень любит. Поэтому я знаю, что могу убить его.

— Страшно такое говорить.

Софи удивленно взглянула на нее.

— Вы так думаете?

— Да.

— Это просто факт. — Она пожала плечами. — Ничего не могу поделать.

Все, что Шарлотта скажет на это, прозвучит как критика. Холодность, вероятно, была барьером, который построила Софи, и тот факт, что он был, означал хрупкость. Шарлотта молчала. Возможно, позже, если у нее появится шанс завоевать больше доверия, она сможет вернуться к этому.

— Вы собираетесь разоблачить Бреннана на свадьбе Великого тана, — сказала Софи.

— Откуда ты это знаешь? — Неужели Ричард действительно рассказал ей?

Софи задрала голову. Свет, просачивающийся сквозь деревья, пятнал ее лицо.

— Ястреб.

Шарлотта тоже взглянула на небо. Хищная птица парила над верхушками деревьев, кружа вокруг них.

— Он мертв, — сказала Софи. — Им руководит Джордж. Он очень могуществен.

Осознание этого нахлынуло на Шарлотту холодным потоком смущения.

— Джордж шпионит за нами с Ричардом?

— Всегда, — сказала Софи. — Все эти безупречные манеры обман. Он шпионит за всеми и за всем. За последний год Деклану не удалось провести ни одной деловой встречи без того, чтобы Джордж не знал всех подробностей. Он отпускает вас, когда вы занимаетесь любовью. Он ханжа.

— Ханжа — грубо звучит, правильнее: у него есть чувство такта, — поправила Шарлотта, прежде чем спохватилась.

— Чувство такта, — повторила Софи, пробуя слова на вкус. — Спасибо. Второй тоже где-то здесь.

— Второй?

Софи оглядела лес.

— Я чувствую твой запах, Джек!

— Нет, ты не можешь, — ответил далекий голос.

Собака залаяла и метнулась через кусты в сторону.

— Говорю тебе. — Софи улыбнулась. — Паук будет присутствовать на свадьбе Великого тана. Он пэр герцогства Луизианы. Этого требует его звание.

— Ты не можешь убить Паука, — сказала ей Шарлотта.

— Я просто хочу его увидеть. Он отобрал у меня маму и папу. — Темные глаза Софи казались бездонными. — Я хочу видеть его лицо. Я хочу заклеймить его в своей голове. — Она постучала себя по голове. — Так, что я никогда его не забуду. Потому что мы встретимся снова, и когда мы встретимся, я хочу быть абсолютно уверенной, что убью того, кого надо.

Она была пугающей.

— Пожалуйста, позвольте мне сделать это, леди де Ней. Пожалуйста. — Ее слова были яростным, диким шепотом. Софи опустилась на одно колено. — Вы кое-кого потеряли. Вы же знаете, каково это. Я бегаю кругами, как мышка в клетке. Я просто хочу найти способ выбраться. Пожалуйста.

В памяти Шарлотты всплыл кошмар горящего дома. Она чувствовала себя такой беспомощной, стоя там, на лужайке, наблюдая, как тлеют останки Элеоноры, а пепел дождем посыпает волосы Тюли. Она решила что-то предпринять, потому что у нее были для этого возможности. Когда Паук лишил родителей этого ребенка, она, должно быть, тоже чувствовала себя беспомощной. Она изгнала Софи, отказалась от того, кем была, и стала Ларк, которая рубила деревья на куски быстрее, чем мог уследить глаз.