Оказалось, мой мужчина был более чем немного зол, и хотя его гнев согревал мое сердце, и я понимала и соглашалась с причиной этого, все же должна была что-то предпринять.

— Сейчас она в порядке, — мягко сказала я, пытаясь его успокоить.

— Еще десять минут назад — нет, но сейчас она в полном порядке, потому что ей, блядь, дали снотворное.

И тут это случилось.

Его слова и сила, стоящая за ними, вызвали в моей голове видение Курта, сжимающего нашу дрожащую собаку в углу гардеробной. Эти видения соседствовали с воспоминаниями о том, как Курт ласково увещевал Джейни не разговаривать с набитым ртом. И объединились с теми, когда Курт, ничуть не волнуясь, позволил малышу Каллуму использовать его челюсть как боксерскую грушу. Все это накладывалось на требование приюту предоставить ему информацию о жестоком обращении с собакой, и Курт не позволил мне спуститься вниз и открыть дверь, хотя мы знали, что это ветеринар, потому что он защищал меня.

Еще больше воспоминаний начало тесниться в сознании, но я их остановила, прошептав:

— Я люблю тебя.

— Знаю, — ответил он.

Я продолжала шептать, когда выпалила:

— Кажется, я беременна.

Курт застыл на месте.

— У меня недельная задержка, — поделилась я. — По дороге домой я собиралась заехать в аптеку, но погода была отвратительная, и я решила сделать это завтра.

Голос Курта показался слегка суровым, когда он спросил:

— У тебя уже случались задержки?

— Нет.

Он не двигался, и я тоже, пока он, казалось, не повис на дверном косяке, но при этом не отводил от меня глаз.

— Не могу поверить, что ты сказала, что, возможно, носишь моего ребенка, лежа на полу в гардеробной с нашей собакой.

— Я не собиралась ничего говорить, пока не узнаю наверняка, но ты вел себя так по-отечески, что у меня это вырвалось само собой.

Курт поднял бровь.

— Угрожать уголовным преследованием мерзавцам-живодерам — это вести себя по-отчески?

— Заботиться о своем ребенке, каким бы он ни был, даже если он покрыт шерстью... да, это по-отечески.

Его глаза прошлись по моему телу, прежде чем вернуться ко мне.

И когда карие глаза встретились с моими, они согрели каждый дюйм моего тела.

— Может ты и сказала, что у тебя будет от меня ребенок, лежа на полу гардеробной с нашей собакой, но я не собираюсь целовать тебя там, так что, Кэди, детка, будь добра, тащи свою сладкую задницу сюда.

Я погладила Полночь, поднялась на ноги и подошла к Курту.

Он так крепко меня обнял, что было удивительно, как его руки не обернулись вокруг меня дважды. Это означало, что он так близко прижал меня к себе, что я невольно запрокинула голову.

— Хочешь, я съезжу за тестом, и ты его сделаешь? — тихо спросил он.

В такую погоду?

Ни за что.

— Я не хочу, чтобы ты куда-нибудь уезжал, — ответил я также тихо.

— Знаешь, как я счастлив?

— Я знаю, что пока это не очень хорошая идея, приходить в такое волнение. Тревога может оказаться ложной. Мы так долго не пытались. Нужно сделать тест, а затем получить подтверждение у моего врача

— Я не об этом, хотя не нужно говорить, что ребенок просто сделает все еще лучше.

Ох, боже мой.

Я закрыла глаза.

Я не могла представить, что смогу прижаться к нему еще ближе, но его слова заставили меня раствориться в нем так сильно, что было удивительно, как мы не слились воедино.

Тем не менее, я открыла глаза и обеспокоенно спросила:

— Как думаешь, Джейни не будет против?

— Думаю, если она потрясет меня до чертиков тем, что будет против, мы найдем способ заставить ее смириться с этим.

Я все еще волновалась, хоть и знала, что он прав.

— Ладно, тогда, может, ты уже меня поцелуешь? — попросила я.

Уголки его губ приподнялись, глаза потеплели (или загорелись), и он склонился к моим губам.

— Да, — прошептал он. — Теперь я тебя поцелую.

Он начал меня целовать, но его прервал дверной звонок.

Он не отпустил меня, но поднял голову и, нахмурив брови, посмотрел на стену, за которой находился коридор.

— Судя по прогнозу погоды, надвигаются заморозки, — сказала я. — Кто бы это мог быть, кроме ветеринара, вызванного на дом по срочному вызову?

— Твой брат еще в Денвере? — спросил он.

— Да.

— Любой другой сначала бы позвонил, — пробормотал он, когда вновь раздался звонок, и мы услышали стук в дверь. — Черт, — прошипел он, сжимая меня в объятиях, но не отпуская.

Он взглянул через мое плечо на Полночь.

— Я останусь с ней, — сказала я.

Посмотрев на меня, он кивнул, наклонился, коснулся губами моего носа и отпустил.

Я смотрела, как он исчезает, а потом вернулась к Полночи. Присев на корточки, я провела рукой по шерсти, чувствуя, как ее грудь поднимается и опускается в такт дыханию, ощущая биение ее сердца и зная, насколько она спокойна, потому что никто не мог даже приблизиться к двери, чтобы она не залаяла или хотя бы не гавкнула.

Ее глаза были закрыты, и я подразумевала, что она спит.

Тогда я задумалась, как Полночь отнесется к новому члену семьи.

Я размышляла об этом около двух секунд. Учитывая, какой она была, когда познакомилась с Джейни, я решила, что ей очень понравится.

Сняв ботинки, я лежала на спине и улыбалась, когда услышала крик:

— Я, блядь, лишу тебя гребаного значка!

Полночь даже не подняла голову.

Услышав в ответ тихий шепот Курта, я с бешено колотящимся сердцем, вновь быстро проверила ее дыхание на случай, если из-за укола что-то пойдет не так, увидела, что все нормально, и в одних носках выскочила за дверь.

— Ты уйдешь сам или сделаешь это в наручниках, твой выбор, Стоун, — донесся голос Курта из фойе, пока я, торопливо спускаясь по лестнице, не сводила глаз с его широкой спины.

Стоун?

Бостон Стоун?

Бостон Стоун здесь?

— Окружная комиссия заинтересуется тем, что ты воспользовался ресурсами округа для проверки коммерческих организаций, потому что твоя подружка не хочет жить рядом с отелем.

— Во-первых, она не моя подружка, а моя невеста, — поправил Курт, когда я подошла к нему сзади, но, даже не повернувшись ко мне, он своей позой дал понять, чтобы я оставалась за его спиной.

Так что, если я и придвинулась к нему слегка, то сделала это, оставаясь позади него.

И тут я увидела стоявшего от нас в двух шагах мужчину — высокого, темноволосого и довольно красивого.

Но ярость на его лице, злобный взгляд и стиснутая челюсть делали его не таким уж и красивым.

Не говоря уже о том, что он был слишком смазливым. Меня никогда не привлекали смазливые мужчины.

С другой стороны, по-настоящему меня привлекал только Курт, так что...

Его взгляд метнулся ко мне, а затем вернулся к Курту.

— Я бы поздравил вас с развитием ваших отношений, но мне насрать, — отрезал он.

— Не выражайся в присутствии моей невесты, — рявкнул Курт.

Я изо всех сил старалась не реагировать на требование Курта, — сам он беспрепятственно при мне ругался, — и просто прижималась к его спине, не сводя глаз с Бостона Стоуна.

— Прошу прощения, мисс Морленд, — ехидно сказал мне Бостон Стоун.

— Во-вторых, — отчеканил Курт, и внимание Стоуна вернулось к нему. — Я — выборное должностное лицо. И отвечаю перед гражданами этого округа, а не перед окружной комиссией. Поэтому, даже если они ради любопытства и заинтересуются той чушью, что ты несешь, и насколько глубоко я, по-твоему, увяз в этом деле, даже если бы проблема была, а ее нет, они не смогут ничего сделать.

— Ты слил прессе личные дела одного из граждан, выяснив их в результате незаконно проведенного расследования с использованием ресурсов округа, что является правонарушением, — заявил Стоун.

— Выдумываешь на ходу? — насмешливо спросил Курт.

— Не уверен, что Верховный суд штата сочтет эту информацию столь же неинтересной, какой считаешь ее ты, когда услышит, что это преследуется по закону, — возразил Стоун, и эти слова заставили меня положить руку на поясницу Курта.

— Курт ничего не сливал, — встряла я. — Если вы злитесь из-за того, что кто-то узнал о ваших планах до того, как вы смогли их осуществить под носом у населения Магдалены, вам следует поговорить с людьми, которые разгласили эту информацию. Вы не должны появляться на пороге дома шерифа, чтобы запугивать и угрожать ему.

— Я уже поговорил кое с кем, кто распускал язык. Но прежде чем их уволили, они поделились, что информацию вынюхивал шериф.

— Я не представлялся шерифом, — заявил Курт, и я прижал руку к его спине, потому что не думала, что сказанное им пойдет на пользу.

И Стоун накинулся на него.

— Так ты признаешь, что это звонил ты?

— Нет ничего противозаконного в том, чтобы обзвонить архитектурные фирмы и спросить, есть ли у них в планах проекты по развитию парковой зоны Магдалены, — возразил Курт.

— Они сказали мне, что не стали бы рассказывать, если бы звонил не человек, наделенный властью.

— Может, и так, но я не назывался шерифом и не вводил никого в заблуждение, заявляя, что звоню в рамках расследования, — ответил Курт.

— Тогда, это твое слово против их, и во время слушания по правонарушению в качестве защиты можешь воспользоваться своей версией, — парировал Стоун.

— Я звонил им на сотовый, мое имя высветилось на определителе номера, и нетрудно узнать, что я — шериф округа Дерби. Но даже если бы я сказал им, что я шериф, мои расспросы о том, что может происходить на земле, находящейся под моей юрисдикцией, не являлись бы правонарушением. Учитывая, что запросы о реклассификации этой земли уже были поданы, я бы сказал, что это не только не нарушение, но и моя работа — знать, что происходит в моем округе. Но я звонил не как шериф. Если они пытаются прикрыть свои задницы, неся чушь о том, как они открыто поделились со случайным звонящим человеком о делах клиента, это их проблема. Но мой звонок по телефону не является преступлением, подлежащим обвинению должностного лица. И то, что я совершаю подобные телефонные звонки с целью досконально изучить, что происходит в моей юрисдикции, — это часть того, для чего меня избирали.