“Вы могли бы просто дать мне пару монет, и я бы купил свою собственную, - сказал немытый мужчина. “Ты можешь чувствовать себя святым, и тебе не нужно меня нюхать.”

“Мне нужен кто-то, с кем можно было бы попрактиковаться в Сафири. Я готов спасти твою жизнь в обмен.”

- Мадар гахбе! ,”- сказал мужчина на Сафири. Арантур предположил, что он ругается. Затем на беглом, с акцентом Лиоте “" я не хочу, чтобы меня спасали, ты, напыщенный ублюдок. Проваливай отсюда. Купи одну из девушек и притворись, что ей хорошо, извращенец. Пусть у тебя выпадет борода и завянут яйца.”

абы взял Лабу. Я никогда не чувствую голода, но вчера мне захотелось Лабу.”

“А что такое Лабу?”

Лицо мужчины, казалось, съежилось. “Не знаю, - признался он. “Не знаю такого слова.”

Он с трудом поднялся на ноги и пошатнулся. Арантур взял его за руку, и лицо наполнилось его дыханием и запахом. Он собрался с духом и поддержал вес мужчины.

- Черт, я не хочу Лабу. Мужчина нахмурился. - Отпусти меня.”

“Давай найдем какого-нибудь Лабу, - сказал Арантур на очень высокопарном и, вероятно, неверном Сафири.

Наркоман рассмеялся. “Кто тебя учит, мальчик? Ты говоришь как гребаный священник.- Он засмеялся. - Арамейский жрец, говорящий по-Сафирски?”

Но, несмотря на отвратительный запах и ругань, Арантур довел его вдоль линии акведука до самой вершины, второй по высоте точки в городе. Самой высокой точкой была Академия и ее центральная крепость; другими высокими точками были Храм Мудрости и Дворец. Но вершина была самой высокой точкой акведука, и оттуда вода могла стекать в каждый дом. Высоко в воздухе находился широкий резервуар, поддерживаемый великолепными каменными арками с сотнями летающих контрфорсов и устоев, а под этим резервуаром находилась Агора, рынок всего сущего. Туда отправлялись краденые товары, воры, проститутки, сборщики налогов и солдаты, а также беженцы и бедняки. И все остальные тоже. Местная пословица гласит, что человек может прожить месяц без секса, но никто не может прожить и дня без посещения Вершины.

Арантур вообще редко туда ходил. Но сегодня у него была миссия. Он наполовину тащил, наполовину нес своего нового учителя Сафири, насторожившись на Фамуза или другого головореза, пока шел по грязи и гравию под акведуком, пока не вошел в освещенную факелами Агору. Там были скудно одетые женщины, крепче железных гвоздей, исполнявшие акробатические трюки на ходулях, с мечами. Там был отряд наемников Келтайнов, в железных кольчугах и с золотой фольгой в волосах—ни один из них не был меньше шести футов ростом, и каждый из них был в плаще из кольчуги, которая спускалась до земли. Они были вооружены и настороженно наблюдали за толпой. Один из них посмотрел на Арантура, потом на его спутника, потом на меч.

Затем он пошел дальше, не проявляя никакого интереса.

Арантур спросил у первой продавщицы супа, знает ли она, что такое Лабу. Она этого не знала, как и следующий продавец супа или вина. Грязный человек потерял к нему всякий интерес.

“Я никогда не получу свой гребаный угол обратно, - заскулил он.

Арантур осмелел еще больше. - Лабу?- он спрашивал четыре или пять раз.

Наконец чайная девочка нахмурилась.

“Я отведу тебя, - сказала она, поднимая свой маленький чайный сервиз в корзинку и завязывая пояс вокруг талии. - За серебряный крестик.”

“Она бы трахнула тебя за серебряный крестик, - сказал грязнуля. - Неужели у меня такая короткая борода, милая? Она не знает, где найти Лабу.”

Она сплюнула на землю. - Есть ли борода под всей этой грязью?- она крикнула в ответ. Но она не ушла.

“Два бронзовых обола, - сказал Арантур.

“Нет, она не будет трахаться из-за этого, - сказал грязный человек. “И это слишком много для направления.”

- Сначала заплати, - сказала она. “Тебе следовало бы завести друзей получше.”

“Он должен, это точно, - сказал грязный человек.

Арантур был деревенским парнем, но почти год прожил в городе. Он вынул из-за пояса один обол, не показывая кошелька.

Она пожала плечами, словно была довольна его осторожностью, и ушла. Она повела их через всю Агору, на север, ближе всего к Академии.

“Вот, - сказала она, указывая на него так, словно была воплощением мудрости в статуе. - Лабу. Это дело Сафири.”

Продавцом Лабу был старик с тележкой. На тележке стояла маленькая жаровня, в которой горел уголь, а на решетке-медный котелок с крышкой.

Арантур был в приподнятом настроении.

- Два, пожалуйста, - сказал он. Он повернулся к их проводнику. - Хочешь немного?”

- Она рассмеялась. “Ты не так уж плох. Да. Кто-нибудь хочет купить чай?”

- Три, - Арантур показал свои пальцы старому продавцу Лабу. “И мы все будем пить чай.”

У старика была великолепная борода и золотая серьга в ухе, а в остальном он был одет в традиционную восточную одежду-длинное одеяние на босоножках. - Он улыбнулся.

“Свекла. Арантур рассмеялся. “Лабу должно означать свекла.”

Продавец чая проглотил свою порцию.

- Черт, - сказала она на Лиоте.

Затем она произнесла то, что явно было благословением, сделав пальцами знак Фемиды—охотницы, одной из Двенадцати.

Продавец рабов поклонился ей, и она кивнула Арантуру.

“Ты должен мне обол, - сказала она. “И еще три для чая.”

“Теперь ты говоришь, что овцы-это козы, а черное-это белое, - сказал грязный человек. - Его кошелек не так глубок, как твой.”

Молодая женщина покраснела, как только что съеденная свекла. Она набросилась на грязного человека-поток быстрого арамейского языка, за которым Арантур, владевший этим языком всего один год, не мог уследить.

Грязный человек улыбнулся.

Арантур встал между ними и открыл кошелек, но обнаружил, что у него нет оболов, только серебро.

Она присела в глубоком реверансе. “Теперь все благословения Двенадцати и всех их святых падут на твою голову, принц чаепития,- сказала она. “И если ваша милость простирается так далеко, милорд, пожалуйста, заплатите за старика три обола.- Она улыбнулась-очень красивой улыбкой. “Он говорит только на Сафири и Рафике. И нет, он не может ничего изменить.”

Последовало досадное время, когда уличный торговец был найден, чтобы сломать серебряный крест. Он взял обол за свои хлопоты, и Арантур заплатил его долги—шесть серебряных оболов, чтобы купить наркоману свеклу и немного переваренного чая.

Но человек съел все это целиком.

- Хочешь еще?- спросил он.

“Я хочу умереть, - сказал мужчина. “Трахать всех.”

Продавец свеклы очень быстро заговорил на Сафири. Внезапно грязный человек выпрямился во весь рост. Он говорил на Сафири, очень четко.

Он сказал: "отец, я не ворую. Клянусь головой моего отца.”

Арантур еще несколько недель подряд строил свое произношение Сафири на этой фразе.

Старик протянул грязному человеку еще одну свеклу, и тот медленно съел ее, словно смакуя.

К тому времени у продавца чая собралась небольшая толпа, и она обслуживала их всех, пока не закончилась вода, Чтобы приготовить чай.

“Ты принес мне удачу, - сказала она. “А ты чистенький и довольно симпатичный. Если у тебя есть еще один серебряный крестик, я пойду с тобой домой.”

Арантур заставил себя улыбнуться. - Я забираю грязного домой.”

- Она рассмеялась. - О, это моя ошибка.- Она ушла, хихикая.

Арантур был в некотором роде огорчен. Он задавался вопросом, достаточно ли девушка говорила по-Сафири ... в другой раз он задался вопросом позже, как ей удалось быть такой жизнерадостной со своей участью в жизни, которая казалась ему жестокой и тяжелой.

Но он выжил на Вершине, и наркоман принадлежал только ему.