– Сегодня ты можешь получить всё, – сказал он хриплым и незнакомым ему голосом. – Всего меня без остатка, всё, что не пожелаешь.

Она откинулась назад, прижавшись округлыми ягодицами к его коленям. Голову Дункана тут же наводнили порочные чудесные идеи.

Она начала стягивать с рук перчатки.

– Я хочу тебя почувствовать.

Не идеи. Планы.

– Хочу к тебе прикоснуться, – добавила она. Чёрные шёлковые перчатки полетели в тёмный угол кареты. Джорджиана провела пальцами по щеке, подбородку Дункана. Потом приподняла его голову и провела губами там, где только что дотрагивалась рукой. – Хочу тебя поцеловать.

Если она его не поцелует, он сойдёт с ума.

Она соблазняла его словами, прикосновениями и своим ароматом, и он чертовски этим наслаждался. Ему хотелось прижать её к себе, впиться поцелуем в губы и снять проклятый парик, задрать юбки и заниматься с ней любовью до тех пор, пока они не забудут свои имена, не говоря уже о нелепом соглашении.

Но он не двинулся с места. Не посмел. Что-то в этой женщине, которая постоянно имела дело с желанием, грехом и сексом, в том, как она смотрела на Дунана, как говорила, как прикасалась к нему, наводило на мысль, получала ли она когда-нибудь удовольствие сама.

И поэтому он ждал первого шага от Джорджианы. Она поцелует его этой ночью, или они не поцелуются вовсе. Всё зависело от неё. От её желаний.

Как только Дункан приведёт Джорджиану домой, наступит его черёд ублажать каждый дюйм её тела.

Но сейчас последнее слово оставалось за Джорджианой.

Она прильнула к нему, и Дункану показалось, будто она вот-вот его поцелует. Но в самый последний момент Джорджиана отстранилась, Дункан счёл это новой и удивительной формой пытки. Он произнёс её имя, но в темноте оно прозвучало как проклятье.

– Две недели, – произнесла она.

– Что?

Джорджиана улыбнулась.

– Не думаю, что вы вдруг поглупели, сэр.

– Так случается, если мужчину долго дразнить.

Она запустила пальцы в волосы у него на затылке, каждый дюйм его тела отозвался на эту ласку.

– Две недели. Не дольше. Чтобы наши отношения не навлекли на нас неприятности. Две недели - и всё закончится.

Всего несколько минут назад он сам думал почти о том же, но тот факт, что Джорджиана вспомнила об условиях их соглашения в такой момент, его разозлил.

Тем не менее он согласился.

– Две недели. А теперь поцелуй меня, чёрт возьми.

И, к счастью, она повиновалась.

Джорджиана никогда раньше не целовала мужчину.

О, конечно, её целовали. Иногда с позволения Джорджианы, иногда нет. Её целовал и сам Дункан. Но она ни разу не брала инициативу в свои руки и не целовала мужчину сама. Даже Джонатана, хотя в молодые годы была глупа и смела.

Но это пьянящее удовольствие ей не забыть никогда. Джорджиане неимоверно нравилось, что он отдал ей главенствующую роль. Откинувшись на спинку сиденья, Дункан лишь придерживал Джорджиану за бёдра на случай, если экипаж неожиданно дёрнется, позволяя ей ласкать его сначала руками, а теперь губами.

Она с превеликим удовольствием прижималась к его мускулистому и такому тёплому телу. Он не прикасался к ней, и ей это одновременно и нравилось, и нет. Джорджиана хотела изучить его. Искусить. Одарить ласками. И соблазнить, потому что за все те годы, что притворялась Анной, она никогда не пыталась этого сделать.

А вот у него получалось соблазнять без усилий. Ему даже не требовалось для этого к ней прикасаться.

На мгновение её рот задержался на его рте, Джорджиана положила руки Дункану на плечи и провела языком по его губам. Где-то глубоко в его горле зародился рык, который она скорее почувствовала, чем услышала. Он разомкнул губы, и она прильнула к ним, проверяя на деле свою власть.

Дункан крепче вцепился в её бёдра и углубил поцелуй. Джорджиана повернула голову, стараясь прижаться ещё теснее. Рычание перешло в стон, и, наконец, его рука двинулась вверх, обхватила её подбородок, не позволяя ему пошевелиться. Его язык встретился с её языком. Восхитительное ощущение заставило Джорджиану отстраниться. На мгновение Дункан растерялся, но потом встретился с ней взглядом и, полностью овладев собой, вновь впился в её губы.

Его руки были повсюду, они скользили по её коже, по шёлку и поднимались к волосам.

– Подожди, – выдохнула она, хватая его за руки и отрывая от себя. – Только не парик. Нет.

– Я хочу его снять. Я хочу тебя, – признался он.

– И я тоже, – сказала она. – Но если кто-нибудь увидит...

Глубокой ночью его дом могла посетить Анна. И только она. В чёрном шёлковом платье.

Он застонал в знак согласия, положил руки ей на бёдра и, вцепившись в ткань, теснее прижал к себе Джорджиану.

– Твоё платье слишком пышное, – прорычал Дункан, приподнимаясь и опуская её ниже. Качнув бёдрами раз, другой, он прикусил нижнюю губу Джорджианы и полностью завладел её ртом.

Теперь настала её очередь застонать под натиском долгих, медленных, одурманивающих поцелуев, наряду с движениями его тела и невысказанными обещаниями, от которых её бросало то в жар, то в холод и накатывало отчаянное желание.

Джорджиана подняла голову, ей хотелось его видеть. Ей хотелось сполна прочувствовать этот момент, когда, казалось, что в мире больше никого не существовало кроме них двоих. Как только поцелуй прервался, Дункан распахнул глаза.

– Я этого не планировала, – прошептала она, поглаживая пальцами контуры его лица.

– Карету? – спросил он.

– Удовольствие, – ответила она.

Он замолчал, внимательно за ней наблюдая. Джорджиане захотелось закрыть глаза, боясь того, что он может в них обнаружить.

– Интересно, потому что единственное, что планировал я - это доставить тебе удовольствие.

Он провёл руками по её бокам. От плеч к бёдрам и обратно туда, где грудь туго стягивал корсаж, побежали мурашки от предвкушения того самого удовольствия.

От предвкушения ласк.

Дункан дотронулся большими пальцами до затвердевших под шёлком сосков. От удовольствия Джорджиана откинула голову назад, он склонился над ней и провёл по обнажённой ключице зубами, а следом горячим языком.

– Стой, – прошептала она.

Он мгновенно отстранился. Его молниеносная реакция удивила Джорджиану. Дункан внимательно на неё посмотрел.

– Что-то случилось?

Да.

Но не в том смысле, в котором он подумал.

Происходящее было ошибкой, потому что казалось чертовски правильным. Потому что заставило её на мгновение задуматься, чего же ей не хватало все эти годы. Кого ей так не хватало.

Джорджиану наводнила сотня вопросов. Она покачала головой и солгала:

– Нет. Поцелуй меня ещё раз.

Но Дункан не успел, потому что, как только просьба сорвалась с её губ, карета замедлила ход. Он наклонился и запечатлел долгий поцелуй на вздымающейся груди у самой кромки платья.

– Скажи, что мы у меня дома.

Отчаянье, с которым Дункан произнёс эти слова, так сильно отозвалось в её душе, что Джорджиана рассмеялась. Она слезла с его колен, жалея, что приходится это делать. Желая остаться там навсегда.

– Да. Я подумала, лучше нам провести ночь здесь, чем в клубе.

Он помог Джорджиане поправить юбки, задержавшись пальцами на её колене, а затем на изгибе икры.

– Хорошая идея. Я не хочу, чтобы мы встречались в клубе.

– Почему? – спросила она, когда он надел на её ногу туфлю.

– Не хочу, чтобы меня с тобой там видели.

Слова больно ужалили.

– Но ты не против со мной переспать?

Он замер, встретившись с ней горячим взглядом.

– Во-первых, ты меня неправильно поняла. Я не хочу, чтобы ты там находилась. Тебе лучше оставаться вдали от скандала, греха и порока. Мне хочется быть единственным плутом в твоём окружении.

– И во-вторых... – Он взял её вторую ступню, провёл пальцами по изгибу и надел туфлю. – Уверяю тебя, спать мы не будем.

Обещание отозвалось вспышкой удовольствия, словно Дункан прошептал его, прижимаясь губами к её обнажённой коже.

Он осторожно поставил её ногу на пол.

– Отведи меня внутрь, – попросила Джорджиана.

В темноте блеснула белозубая улыбка.

– С удовольствием.