Есть только я и мое разбитое сердце. И я снова одна.

Без него.

32. Джейк

Чем ты занимаешься, когда девушка, от которой ты без ума, трахается с другим? Лично я — пью виски и смотрю боевики, но не важно, сколько раз Вин Дизель водит быструю машину и бьет кого-то во имя семьи, рана в моей груди не проходит.

Лиззи. И придурок Тодд. Я не могу в это поверить, но она сама сообщила.

Мать твою.

— Замах, батта-батта, замах! — кричит Хэнк, прижимая ладонь ко рту. Сегодня мы проводим день на игре — наш постоянный день, но мне наплевать на игру. Не помню, чтобы мне было так плохо, даже когда Изабель ушла от меня. И даже вид Хэнка, кричащего на поле «Синяя полоса» и флиртующего с блондинкой официанткой, которая принесла ему пиво, не улучшает моего состояния.

Кто-нибудь дайте мне по голове, чтобы я вырубился прямо сейчас.

— Какой счет? — Брюнетка в обтягивающей белой футболке наклоняется с заднего сиденья ко мне.

— Ты мне скажи, — рассеянно отвечаю я.

— Я не очень следила за игрой, — говорит она, бросая на меня страстный взгляд. — Я хочу сходить за пивом. Не хочешь присоединиться ко мне?

Я смотрю на ее полные губы, похожие на две пухлые подушки, умоляющие о поцелуе, на ее грудь в обтягивающей футболке. Начинаю подниматься, потом уныло опускаюсь на сиденье. Я могу думать сейчас только о голубых глазах Лиззи, как она смотрит на меня поверх очков, сводящие меня с ума. Как она запрокидывает голову и смеется каждой клеточкой своего тела...

— Лучше, пересижу здесь, — говорю я ей. — Прости.

— Как хочешь, — отвечает она, пожимая плечами и бросая на меня взгляд, словно я клинически ненормальный, прежде чем подняться по ступенькам.

— Не в твоем вкусе? — удивленно спрашивает Хэнк. — Что с тобой сегодня? Ты хандришь с того самого момента, как забрал меня.

Мимо проходит продавец с хот догами, и я невольно вспоминаю, как Лиззи с явным удовольствием поглощала хот-дог на бульваре Санта-Моника в Лос-Анджелесе, не говоря уже о том, как она сморщила нос, когда я предложил добавить кетчуп.

— Эта девчонка, наверное, даже хот-доги не ест, — бормочу я, ни к кому не обращаясь.

Хэнк смотрит на меня, как на человека не в своем уме, что, вероятно, так и есть, пока я тут тоскую по какой-то девушке, которая ясно дала понять, что не хочет меня.

— Ничего, — вздыхаю я, допивая остатки пива. — Просто думал, как приятно встречаться с женщиной, которая предпочитает есть.

— Ты имеешь в виду кого-то конкретного, я так понимаю? Может Лиззи? — добавляет он.

— Дело не только в том, что она ест... Она ест горчицу в хот-догах, Хэнк. Горчицу. Я имею в виду, она абсолютно непреклонна в этом, и не только в этом, она прочитала мне целую лекцию о моей рабской преданности кетчупу. У нее есть свое мнение почти обо всем, и мне это нравится. Я имею в виду, есть с ней хот-доги — это все равно что смотреть шоу Энтони Бурдена.

— Кто такой Энтони? — спрашивает Хэнк.

— Не важно, — говорю я, вспоминая, что отношение Хэнка к поп-культуре уперлось в кирпичную стену еще при Никсоне. Мой дед все еще думает, что Розмари Клуни — знаменита, а не Джордж Клуни, и все же он каким-то образом умудряется знать порядок отбивания «Метса» спереди назад. Иди разберись.

— Значит, она любит горчицу? Ну и что? К чему ты клонишь, Джейк? Что она милая? — Хэнк смеется, хлопая меня по колену. — Хорошие женщины всегда такие, знаешь ли.

— Дело не только в горчице. — Я пытаюсь объяснить, почему не могу выбросить ее из головы. — Как она обложила мой «Астон-Мартин», потому что он не идет ни в какое сравнение, по ее мнению, с «Триумфом», который, если ты помнишь, является смехотворным нишевым автомобилем в классическом фильме, о котором практически никто никогда не слышал. За исключением Лиззи, потому что она энциклопедия всего этого дерьма.

— Значит, ты влюблен в нее.

Я хмурюсь.

— Нет, — отвечаю ему, хотя мне кажется странным произносить это слово.

Хэнк ухмыляется.

— Знаешь, что я сделал бы на твоем месте?

— Догадываюсь, — отвечаю я пресыщенным тоном, потому что знаю, что ничего нового я от него не услышу. — Что в море водятся и другие рыбы, и что таких девушек, как Лиззи, пруд пруди, я должен просто играть на поле. Так?

— Ты уже сидишь на поле, вернее на стадионе, прости за каламбур. — Он тычет костлявым пальцем мне в грудь, его золотое обручальное кольцо поблескивает на солнце. Как я раньше не замечал, что он до сих пор его носит?

— Ты идешь к этой девушке и говоришь ей, что любишь ее, потому что, несмотря на то, что ты сам себе еще в этом не признался, я вижу, что это так, любишь. Ты пойдешь к Лиззи с ее хот-догами с горчицей… даже за чертовым «Триумфом», и покажешь ей, что у тебя серьезные намерения. Если ты знаешь, что для тебя хорошо, ты перестанешь быть дураком и сделаешь все возможное, чтобы вернуть эту девушку.

Я удивленно смотрю на него. Может у него начался старческий маразм?

— Мне казалось, что ты не веришь в настоящую любовь и родственные души, если уж на то пошло.

— Значит, все эти годы ты заблуждался. — Хэнк смотрит на меня. — Бетти — твоя бабушка, была лучшим, что со мной случилось в этой жизни. Эта женщина подарила мне самые счастливые тридцать лет моей жизни, но я понял это слишком поздно. Найти партнера, настоящего партнера, важнее, чем твоя глупая гордость.

— Но... ты никогда не ходил на второе свидание! — Протестую я.

— Потому что знаю, что никогда больше не найду любви, подобной той, что была у меня с твоей бабушкой, дважды так не может повезти, я даже не собираюсь пытаться. Но ты? Ты даже не пытаешься! И если ты позволил этой девчонке уйти, Джейк, то ты еще больший дурак, чем я думал. — Хэнк сердито смотрит на меня.

Я сижу на сиденье, пытаясь осмыслить его странную речь.

— И что с того, что ты прав? — упрямо спрашиваю я. — Даже если предположить, что Лиззи захочет быть со мной?

В последний раз, когда я ее видел, дал понять, что она дешевая шлюха, оставив посреди танцпола. Я знаю Лиззи, и даже если я смогу забыть тот факт, что она трахалась с Тоддом, знаю, что после всего, через что она прошла, назад пути нет.

— Дай леди то, что она хочет, — говорит Хэнк, как будто это так очевидно. — По моему опыту, это всегда срабатывает.

— Я не знаю, что она хочет, — отвечаю я.

— Разберись, — говорит Хэнк. — А теперь ты позволишь старику наслаждаться игрой, не видя твоего хмурого выражения лица?

Он снова поворачивается, сосредоточившись на игре, я же думаю только о Лиззи. Черт, одно воспоминание о ее пораженном выражении лица на открытии выставки наполняет меня чувством вины и стыда. Она была права, я не имею на нее никаких прав, и она свободна спать с кем хочет. Даже с Тоддом.

Как бы мне ни хотелось нанять наемного убийцу, чтобы избавиться от этого Тодда, чтобы он умер медленной и мучительной смертью, но…

Черт побери. Она предположила, что меня интересует только секс, что я собственно и подтвердил, обрушив на нее свое мнение. По сути сам себе вырыл могилу, так что, черт возьми, что мне теперь делать, как убедить ее, что она мне нравится?

Возможно, я понятия не имею, чего она на самом деле хочет, но одно я знаю наверняка — мне придется напрячься, сделать какой-то огромный жест, похожий, как делают в фильмах, которые ей так нравятся. Мне нужно придумать что-то такое, что поразило бы ее, показало бы, как много она на самом деле значит для меня, заставив забыть тот факт, что она скорее всего ненавидит меня в данный момент.

Я просто надеюсь, что еще не слишком поздно.

33. Лиззи

— Ты по-прежнему любишь меня, не так ли, Китти?

Кот только моргает своими знойными зелеными глазами, потом зевает, идет к дальнему концу пожарной лестницы и садится в лужу своего шелковистого белого меха. Он устраивается поудобнее, чтобы спокойно облизать лапы, глядя мимо меня, будто меня и нет.

Отлично. Даже животные считают меня сейчас ужасной.

— Я облажалась, — шепчу я коту, сидящему на подоконнике. — Я оттолкнула лучшего парня, которого когда-либо знала, так что я заслужила то, что получила, верно?

Кот снова моргает и мурлычет так громко, что его, наверное, можно услышать на улице шестью этажами ниже. Я закутываюсь в халат и вздыхаю, делая глоток уже остывшего жасминового чая, который заварила полчаса назад и тут же забыла о нем. Я слышу шум, доносившейся с улицы, проходивших мимо людей, крики и смех пар, которые хорошо проводят время, отчего чувствую себя еще более хуже, чем уже есть. Прошла неделя после открытия, но рваная зияющая рана в моей груди никуда не делась. Во всяком случае, теперь, когда у меня было время подумать о том, что произошло, и о том, как много я потеряла, мне стало еще больнее.

«Хватит себя жалеть, — строго приказываю я себе. — В конце концов, до появления Джейка Уэстона у тебя все шло прекрасно. Верно?»

— У меня все еще есть моя карьера, моя квартира, — перечисляю я, когда кот снова открывает глаза, с сомнением поглядывая на меня. — Выставка — настоящий хит! Даже Морган теперь стала меня уважать. Не похоже, что все так плохо, как раньше, — говорю я, пытаясь убедить себя и кота тоже, а также чувака через дорогу, который в настоящее время убивает саксофон, даже весеннюю ночь, которая становится холоднее с каждой секундой. Но по дрожи моего голоса, становится ясно, что обмануть мне никого не удастся.

Ничего не было лучше раньше, потому что раньше не было Джейка.

Конечно. Теперь я вернусь к «Тиндеру», плохим свиданиям... и мужчинам, которые не заставят мое сердце замирать, всего лишь войдя в комнату... или исчезнуть мои трусики одним своим взглядом... или заставить меня адски кончить только его очень умелыми пальцами и языком.

Меня захлестывает волна сожаления, я снова поддаюсь грусти, которая преследует меня повсюду, похлопывая по плечу каждый раз, когда мне удается на пять минут забыть, что я натворила.

Ну, почему я ему не доверяла?

Почему я сделала столь поспешные выводы?

Возможно, в данную минуту я была бы с ним, голая, вместо того, чтобы готовиться в одиночестве ко сну.