Взгляд Шеридан опущен, когда она рассказывает это. Я тоже чувствую печаль. Разве это мелочно с нашей стороны? Может быть. Но я не могу не думать обо всем, что мы пережили из-за этого. Она все еще ничего не замечает, болтая о том, что они делали прошлой ночью.
А потом она бросает бомбу.
— Но мне не нравится Рэй. Он не очень хороший человек.
Изо всех сил стараясь вести себя беззаботно, я спрашиваю:
— Кто такой Рэй?
— Он друг той, другой мамы. Ее друг-мужчина. — Вот как она его называет.
— И почему он не милый? — спокойным голосом интересуется Шеридан.
— Не знаю. — Она откусывает кусочек шоколадных блинчиков и делает завитушки во взбитых сливках.
— Ему не понравилась ваша картина, которую вы нарисовали? — спрашивает Шеридан.
Все еще помешивая взбитые сливки, Инглиш отвечает:
— Та, другая мама, ничего ему не показала. Он не очень хорошо к ней относится. Она велела мне идти в свою комнату, а потом он наорал на нее из-за всякой ерунды. Она вошла в мою комнату, а я смотрела про Эльзу, Анну и Олафа.
Мы с Шеридан переглядываемся, и мне хочется копнуть поглубже, но Шеридан качает головой. Я позволяю ей взять инициативу на себя. У нее такой подход к Инглиш, так что, возможно, она раскроет некоторые вещи не слишком навязчиво.
— Значит, Эбби любит «Холодное сердце»? — спрашивает она.
Инглиш проглатывает свой кусок и говорит:
— Она не осталась смотреть. Иногда она заходила, но уходила, потому что этот Рэй продолжал орать на нее.
— О? — только и может сказать Шеридан.
— Да, я не думаю, что он был под радугой.
— Что-то непохоже. Расскажи мне о своей комнате.
Нижняя губа прикрывает верхнюю.
— Она вроде как небольшая. Там есть маленькая кровать и окно. Та другая мама сказала, что я могу положить свою одежду в шкаф, но зачем мне это делать?
— Может быть, потому что ты взяла с собой слишком много?
Она меняет тему разговора.
— Они там в игры не играют. У них даже мяча не было. Та другая мама сказала, что купит мне его в следующий раз.
Наконец, я набираюсь смелости и задаю вопрос:
— А что вы ели на ужин?
— Куриные палочки и картофель-фри. Я сказала, что тебе не нравится, когда я ем такие вещи, но другая мама сказала, что это нормально, когда я у нее дома.
Я прямо слышу, как Инглиш ругает ее за ужасный выбор еды. Я ловлю себя на том, что не успеваю рассмеяться.
— А что еще у тебя было?
— Конфеты. M&M’s. Мне они понравились. И у нее были картофельные чипсы.
— Хм. Очень питательно. У тебя болел живот после того, как ты съела всю эту дрянь?
— Немножко, но я боялась сказать об этом другой маме, потому что не хотела, чтобы ее друг-мужчина кричал на нее.
Я похлопываю ее по руке и говорю:
— Это было очень мило с твоей стороны, Медвежонок.
Мое сердце расширяется до размеров чертова дома, когда она говорит это. Шеридан смотрит на нее и улыбается, и ясно, она думает о том же.
— Инглиш, это было очень любезно с твоей стороны. Не многим людям придет в голову сделать что-то подобное. Я говорил тебе, как сильно люблю тебя?
Ухмылка Инглиш является достаточным ответом. Ее глаза чуть не выскакивают из орбит от счастья, и я благодарю Бога, что вчера все прошло хорошо.
Как только мы доберемся домой, я позвоню детективу. Пришло время посмотреть, что на самом деле происходило за кулисами дома Ламонтов.