— Мне это совсем не нравится, но я не могу сказать, что удивлен, — говорит Бек.

— Послушайте, я чувствую себя обязанным предупредить вас. Если и дальше все пойдет хорошо, это превратится в ночной визит. Если мы ничего не выясним о матери, боюсь, у вас не будет выбора, мистер Бриджес.

Боль между глаз усиливается.

— Я верю вам, но сомневаюсь, что мы это сделаем. Если они еще ничего не нашли, я уверен, что и не найдут. Она, должно быть, профессионалка в сокрытии вещей.

Кротко кивнув, Морган выходит за дверь, оставляя меня волноваться по поводу Инглиш.

Шеридан прерывает мои размышления.

— Как ты можешь быть так спокоен? Я хочу пойти и вырвать волосы у этой женщины.

— И что бы это решило?

— Ничего. Но дело не в этом.

Положив руки ей на плечи, я говорю:

— Мы должны быть сильными и показать, насколько серьезно настроены по поводу Инглиш. Она должна верить, что мы думаем о ней. Если мы будем бегать вокруг, злые и готовые оторвать Эбби голову, как будет чувствовать себя Инглиш, когда ей придется пойти туда?

Она оседает, и я чувствую, как напряжение покидает ее.

— О, Бек, неужели ты думаешь, что до этого дойдет?

— Если честно, то да. Я ненавижу это всем своим существом, но судья Кларион, кажется, в команде Эбби. И я не верю, что мы можем что-то сделать, пока не найдем на нее что-либо.

— Они активизировали свою игру, верно?

— Да. Некоторое время назад. А теперь давай отведем голодного малыша на ужин.

Инглиш болтает без умолку за обедом, не зная, что произошло с визитом мистера Моргана. Дети могут быть такими забывчивыми. И это хорошо. Шеридан, с другой стороны, слишком тихая. Я массирую ее колено, и ее бледная улыбка дает мне понять, что ее упавшее настроение нуждается в подъеме.

— Итак, Инглиш, расскажи мне, чему мама научила тебя в школе. Мы были так заняты на этой неделе, что у меня не было возможности спросить тебя.

Она прикладывает палец к щеке и говорит:

— О, мы изучаем динозавров. Знаешь ли ты, что у брахиозавра была такая длинная шея, почти как у жирафа, но намного длиннее, и он ел то, что было очень высоко над землей? Высотой с небоскреб.

И она вскидывает руки вверх, чтобы продемонстрировать это. Я кусаю губы, чтобы не рассмеяться.

— Инглиш, помнишь, что я сказала? Они питались растительностью, которая росла высоко в воздухе, иногда достигая зданий высотой в тридцать футов? Это что-то вроде двухэтажного здания.

— Угу.

Я объясняю Инглиш:

— Медвежонок, тридцать футов — это как высота нашего дома. Небоскреб похож на одно из самых высоких зданий в центре города.

Она поджимает губы, переваривая услышанное.

— А, ладно. — И запихивает в рот еще немного пиццы.

— Так ты считаешь, что динозавры — это круто? — спрашиваю ее.

— Может быть, но не так круто, как щенки.

Я подмигиваю Шеридан.

— Нет, определенно не такие крутые, как щенки. Что еще ты узнала?

— «Ай» перед «И».⁷

Я перевожу взгляд на учителя ее группы.

— Они учат это в первом классе?

— Конечно. Ты не поверишь, какая там математика.

— Серьезно? Я же родитель, помнишь? Я проверяю ее домашнее задание.

Шеридан, похоже, была задета моим замечанием.

— Извини. Наверное, я просто не подумала. Так или иначе, технологическая эра изменила все. Дети схватывают материал и подвергаются воздействию материала раньше, чем в наше время. Так что думай о первом классе, как о детском саде в наше время.

Все это время я думал, что Инглиш это суперпродвинутый ребенок, а теперь я узнаю, что они все такие.

— Большинство детей начинают читать уже в первом классе. Они учатся в детском саду и даже в дошкольных учреждениях, в зависимости от того, куда они ходят, — продолжает Шеридан.

Я почесываю затылок.

— Бек, дети — губки для знаний. Научи их тому, что они любят, и все, чего они хотят, — это узнать больше.

— Да, папочка, как когда ты рассказывал мне о том, какие водители идиоты и как ты хочешь сбить их прямо на дороге.

Черт. Жестокая честность детей.

Шеридан хмурится, когда произносит:

— Нам с тобой нужно немного поболтать, дорогой.

— Не сомневаюсь, — говорю я с милой улыбкой на лице. Что угодно, лишь бы она была счастлива, но она права. Называть водителей идиотами — не лучший пример для моей дочери.

Когда мы возвращаемся домой и укладываем Инглиш в постель, Шеридан грозит мне указательным пальцем. Я следую за ней в нашу спальню. Она плюхается на кровать и поджимает под себя ногу.

— Ну, милый, что там насчет водителей-идиотов?

Я должен был знать, что это произойдет. Почесав затылок, я одариваю ее своей лучшей застенчивой улыбкой.

— Гм, да, это так. У меня есть небольшая дорожная ярость.

— Дорожная ярость. С нашей дочерью в машине. — Она даже не спрашивает, а просто констатирует факт и хмурится. Это нехорошо.

— Это всего лишь случайность, когда я немного возмущен. Например, когда движение плохое и люди ездят, как идиоты.

Она склоняет свою красивую головку и пронзает меня взглядом ясных глаз цвета морской волны. И я чувствую себя так, будто мне восемь лет, и я украл печенье, которое она велела мне не брать.

— Ты немного кричишь. И именно тогда, как я понимаю, ты называешь водителей идиотами?

Иисус. Я чувствую себя дерьмово. И это именно из-за нее. Иногда все дело в одном ее взгляде. С легким прищуром, словно задевает самую душу.

— Мне очень жаль. Инглиш не должна этого слышать.

— Бек, дело не только в этом. Она видит такую реакцию и думает, что это нормально — злиться на других водителей.

— Ну, иногда так и есть.

— Да, иногда. Но не все время.

— Я не делаю так все время.

Она молчит. Я опускаюсь и кладу голову ей на колени.

— У тебя привычка заставлять меня чувствовать себя дерьмом.

— Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя дерьмом.

— Но ты…

— Бек, посмотри на меня.

Я повинуюсь и вижу безграничную любовь в ее глазах. Потом она говорит:

— Ты самый лучший отец в мире. То, что ты делаешь, то, как ты себя ведешь, и то, как Инглиш реагирует на тебя, — я так горжусь тобой, что это заставляет мое сердце сжиматься от счастья. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя плохо. Я лишь хочу помочь тебе подать ей лучший пример.

— Но ты же считаешь, что я неплохо справляюсь, верно?

Она одаривает меня одной из своих ослепительных улыбок, и я знаю, что все хорошо.

— Да, у тебя все в порядке. Ты отлично справляешься. Эта маленькая девочка находится под радугой с тобой каждый божий день, настолько, что светится.

— Спасибо, Печенька. За то, что поддерживаешь меня. Если я еще не сказал тебе, то мне очень повезло, что ты есть в моей жизни.