Развернувшись и посмотрев на белую стену, я попыталась обуздать панику, растущую внутри меня, словно цунами. Моя грудь болела, и я с трудом могла выровнять дыхание. Руки мои начали дрожать, и я инстинктивно потянулась к кисти.

Ну вот, теперь легче.

Поскольку моё сердцебиение так и не замедлилось, я также взяла палитру. Я попросила Эзру перекрасить стену перед тем, как я начну свою фреску. Свежий слой краски сверкал как маяк посреди бури. Его фонарь звал меня в более безопасные воды.

Я не могла проанализировать Эзру прямо сейчас, не испугавшись в конец. Я не могла понять наши разговоры, или его поцелуи или то, что у него могут быть чувства ко мне.

Поэтому я отбросила свои разрозненные мысли и направила энергию в этот нескончаемый поток вдохновения. Его тёмные волосы, эти бесконечно глубокие глаза, его загадочная улыбка, которая так трогала мою душу, как ничто на свете, оформлялись в чёткий образ, который мне так не терпелось ухватить.

После того как я нарисовала карандашом очертания, я вернулась к своей палитре. Достав акриловые краски, которые я купила специально для проекта, я распределила их по палитре и начала смешивать цвета в поисках правильных оттенков. Когда, в конце концов, я достала свою кисть, внутри меня сформировалось что-то важное, что уменьшило мои страхи и укрепило дух.

Рисование стало моим защитным коконом, который спасал меня от страха, который я только и могла, что держать на расстоянии. Эзра подошёл ко мне позже и спросил, не хочу ли я пообедать с ним, но я не могла бросить рисовать. Я сказала ему, что я сейчас в ударе, но хотела бы пообедать позже.

По правде говоря, я только выиграла для себя время. Я не знала, буду ли я позже обедать. Я не знала, что я вообще буду делать со своей жизнью. Не считая этой фрески, моя жизнь неожиданно стала выходить из-под контроля.

Мне нужно было что-то с этим сделать. Потом. Когда я смогу подумать и предаться сумасшествию наедине с собой.

А сейчас я собиралась рисовать.