Посёлок Клыково, административное здание исправительной колонии общего режима, 23 июня, 10.34

Исправительное учреждение, находившееся километрах в сорока от областного центра, было окружено со всех сторон густым сосновым лесом, обнесено высоким забором с колючей проволокой и, казалось, забыто цивилизацией.

Усольцев вместе с сопровождавшим его Куроедовым на серой служебной «Волге» выехал в посёлок рано утром, чтобы до обеда управиться с делами.

Встреча с начальником колонии была назначена заранее. Едва сотрудники ФСК вошли, навстречу поднялся с кресла худощавый полковник внутренних войск, чем-то напомнивший Усольцеву поэта-сатирика Иванова, который некогда вел популярную на телевидении передачу «Вокруг смеха».

Они представились, пожали друг другу руки. Заметив интерес Усольцева к вещам, находившимся в кабинете, Егоров, так его звали, принялся показывать и рассказывать о некоторых из них.

— Здесь, в кабинете, практически всё сделано руками зеков, — информировал он с некоторой гордостью, словно директор передового производства на выставке своей продукции, — этот стол, стулья, шкаф.

Егоров провёл рукою вокруг, и Усольцев проследил за его жестом.

Над столом начальника колонии висел на красном фоне позолоченный двуглавый герб, вырезанный из дерева. Подойдя к шкафу со вставленными прозрачными стёклами, Егоров показал лежавшие там кружки, стальные ножи, разные фигурки из дерева и кости, несколько изделий из трикотажа. В углу небольшой стопкой лежали деревянные шахматы. Верхнюю коробку с шахматами он достал и вручил Усольцеву:

— Это наш подарок, чем богаты — тем и рады!

— Спасибо! — ответил Усольцев и передал шахматы Куроедову — он не любил, когда были заняты руки, и только потом похвалил: — Да, сработано на совесть!

— Знаете, тут есть такие умельцы, блоху подкуют — заняться-то ведь особо нечем. А хотите, я вас зековским чаем угощу? — внезапно предложил Егоров с добродушной ухмылкой. — Учтите, если надо будет навести с нашими подопечными мосты, придётся с ними чифир пить.

— Не стоит, Леонид Петрович, — предупредил капитан Куроедов. — Сердце потом будет колотиться как бешеное, я пробовал…

Усольцев и без предупреждения Куроедова знал, что представляет собой чифир, поэтому вежливо отклонил предложение начальника колонии.

— Товарищ полковник, — заявил он, — хотел обсудить с вами один вопрос.

— Конечно, конечно! — согласился Егоров.

Они сели за стол.

Усольцев старался говорить веско и убедительно.

— Нам, нашему ведомству, для оперативных целей нужно два ваших заключённых на непродолжительное время. Конкретно для чего, как вы понимаете, я не могу сообщить, но обещаю, что они будут находиться под плотным контролем.

Произнеся ещё несколько дежурных фраз о необходимости тесного сотрудничества двух спецслужб, которое должно послужить на пользу обществу, Усольцев умолк.

— Ну, вы знаете, у нас не дом отдыха и не проходной двор, — нахмурился Егоров, которому просьба эфэскашника не пришлась по душе, более того, показалась странной, — мы не можем устраивать прогулки на улице, свободные гуляния. У нас всё-таки режим, пусть колония и не строгого, а общего режима. Каждый выход заключённого из зоны на свободу отслеживается не только нами, но и теми, кто остался. Потом они задаются вопросом: «А за какие такие заслуги отпустили Иванова в отпуск, особенно если это не очередной, а краткосрочный?» Так легко отсюда не выходят и сюда не возвращаются.

Егоров замолк и строго посмотрел на Усольцева. Всем своим видом полковник выражал педантизм старого служаки, которому никакие контрразведчики не могут помешать точно и добросовестно исполнять служебные обязанности. Такая непреклонность могла бы вызвать уважение, если бы у Усольцева было время на соблюдение политеса. Но время как раз было ограниченным.

С досадой уяснив, что с Егоровым не получится договориться легко, с первого раза, Леонид Петрович засопел, настроился на долгий разговор. Он хотел прибегнуть к разным убедительным аргументам, но неожиданно вмешался молодой, розовощекий Куроедов, со стороны которого Усольцев не ожидал особой поддержки. Чего взять с неопытного опера?

— Николай Сергеевич, — подал голос капитан, — а каким образом были отпущены из третьего отряда осуждённые Коляда и Евстифеев? Насколько я знаю, их опустили с вашего разрешения в краткосрочный отпуск.

— Да, — согласился Егоров, — они сообщили о тяжёлом семейном положении, и я принял решение отпустить их в Уральск, навестить больных родственников.

— Видимо, после того как они их навестили, эти осуждённые трудились у вас в гараже, ремонтировали личный автомобиль.

— Вы угрожаете? — возмутился начальник колонии, его усы под длинным носом грозно встопорщились, — я не потерплю шантажа и давления. Я буду звонить вашему начальнику Управления!

— Ну, что вы! — спокойно заметил Куроедов, — у нас же сложились нормальные отношения, Николай Сергеевич. Давайте решать вопросы совместно, помогать друг другу, а не ставить палки в колёса!

Егоров промолчал, затем, уже другим, деловым тоном сухо осведомился:

— Так что? Как я понял, вам надо организовать краткосрочный отпуск для пары зеков?

— Да, — подтвердил Усольцев, — только время мы обговорим с вами позднее, сейчас надо встретиться с этими людьми, посмотреть на них. Может, они для нас не годятся.

— Это мы устроим! — Егоров поднял трубку. — Антон Семёнович, к вам подойдут сотрудники ФСК, да, да из контрразведки, окажите им максимальную помощь. Выделите помещение и всё такое, они хотят побеседовать с несколькими осужденными.

Затем Егоров обратился к Усольцеву с принуждённой улыбкой:

— На КПП⁹ вам выделят комнату, я, к сожалению, проводить не смогу — работы много, но Василий знает дорогу. Будете в наших краях, заходите в гости, всегда рад увидеть.

— Конечно, взаимно! — отозвался Усольцев, усмехаясь про себя внезапной податливости начальника колонии.

КПП располагался неподалёку от административного здания. От него в обе стороны широкими полосами шли столбы с колючей проволокой. Зелёные высокие ворота, через которые на территорию колонии заезжали машины, были наглухо закрыты. За КПП, собственно, и начиналась зона.

Дежурный офицер, назвавшийся капитаном Строевым, сразу предоставил комнату и вызвал на беседу нужных контрразведчикам людей. Покашливая в кулак, он вытащил две пачки сигарет и отдал их Усольцеву, чтобы легче было наладить контакт при разговоре.

Перед выездом Усольцев ознакомился с материалами, находящимися в папках на трёх источников, которые ему дал Куроедов. Для поставленных целей он отобрал двух из них, тех, кто помоложе.

Первым привели худощавого бритого парня с бегающими неприятными глазками. Увидев на столе пачку сигарет, он по лагерной привычке взял их без спроса и попросил закурить. Куроедов зажёг огонь в зажигалке, поднёс к сигарете.

— Ну что, гражданин Грачёв, — сказал Василий ровным тоном, и Усольцев отметил про себя, что Куроедов уже приобрёл опыт общения с местным контингентом, — сможете нам помочь?

Грачёв глубоко затянулся.

— А что надо делать, граждане начальники? Завалить кого или на гоп-стоп взять?

— Да ничего особого, — вступил в разговор Усольцев, — надо одному человеку сказать, что у вас есть подельники, готовые толкнуть парию оружия.

— Стволы, значит? — Грачёв снова затянулся и практически в две затяжки выкурил сигарету. Потом без перерыва взял новую.

— Да, — подтвердил Усольцев. — Затем этого человека, если он согласится купить, надо отвести к другому, который тоже будет отсюда, из колонии. А там уже наша забота.

У Грачёва забегали глаза.

— А чё я с этого буду иметь, начальник? Мне надо тёлок, пойла побольше, да колёса поторчать. А может, и срок скостят?

— Насчёт срока сомневаюсь, это ты загнул! — усмехнулся Куроедов, и румянец выступил на его щеках. — Но послабления в режиме мы сделаем.

— Когда надо начинать?

— Скоро, гражданин Грачёв, скоро! — ответил Усольцев.

Потом привели заключенного по кличке Бес. Усольцев предложил ему то же самое, что и Грачёву, и в общем-то долго уламывать того не пришлось. Однако, едва узнав, что он будет работать в паре с Грачёвым из второго отряда, Бес переменился в лице.

— Я с ним работать не буду.

— Чего так? — удивился Усольцев.

— Да он же опущенный, гребень, петух. Я с ним работать не буду, а то сам зашкварюсь.

Чтобы не обсуждать эту тему и не тратить время попусту, Усольцев отправил Беса назад в свой отряд и за неимением других вариантов вызвал на беседу третьего источника — зека по кличке Калина.

Это был небольшого роста сорокалетний мужчина, имевший много наколок на руках. Левую щеку его пересекал длинный белесый шрам, полученный во время драки с другими уголовниками.

Усольцеву он почему-то сразу не понравился, с первого взгляда. Он почувствовал затаённую злобу, внутреннее отторжение, впрочем, тщательно скрываемое. Если бы подполковник не знал, что перед ним сидит завербованный уголовник, который добровольно сотрудничает с органами контрразведки, то подумал бы, что к нему на беседу привели лагерного авторитета, пахана.

Однако делать было нечего, и Усольцев, осторожно прощупывая, завёл разговор. Он, не вдаваясь в детали, объяснил, что должен сделать Калина, и пообещал, что поспособствует облегчению его пребывания в колонии. Калина всё понял, без долгих размышлений согласился с предложением. Он взял со стола пачку сигарет, попросил ещё, для братвы. Куроедов отдал ему две пачки, запасённые заранее перед посещением колонии.

В общем, дело было сделано.

Они попрощались с дежурным офицером и поехали назад, в Уральск. По дороге не разговаривали, обсуждение при водителе оперативных дел не практиковалось.

Немного укачивало. Усольцев расслаблено смотрел на дорогу, иногда переводя взгляд по сторонам, где мелькали, безостановочно проносясь мимо, стройные зелёные сосны. Он протянул руку и включил автомобильное радио, зазвучала песня Аллы Пугачёвой «Любовь похожая на сон», которая ему нравилась.