Глава пятая

Когда папа меня увидел, он широко раскинул руки и крепко сжал меня.

«Ах, бамболина, я рада, что ты поправилась».

«Конечно, папа». Я поцеловала его в щеку. "Ты в порядке?"

Папа отступил в сторону и проводил меня дальше в дом. Было так тихо и темно — но сейчас здесь жили только он и экономка.

Прошло всего несколько дней с тех пор, как я переехала, и все же, когда я оглядела стены и фотографии, которые знала всю свою жизнь, это могло быть столетие.

Я определенно чувствовала себя так, будто постарела на сто лет.

«Тут так тихо. Дита здесь?»

Папа огляделся, как будто не знал, кто в доме, а кого нет. «Я так не думаю. Какой сегодня день? Может быть, у нее выходной.

«Сегодня вторник, папа. Воскресенье у нее выходной». Я дружелюбно улыбнулась ему, чтобы он не почувствовал, что я его дразню.

Мы с папой сидели в главной жилой зоне, где потрескивал огонь. Я никогда не понимала, почему папа не установил только обогреватель, но этот человек был ничем, если не настроен на его путь. Но огонь потерял мой интерес, когда я пробежалась глазами по семейным фотографиям.

Мое внимание привлекла фотография нас с Кэт. Я была одет в форму чирлидерши, и Кэт держала сертификат. Мы обе ярко улыбались в камеру, глаза блестели.

«Она всегда была такой умной, не так ли?» — задумчиво сказал папа.

Я взглянула на него. "Она была."

Это было правдой. Кэт была в каждой академической команде, которую могла найти, и преуспевала во всех областях обучения. Я, однако, никогда не могла спокойно сидеть в классе и чему-то учиться.

Кэт поступила во многие колледжи на последнем курсе. Я помню, как был удивлена, что она подала заявку — колледж для нас не было это разрешено. Нам предстояло стать женами, потом матерями, потом бабушками. Но она настаивала на поступлении в колледж. Она даже пыталась заставить меня подать заявление.

Я ничего об этом не рассказывала папе.

И при всей ее храбрости, она тоже.

«Расскажи мне, как тебе в супружеской жизни». - сказал в конце концов папа.

Я улыбнулась. «Хорошо».

«Роккетти тебе нравятся?»

"Конечно."

Его глаза, такие же, как мои, смотрели на меня. «Ты ведешь себя прилично?»

Был ли я? «Папа, конечно».

«Потому что я могу терпеть все твои разговоры, а твой муж — нет…» — предупредил он.

Я попыталась улыбнуться в знак благодарности. "Я знаю я знаю. И только по этой причине мне, возможно, придется отговаривать тебе ухо.

Папа покачал головой, но, похоже, не рассердился на меня. "Что они любят? Роккетти?

Какой странный вопрос. «Ты их знаешь, папа. Намного лучше, чем я.

«Ты живешь в их доме. Спиш под их крышей». Он пожал плечами. "Я заинтересован. Каковы его люди? Алессандро?»

«Ты один из его людей, папа».

«Я один из людей Сальваторе». Ответил мой отец. В нем, казалось, перевернулся переключатель. Он больше не был старым неодобрительным человеком, которого я называла папой, но теперь он казался более оживленным. Жестче. Солдат Наряда.

Я заставила свое тело расслабиться. «Я не встречала много его людей. Только Оскуро и Беппе. С Алессандро обычно не приносит бизнес домой».

«Люди вроде Алессандро — это бизнес». - коротко сказал папа. «Оскуро? Беппе? Что они любят?"

«Оскуро — мой телохранитель, и он очень хорошо выполняет свою работу — он сейчас снаружи, если ты хочешь с ним встретиться. Я встретилась с Беппе лишь ненадолго, но он казался очень вежливым». Я просмотрела на резкое выражение лица отца. «Я не осознавала, что была шпионом».

Папа взглянул на меня и нахмурился. «Ты не такая. Я просто беспокоюсь о том, чтобы о моей дочери позаботились».

«Извини, я не осознавала».

Почему папа так заинтересовался? Возможно, он действительно хотел знать, заботятся ли обо мне, или, возможно, он хотел получить больше информации о печально известном Роккетти. Когда я вышла замуж, я знала, что папе будет выгодно быть так близко с Доном и его семьей, но я решила, что бизнес будет лучше от этого.

Мы с папой дальше говорили о потерях, которые произошли на свадьбе. Он больше не упоминал Алессандро или Роккетти, но их имя нависало над нами. Единственный раз, когда он намекнул в их сторону, это когда он сказал мне, что жаль, что у меня не было свадебного приема.

«Ты не против, если я возьму что-нибудь из своей спальни?» Я спросила, когда пора идти.

Он отмахнулся от меня. "Конечно."

Дом, в котором я выросла, медленно менялся с годами, и всегда в моих руках. Иногда мачехи пытались что-то изменить, но через несколько часов дом возвращался на место. Они никогда не оставались достаточно долго, чтобы оказать реальное влияние.

В детстве мы с Кэт бегали по этим залам, прячась за занавески и используя эти окна, чтобы смотреть на сады внизу. Это была наша игровая площадка в прятки, наш замок, наша тюрьма.

Наши спальни были рядом друг с другом. Я остановилась перед ней, но затем вошла в свою.

В моей спальне были разбросаны коробки, но в остальном ничего особо не изменилось. Листы были перепутаны, стол был весь в дерьме. Косметика покрыла все доступные поверхности, а моя любимая фарфоровая кукла по имени Долли отдыхала на своем обычном месте над кроватью. В каждой щели и в каждом углу были приклеены фотографии.

Фотографии меня и Кэт, моих друзей и моей семьи. Была даже одна моя мама. Она выглядела прекрасно, со мной у нее на коленях. Я была точной копией своего отца, настолько, что могла притвориться, что моей матери никогда не существовало. Я ее не помнила, а папа никогда о ней не говорил.

Я сорвала фото и сложила пополам. Для загадочной женщины было предательством оставить ее в этом тихом доме наедине с моим отцом.

Я собрала еще одну коробку с одеждой и вещами, которых мне не хватало. В последний момент я сняла со стены свою любимую Долли и несколько фотографий.

Фотография нас с Кэт заставила меня задуматься. В этом мы были одеты не в школьную форму, а в красивые платья. На мне было длинное красное платье, а на Кэт серебряное. Мы обе стояли перед елкой, прижимаясь друг к другу и смеясь. Как будто камера поймала нас посреди шутки.

Я внезапно сообразила, что это была последняя фотография, которую мы сделали вместе. Кэт умерла в марте следующего года.

Я аккуратно подняла фото и положила в коробку.

По пути к выходу я остановилась перед комнатой Кэт. Я не заходила в нее почти два года, и папа тоже. Я даже не была уверена, упаковано ли она.

Я поставила свою коробку.

Теперь я была замужем, и папа мог пройти через наши спальни и очистить их. В конце концов, зачем тратить зря две совершенно хорошие спальни?

Кэт никогда не возражала, чтобы я прогуливалась в ее комнату — ну, в конце концов, она это сделала. В детстве она этого не сделала. Но я вспомнила, как вошла в ее комнату без стука, и она кричала мне, чтобы я ушла.

«Наверное, она мастурбирует, — подумала я. Наверное, я бы тоже на себя накричала.

Я слегка прижала руки к ручке. Не знаю, почему я чувствовала, что нарушаю правила.

«Это смешно, — подумала я. Кэт мертва. Она не рассердится, если ты войдешь в ее комнату и спасете кое-что из ее вещей.

Я распахнула дверь.

Тонкий слой пыли покрыл все поверхности, но в остальном комната могла быть заморожена во времени. Кровать была не заправлена, книги беспорядочно сложены на прикроватном столике. Одежда и обувь валялись на полу. Даже использованные салфетки остались в ее мусорном ведре.

Я вошла.

Я глубоко вздохнула.

От нее по-прежнему пахло ею. Ее свежий аромат лаванды, который она отказалась изменить.

На глаза навернулись слезы, и я быстро вытерла их. Теперь было бесполезно плакать.

Что я могу взять? Большинство фотографий на ее стене были копиями, и было грубо отнимать у нее одежду.

На ее кровати лежала такая же кукла, что и моя. Самая большая разница заключалась в том, что у моей куклы было розовое платье, а у Кэт — голубое. Мы получили их от дедушки, когда были очень молоды, и были счастливы иметь такие же куклы. Кэт назвала ее Марией Кристиной, а я только Долли.

Я стряхнула пыль с прекрасного лица куклы и подняла ее.

«Если у тебя будут дочери, ты можешь отдать им кукол», — внезапно подумала я.

Хотя мафиозная женщина не хотела иметь дочерей, меня немного успокаивало знание, что однажды за этими куклами снова будут ухаживать две сестры.

Когда я спустилась вниз, папа был на том же месте в гостиной. Он взглянул на коробку в моих руках и неодобрительно покачал головой.

Прежде чем он успел отговорить меня, зазвонил телефон.

«Я подойду». Я поставила коробку и поспешила к телефону. Папа отказался пользоваться исключительно мобильным телефоном. «Резиденция Падовино. София разговаривает.

«Ах, моя прекрасная невестка. Именно с кем я и надеялся поговорить.

Мое сердце забилось быстрее. «Дон Пьеро».

Дон Пьеро на другом конце провода от души рассмеялся. "Конечно."

"Чем я могу вам помочь?" Я поспешила.

«Я слышал, что ты у своего отца, и надеюсь, что ты сможешь зайти, прежде чем вернуться в город». Ничто в его тоне не предполагало, что у меня есть большой выбор.

"Конечно." Я хлынула. «Я сейчас ухожу от отца».

«Великолепно. Скоро увидимся». Дон Пьеро повесил трубку.

Я оторвала телефон от уха, наполовину шокирована. Дон Пьеро, босс боссов, хотел меня видеть. В одиночестве. Я бы не допустила, чтобы мой отец или муж отвлекали его внимание от меня.

Я сглотнула, сдерживая пересохшее горло.

«Тебе лучше пойти». Раздался голос Папы. Он смотрел на телефон в моей руке, как на змею. «Прежде чем он придет искать тебя».

Когда он достиг пенсионного возраста, дон Пьеро переехал из города в огромный дом на впечатляющем участке земли. Он по-прежнему был боссом Наряда, но все знали, что его старший сын, Тото Грозный, был действующим боссом семьи. Дон Пьеро отдал команды, и его сын проводил их.

Оскуро подъехал к впечатляющему особняку.

Дон Пьеро купил старый особняк в федеральных колониях при моей жизни, и я помню, как папа указывал на него, когда мы проезжали мимо. Я вспомнила, что думала, что это самый красивый дом, который я когда-либо видела, но теперь он казался большим, внушительным и слишком величественным, чтобы вместить такого человека с грязными руками.