Хотя холодный декабрьский ветер щипал его и выл вокруг них, Найл тронул ее за бедро, останавливая ее, когда она взялась за дверную ручку.

– Хлоя. – Девушка замерла под его рукой, но не дернулась и не отстранилась. – Я не хочу, чтобы наша встреча вот так закончилась. Мне было очень хорошо сегодня. Хорошо с тобой. – Найл придвинулся ближе. Прижался грудью к ее спине. Накрыл ее пальцы своими. – Впусти меня.

Он имел в виду допуск за стены, которые она воздвигла вокруг себя. Впустить его в ее расположение и тепло ее открытой улыбки. Но тогда она обернулась, откинула голову, и рожок луны осветил ее бездонные глаза и полный, мягкий рот.

И голод, который никогда полностью не засыпал рядом с ней, зевнул и зарычал. Да, он хотел пробраться за эти щиты. Он хотел оказаться в ней.

Издав изголодавшийся стон, мужчина требовательно пошел в наступление. Проникнув языком между ее губ, Найл пошел глубже, требуя, чтобы она переплелась своим с его, поддалась ему. Хлоя открыла рот шире, и он зарычал, запуская пальцы в ее волосы, хватая толстые пряди и стаскивая ее шапку. Найл наклонил ее голову, проникая глубже, посасывая и желая получить еще больше ее. Она положила руки на его запястья, подчиняясь. Кто-то должен был предупредить ее не давать слишком много жадному подонку типа него. Потому что ему никогда не будет достаточно. Он будет жаждать большего. Настаивать на большем...

Качнув бедрами, он прижался членом к ее прикрытой джинсами промежности. Девушка издала всхлип, и он ответил ей еще одним рыком. Черт, он практически чувствовал скользкие влажные складки ее киски на его члене...

– Хлоя.

Резкий звук ее имени подействовал на него как ведро ледяной воды после невероятно жаркой сауны.

Он медленно вытащил пальцы из ее волос. Сделал шаг назад. Взглянул в ее большие темные глаза. Сделав глубокий вдох, который обжег его легкие холодом и виной, он обернулся и посмотрел на суровую, разъяренную пару, стоящую внизу лестницы.

– Здравствуйте, мистер и миссис Ричардсон.

– Найл, – поприветствовал его Картер Ричардсон.

Розалинд не сводила с него глаз, в которых бушевал огонь такой же силы, как и лед в голосе ее супруга.

– Хлоя, – повторила она имя дочери, игнорируя Найла. – Мы звонили тебе, но так и не дождались ответа. Мы беспокоились.

Розалинд бросила на Найла еще один испепеляющий взгляд, давая понять, что она считала его ответственным за грубость и плохое отношение их дочери. Их отвращение и горечь не удивили его. На похоронах Майкла они ясно дали понять, что за смерть сына винили только его. Что ж, Найл был того же мнения. Так что да, он не мог винить их за их гнев, когда они обнаружили его рядом со своей дочерью.

Но это не значило, что их антипатия не пробивала дыру в его душе.

В какой-то момент дом Ричардсонов стал домом и ему, намного более родным, чем его собственный вообще-то. Майкл и Хлоя жили там. Там царили забота, любовь и дисциплина. В то время, когда его отец все время пребывал в разъездах между Бостоном и Дублином, а мать все время уделяла комитету или очередному мероприятию по сбору средств, дом лучшего друга казался Найлу раем. И хотя Картер и Розалинд, вероятно, никогда не понимали привязанности их прилежного, воспитанного сына к дикому, громкому ирландскому ребенку, они всегда принимали Найла, никогда не игнорировали его.

Пока Найл не предал их расположение, уведя их сына от распланированного будущего в сторону карьеры в музыке – и это из всех возможных вариантов – а затем и вовсе утащив в другую страну за сотни миль от родительского дома. Последним гвоздем в крышке гроба Найла было то, что их сын остался в конечном итоге один.

– Мам, извини. Я нечаянно оставила телефон в машине, пока гуляла. – Хлоя взглянула на Найла с тревогой и сожалением в глазах. – Найл отвез меня...

– Это моя вина, миссис Ричардсон. Хлоя весь день была со мной. Я приношу извинения.

Хотя ни один из них не должен был оправдываться за свои поступки – они были совершеннолетними, ради всего святого – он не мог выдержать вида беспокойства на лице Хлои. Учитывая, что секунду назад на нем была написана самая сладкая страсть.

– Что ж, почему я не удивлена? – фыркнула Розалинд, обратившись к нему впервые с прибытия. – Кажется, будто ты хоть каким-то боком вовлечен, если мои дети забывают о своих обязанностях и верности.

– Мама, пожалуйста, – попросила Хлоя, выступая вперед, будто желая скрыть его от взора матери и ее обвинений.

Что было смешно, поскольку он возвышался над ней на добрых восемь дюймов. Но этот жест затронул место в его душе, которое Найл считал давно отмершим. И все же... Он легонько взял ее за предплечье, не позволяя выдвинуться еще дальше. Позволить ей защищать его – особенно если он заслуживал ругани – было бы проявлением трусости.

– Пожалуйста, что, Хлоя? – рявкнула Розалинд. – Как иначе ты хочешь, чтобы мы реагировали? Он, из всех людей. Это из-за него ты избегала нас в последние дни? Потому что он приехал?

– У него есть имя, – раздраженно бросила Хлоя в ответ.

– Нет, для нас его у него нет. Больше нет.

Найл принял вербальный апперкот, не подав виду. Не показав, какую рану эти слова нанесли ему и сколько крови пустили. Сделав глубокий, тихий вдох, он затолкал боль поглубже, спрятав ее под безразличным выражением лица.

– Прекрати, – зашипела Хлоя на мать. – Я знаю, что тебе больно, но это не дает тебе права ранить Найла. Он был лучшим другом Майкла. Братом ему...

– Я пойду, – прервал Найл ее ровным, холодным голосом. Ее защита лишь усугубляла вину, терзавшую его. – Хлоя. – Он сжал ее руку и ушел, не оглянувшись.

Если бы Найл остался, то это могло привести к тому, что он начал бы умолять об одной вещи, которую, как он знал, не один из родителей Майкла не мог ему даровать.

Прощение.