Глава 27

Типография Грина, Гудзон-стрит.

08:00.

В субботу на рассвете Малвани позвонил и вызвал меня в город.

— Есть зацепка. Помнишь розовые листовки, которые мы нашли после взрыва в «Гробнице»?

Конечно, я помнил: они были повсюду за пределами здания, и их послание прочно засело в моей памяти.

«Наши разрушительные действия избавят мир от ваших ведомственных организаций!»

— Оказывается, швед работает в типографии, до которой мы проследили эти листовки, — поделился Малвани.

— Какой именно?

— Типография Грина на Гудзон-стрит. Встретимся там через двадцать минут?

— А где сам швед?

— Я послал шесть человек на его поиски; у нас есть список мотелей, в которых он останавливался. Нам с тобой надо поговорить с владельцем типографии Грина. Он разговаривал по телефону так, словно в его лавке хранится целая сокровищница улик.

Малвани явно ошибался, потому что улик в типографии Грина практически не было.

Но Лью Грин и его сын Ричард очень хотели помочь полиции: они приняли нас с распростертыми объятиями и поделились тем, что знали о шведе.

— Его настоящее имя — Ларс Хальвер. Точнее, так он сказал, — начал владелец типографии.

Это был крупный, приветливый мужчина с легкой улыбкой под густыми усами цвета соли с перцем. Он сидел в просторном помещении с высокими потолками, вмещавшим два гигантских печатных станка.

Его сын, долговязый паренек лет семнадцати, сидел за столом, заваленным чем-то похожим на черные кирпичи, и создавал новые печатные формы.

— Ларс был хорошим работником, экспертом по работе с моим аппаратом. — Лью Грин похлопал по боковому шесту черной печатной машины. — Мы печатаем открытки и небольшие листовки и время от времени снимаем рекламу для газет, как это делает сейчас Ричи.

Я шагнул ближе и увидел, что Ричи создаёт отпечаток, который будет рекламировать «Сарсапариллу Гуда».

Судя по бумажной модели, это будет замысловатое творение, изображающее даму с зонтиком и коробкой лекарств, выходящую из аптеки. Внизу текст объявления гласил:

«Если вы страдаете от какой-либо болезни или недуга, вызванного нечистой кровью, или от диспепсии, головной боли, жалоб на почки или печень, или от чувства усталости, примите «Сарсапариллу Гуда»!

Она очищает кровь, возбуждает аппетит, а слабых делает сильными. Продается во всех аптеках».

— Подобные объявления часто встречаются в вашей работе? — спросил я.

Парнишка кивнул.

— Мы постоянно печатаем рекламу для Гуда и других аптекарей. Вырезаем вот здесь, — мальчишка показал на чёрный «кирпич», — а затем кладём вот сюда, — кивнул он на гигантскую машину.

— И никакой официальной работы для анархистов, — улыбнулся я.

Он смущенно покачал головой.

— Наверно, Ларс приходил для этого ночью. Днём мы много работаем, свободной минутки иногда даже не бывает.

— Как долго он у вас работал? — спросил Малвани, с трудом обходя комнату по периметру, опираясь на трость. Помещение было большим, но пустым, в нем были только окна, печатные станки и столы, заваленные черными формами.

— Почти два года, — ответил Лью.

— Вы знали, что он — анархист?

— Конечно, нет. Но я не задаю лишних вопросов людям, которые работают на меня, пока они справляются со своими обязанностями. Да, наверно, стоило, но… Я понятия не имел, что Ларс по ночам печатает анархистские листовки и брошюры. Я бы уволил его, если бы узнал. Тотчас.

— И вы тоже ничего не замечали? — вновь повернулся я к Ричарду.

Парень поднял глаза и покраснел.

— Нет, ничего. Но он всегда таскал с собой пузатую сумку с бумагами. Может, там он и хранил листовки, которые печатал втихаря…

— И теперь, зная о его прошлом, вам по-прежнему не приходит на ум ничего подозрительного? — уточнил Малвани.

Лью на секунду задумался.

— Ничего. Он всегда приходил вовремя, отлично справлялся со своими обязанностями и мало разговаривал. Я думал, что он просто плохо говорит по-английски, раз недавно переехал в Америку.

Я вспомнил, что в лифте отеля «Бреслин» я подумал о том же. Теперь я понял, что, возможно, ошибался.

— К нему приходили друзья? — поинтересовался Малвани, продолжая осматривать помещение.

— Только один, — ответил Лью с широкой улыбкой. — Леди — и настоящая красавица. Всегда при параде. Довольно экзотического вида. Она напомнила мне креолок, которых я видел в Новом Орлеане.

— Она напомнила вам креолок или была креолкой? — вскинулся Малвани.

— Она никогда не заходила внутрь, поэтому я не слышал от неё ни слова, да и разглядеть мог только через витрину. А с улицы… Ну, мне так показалось.

Я вспомнил, что продавец оружия Функе тоже упоминал о женщине. И тоже называл её «экзотической».

— Как часто она заходила в магазин? — спросил я, вновь подходя к машине, за которой работал Ларс.

Владелец типографии пожал плечами.

— Может, раза два в неделю. И всегда перед самым закрытием. — Лью пару секунд помолчал. — Я, правда, хотел бы вам помочь, но он был обычным работником, не приносившим никакого беспокойства. Поэтому я очень, очень шокирован, что он использовал мой магазин для изготовления своих мерзких листовок.

— И никаких необычных привычек? Ничего, что дало бы нам хоть малейшую зацепку? Намек на его местонахождение?

Ричи вскинул голову.

— Я вспомнил кое-что. Мне кажется, ему не очень здесь нравилось. Может, он и приехал в Америку, чтобы заработать на жизнь, но он оставался шведом до мозга костей. Он ел только шведскую еду. Читал только шведские газеты и ночевал только в шведских мотелях. Если его не будет по тому адресу, что дал вам отец, поищите в других городских ночлежках, предоставляющих места скандинавским мигрантам. Уверен, вы найдёте Ларса в одной из них.

Я на секунду задумался и решил, что в этом есть смысл. За исключением одного момента.

— Тогда почему он связался с креолкой, а не со шведкой?

Мальчишка обменялся взглядом с отцом, а затем посмотрел на меня.

— Мы с отцом тоже не раз задавались этим вопросом.

Перед тем как покинуть типографию, Малвани позвонил своему секретарю, чтобы узнать, не оставили ли для него каких-либо сообщений.

К нашему удивлению, ему сообщили, что Ларс Хальвер схвачен и ждет нас в камере предварительного заключения в полицейском управлении на Малберри-стрит.

Ричард Грин оказался прав насчёт шведа: Ларса арестовали в пансионе, которым управляла шведка по имени Анна Брундидж. Все, что нам нужно было сделать, — это опознать в нём человека, которого мы видели в отеле «Бреслин», и расспросить о недавних убийствах.

Мы были так близки к завершению этого дела — ведь вопросы, которые мы зададим Ларсу Хальверу, наверняка дадут нужные нам ответы. Мы выясним, как — и почему — он выбрал Джексона, Портера и Хартта, и каким образом это вернуло бы справедливость на сторону Леруа Сандерса.

Мы узнаем, почему Сандерс так важен для дела анархистов. И, может быть, найденные нами ответы удовлетворят комиссара Бингема.

Но это было бы слишком просто…

Первый намек на неприятности появился, когда мы прибыли в большой холл на Малберри-стрит и услышали из коридора раскатистый бас, разразившийся серией ругательств. Я узнал голос Билла Ходжеса — правой руки комиссара.

Мы с Малвани обменялись встревоженными взглядами.

— Посмотри, что происходит, — попросил он, тяжело опираясь на трость. Ещё пару дней назад он бы первый полетел узнавать, что случилось, но сломанная нога вносила свои коррективы.

Я вышел в коридор и увидел обезумевшего от ярости Ходжеса.

— Я не могу в это поверить! Что за некомпетентные ослы управляют нашими тюрьмами? Он был важен, очень важен…

— Мы знаем, сэр. — Мужчина в черном костюме взял его за руку. — Не беспокойтесь, генерал Бингем остался доволен. Как он выразился, «от мертвецов хоть проблем нет». Теперь не будет ни суда, ни защиты. Мы сами сможем написать историю, которую захотим преподнести прессе и всей общественности.

Ходжес, немного успокоившись, пробормотал что-то невнятное, и они завернули за угол, направившись к лестнице.

— Зиль! — окликнул меня Малвани.

Я просунул голову в первую дверь слева от нас, где сидел молодой человек и нервно затягивался сигаретой.

— Мы с капитаном Малвани пришли допросить Хальвера — мужчину, которого совсем недавно арестовали.

Молодой человек закашлялся.

— Так вам ещё никто не сказал? Он мёртв.

— Кто? Хальвер?! — я из последних сил надеялся, что неправильно его понял.

Юноша печально кивнул.

— Но отчего?! Его ведь только что задержали! Его ранили при аресте?

— Нет. — Молодой человек затушил сигарету в пепельнице. — Поэтому-то все и на нервах. Кто-то умудрился всадить ему нож в живот прямо в камере.

Я недоверчиво уставился на парнишку.

— Где?

— Внизу, в подвале. Около получаса назад.

Я вернулся к Малвани, помог ему пройти по коридору и войти в лифт, и дежурный отвез нас в подвал, где толпились люди в синем.

В центре толпы стоял комиссар Бингем и глядел на скрюченного человека, лежащего в луже крови.

— Зиль. Малвани. Это тот самый швед, которого вы видели на месте убийства Ангуса Портера?

Остальные мужчины расступились и дали нам подойти поближе. Приблизившись, я сразу узнал белокурые волосы и высокие скулы человека из лифта.

— Это он, — кивнул я. — Что произошло?

— Это один из нас? — понизив голос, добавил Малвани.

— Что вы имеете в виду? — нахмурился комиссар.

— А кто ещё мог подобраться к этому задержанному, кроме полицейского? — пожал плечами капитан. — Неужели очередной анархист?

Комиссар проигнорировал вопрос, но ухватился за пришедшую ему в голову мысль.

— Именно так мы всё и представим, парни. Лидер анархистов, самый ненавистный человек в городе, встретил заслуженный конец. И неважно, что его мамочка считает его ангелочком.

— А если репортёры спросят, как он погиб? — поинтересовался один из офицеров.

Губы генерала Бингема скривились в самодовольной ухмылке.