Мешки с рисом стояли именно там, где описал Джонатан. Я по очереди ударял здоровой рукой по каждому из них, пока один из мешков не оказался пустым.

Я потянулся к нему и замер, услышав крик.

Голос был мужским, гортанным, говорящим по-китайски. Я спрятался в тени, чтобы никто не смог меня разглядеть сверху с лестницы. Но если кто-то решит спуститься в подвал, у меня не будет никакого шанса спрятаться.

Сверху снова раздался крик — на этот раз женский.

Затем металлические двери с лязгом захлопнулись, и все погрузилось во тьму. Только бы они их не заперли…

Когда мои глаза привыкли к почти полной темноте, я направился к мешкам с рисом. Я скорее почувствовал, чем увидел сдувшийся мешок — и полез внутрь. Сначала я наткнулся на пачку банкнот, но отложил их в сторону. Потом скажу Малвани, чтобы он послал пару офицеров за анархистскими вкладами. Всё своё внимание я сосредоточил на бухгалтерской книге, которая лежала на дне мешка.

Я схватил гроссбух, засунул его в карман пальто, положил мешок обратно на полку и на ощупь вернулся к лестнице, которая должна была снова вывести меня на улицу.

Но только я протянул руку к двери, как она распахнулась.

Ослеплённый ярким светом, я едва смог разглядеть багровое от злости лицо Мей Лин.

— Что вы здесь делаете?!

— Свернул не туда, — ответил я без намёка на юмор.

— Остальные узнают, — прищурилась она. — Вы будете в опасности.

— Вы угрожаете детективу и полицейскому? — приподнял я брови.

— Я отвечаю за то, что находится здесь, в подвале. Вы не можете их забрать, иначе обвинят меня и мою семью. — Она скрестила руки на груди, преграждая мне путь.

— Мне нужен только гроссбух, — спокойно произнёс я. — Деньги я не трогал. Можете проверить.

Девушка начала спускаться по лестнице, вынуждая меня отступить.

Оказавшись на нижней ступеньке, она бросилась к мешку с рисом, раскрыла его и принялась пересчитывать банкноты и монеты.

Я остался стоять ближе к дверям, из которых падал свет, и открыл гроссбух, просматривая список пожертвований. Большинство из них приходили от самих членов организации и были незначительными: от одного до десяти центов. Более крупные пожертвования в долларах были сделаны организациями, в том числе от Объединённого профсоюза рабочих. Интересно, насколько часто доля от профсоюзных взносов направлялась в анархистскую казну, учитывая их тесную связь?

Я продолжил искать признаки шантажа. Алистер говорил, что письма обычно приходили с запросом от пятисот до двух тысяч долларов.

Таких огромных сумм не было, но от серии записей — каждая по сто долларов — у меня перехватило дыхание.

Они жертвовались через регулярные промежутки времени, и самый последний был на прошлой неделе. В графе «благотворитель» значилось: «Миссия «Белая роза»».

— Я посчитала, всё на месте, — произнесла Китайская Роза, по-прежнему глядя на меня с подозрением. — Думаю, вы сказали правду. Забирайте гроссбух, но, прошу вас, никогда больше здесь не появляйтесь. — Я впервые за наш разговор заметил в её глазах проблеск страха.

Она наблюдала, как я вскарабкался по лестнице и влился в толпу на тротуаре, прикрыв гроссбух рукавом пальто.

Что же такое «Миссия «Белая роза»?

Я поспешил на Канал-стрит, где, как я знал, находилась телефонная станция. Я попрошу дежурного проверить справочник и выяснить, где находится эта организация. А потом позвоню Изабелле.

Я почти добрался до Канал-стрит, когда мельком увидел высокого, худощавого мужчину с темно-русыми волосами и черной повязкой на глазу.

Павол Хлад.

Я был прав, что не стал рисковать и дожидаться темноты: Павол собирался бежать, и ему нужны были деньги.

Интересно, он захочет вернуть гроссбух или нет?

Хотя теперь это уже не имело значения. Я нырнул в переулок позади ряда мусорных контейнеров, ожидая, пока он пройдет мимо, и медленно досчитал до тридцати.

А затем выскочил обратно на улицу и продолжил путь, не останавливаясь до самой телефонной станции.

Там я сверкнул значком и приказал удивлённой работнице:

— Пожалуйста, соедините меня с Миссией «Белая Роза». Срочно.