- Ничего. Эти вещи могут также принадлежать кому-то другому.

- Этого недостаточно, - говорит он, и, хотя его голос низкий, оттенок правды режет, как ножом.

Я прихожу в себя: - Ты думаешь, я не понимаю это?

Его глаза вспыхивают, волк возвращается с лихвой, и он хватает одежду, засовывает ее в сумку

и отталкивает ее в сторону, его руки смыкаются вокруг моих. – Пора вспомнить.

Мой гнев растворяется, страха нигде не видно. – Ты не можешь приказать мне вспомнить, а я

просто сделать это.

- Я решу эту проблему, - объявляет он, вставая и поднимая меня тоже.

- Перестань издеваться надо мной, - шиплю я, хватая охапкой его рубашку, даже не волнуясь о

своем распахнутом халате. – Перестань издеваться надо мной!

- Я пытаюсь спасти тебе жизнь, - говорит он, разворачивая меня и придавливая меня к твердой

стене, пальцы сгибаются на моих плечах, где он до сих пор держит меня. – Как тебя зовут?

- Я не могу сказать тебе того, чего не знаю.

- Ты же знаешь.

- Нет, - огрызаюсь я. – Не знаю.

- Чушь.

- Это не чушь.

- Твои воспоминания могут изменить все, что мы делаем, когда выйдем с этой палаты… ты

знаешь об этом, верно? Каждое движение, которое делаем, может быть неправильным, ты можешь

сделать правильным. Теперь: как тебя зовут?

Я не знаю, но не могу снова сказать ему это. – Отпусти меня.

- После того, как скажешь свое имя.

- Перестань вести себя, как кретин! – я взрываюсь, отталкиваясь от его крепкого, неподвижного

тела.

- Меня называли и похуже, дорогая, - говорит он, хватая мое лицо. – Дай мне то, что я хочу.

- Я не могу дать тебе того, чего не знаю.

- Как тебя зовут?

- Я сказала тебе…

- Какое у тебя гребаное имя?

- Элла, - я в шоке от сказанного. – Меня зовут Элла.

Глава Четыре

- Элла, - повторяю я, с моих губ вырывается радостный смех. – Элла. Элла. Элла! – Я хватаю

его рубашку, сжимая ее в руке. – Кейден, я помню! Я помню свое имя! Спасибо, что был кретином. –

Я тычу пальцем в его грудь и пользуюсь моментом строгости, чтобы предупредить: - Но больше так

не делай. В следующий раз это не сработает. Я буду знать, что ты делаешь.

Его руки сползают с моего лица на мои плечи, эти голубые-голубые глаза встречаются с моими, когда он говорит: - Элла.

- Элла! – я восклицаю, голова совершенно кругом идет. – О, Боже. Приятно слышать свое имя.

– Намного приятнее его богатым, глубоким, сексуальным голосом, и я требую повторения. – Скажи

его снова.

Его пальцы сгибаются, где он держит меня. – Дорогая, мне нужно, чтобы ты выслушала меня.

– Его голос строгий, указывающий. – Я знаю, ты счастлива, но…

- Но? – повторяю я, мой смех прекращается. – Это нехорошее слово. Оно ведет к проблеме. – Я

таращу глаза. – Пожалуйста, скажи мне, что мое имя ничего страшного для тебя не означает.

- Я никогда не слышал твоего имени до этого момента. И что оно значит для меня, это не важно.

- Если я сумасшедшая и не знаю об этом, а ты знаешь, да, мне так кажется.

- Ты почти превратила меня в сумасшедшего, женщина. Время сейчас не на нашей стороне. Мне

надо знать, «Элла» всего лишь имя для тебя. Или мы выпустили воспоминания?

Я вздыхаю над вопросом, который может быть ножом, проливающий кровь. Элла так же сильно

незнакомо мне, как и Кейден. – Элла не просто имя, - я спорю, отказываясь, что это открытие ничего

не значит. – Это мое имя. И я знаю, что оно мое, а это намного больше, что у меня было пять минут

назад.

- Я понимаю это, - говорит он. – Но…

- Это недостаточно.

- Ты можешь вспомнить свою фамилию? Скажи мне ее, и я выясню, кто ты и как ты можешь

быть связана с Никколо.

- Фамилия, - повторяю я, желая, чтобы она пришла ко мне.

- Не думай, - он выговаривает. – Просто ответь, как раньше. Да или нет. Время идет.

- Нет, но Элла — это нераспространенное имя. Безусловно, не может быть столько нас, кто

отправился в Италию в короткий промежуток, разрешающим туристам находиться в стране.

Его глаза острые, и тон такой же. – Я так понимаю, что нет фамилии.

Я неохотно выталкиваю: - Нет.

- И мы даже не знаем, туристка ли ты. – Он отпускает меня, добавляя шепотом: - Черт, - перед

тем, как запустить свои пальцы в волосы и светя татуировкой на своем левом запястье, которая

приобретает вид какой-то птицы, хотя я могу сейчас сказать, что в коробке на правом запястье есть

внутри шахматная фигура. Я жду, значит ли что-то из этого для меня, как его часы и запах, но ничего

не вспоминаю.

- Ты уверена? – давит он, его руки опускаются на его одетые в джинсы бедра.

Факт, что он переходит от «Не думай» к этому, показывает, что он в отчаянии, и я почти

уверена, что он не тот человек, кто часто входит в отчаяние. – Хотела бы ошибиться.

- Даже ничего приблизительного?

Я качаю своей головой и его губы сжимаются, его грудь расширяется от вздоха, он выдыхает с

заявлением: - Значит План Б.

- План Б? – я спрашиваю.

- Верно, - говорит он, смотря, что мои соски морщатся под тонким халатом, пока он не

успокаивает свой взгляд и не приказывает: - Оденься. Нам надо уйти, пока Галло не вернулся.

- Пожалуйста, скажи мне, что План А, который всегда самый лучший план, не состоял в том, что ты будешь кретином, пытаясь растрясти мою память.

- План А был и есть, что ты вспоминаешь, кто ты, и что он останется в силе. Я говорил тебе.

Детали ваших отношений с Никколо меняют всю ситуацию.

Мои пальцы сжимаются в кулаки. – У меня нет отношений с Никколо. Я бы знала, если были.

Я бы чувствовала. Так же, как я знаю, что ты… - Мой голос прерывается от осознания, что этот

мужчина помимо того переулка, пускает корни, и реальность ударяет меня. Я так сильно увлекаюсь

этим мужчиной, что выбираю его вместо детектива, и почти ухожу с больницы даже не зная, куда мы

идем.

- Я что? – давит он.

- Я знаю, что ты мне что-то не договариваешь.

Он тянется ко мне, притягивая к себе, его рука тесно гнездится на голой коже под моим халатом

и над спиной. – Пожалуйста, не делай это, - умоляет он, его нежный тон игнорирует напряжение, исходящее от него. – Я знаю, ты напугана и запуталась, но не начинай сейчас во мне сомневаться. Я

не твой враг, Элла.

То, как он держит меня, то, как он говорит мое имя, делает мои колени слабыми и что-то

забавное с моим животом, единственное что заставляет бросить ему вызов. – Докажи это. Расскажи

мне, откуда мы друг друга знаем.

Он ведет меня спиной, пока я не упираюсь в стену, прижимая меня к ней, его руки опускаются

на обе стороны моего лица, его руки загоняют меня в клетку. – У нас нет сейчас время на это, - говорит

он, его мягкий тон сейчас твердеет с требованием, но этот его пряный ванильный запах напоминает

мне, почему мне нужны ответы, которые он не дает.

- Удели время, Кейден.

- Скажи это Галло, который, согласно моим расчетам, вернется сюда с этим прибором для

определения отпечатков пальцев через тридцать минут. Если мы позволим ему просканировать твои

отпечатки, Никколо найдет тебя, даже если потребуется пытать или убить Галло, чтобы связать все

детали с тем полицейским рапортом и нами.

Мои глаза округляются. – Что? Нет. Нет. Он бы не…

- Он мафиози, дорогая. Люди говорят, он съел свое собственное сердце, когда родился, пока его

мама наблюдала.

Моя рука обхватывает горло. – Я могу обойтись и без драмы, Кейден.

- Нет. Не думаю, что можешь. – Он смягчает свой тон, но его слова такие же жесткие и

убийственные. – Я не могу быть нежным, когда недооцениваю его злость, что также убьет тебя.

В шоке, я шепчу: - Это не может быть по-настоящему. Это должно быть ошибка. – Затем

громче: - Я не могу быть человеком, которого ищет Никколо.

- Если это ошибка, я разберусь, но я не смогу это сделать, если мы оба будем мертвыми. – Он

отталкивается от стены и цепляет мою одежду с пола, ложа ее на туалет. – Одежда. Сейчас. Я хочу, чтобы мы вышли с этого здания через десять минут. – Он вытаскивает свой телефон с кармана. – Тем

временем, я собираюсь сделать звонок. Молись, чтобы имя Элла привело нас туда, куда нам надо. –

Он не ждет моего ответа, обходя меня слева, направляясь к дальней стене, он разворачивается от меня, предположительно его действие дает мне личное пространство. А мне все равно. Я просто хочу

избавиться от этого халата и больницы, которая становится клеткой. Мне нужен Кейден, чтобы это

сделать, куда я с ним пойду, не знаю. Я решу на лету, но как бы то ни было, я приму обоснованное

решение, что ничего общего с его чертовски голубыми глазами.

Отталкиваясь от стены, я бросаюсь к джинсам, которые предположительно мои, хватаю их и

засовываю ноги, потому что очевидно другая я не носит нижнее белье. Они отлично подходят, но они

до сих пор незнакомы, и я обещаю себе, что я вспомню каждое последнее мгновение своей жизни, натягивая носки. Я снова буду владеть своим миром и у меня будет план, чтобы это осуществить. А

пока я не хочу быть человеком, которого каким-то образом связывают с таким мужчиной, как Никколо, я выясню, как это исправить, однажды я выясню, когда это началось.

Я сажусь на корточки рядом с сумкой, и слышу, как Кейден говорит: - Мне нужно, чтобы ты

нашел паспортные данные на имя Элла, - и я останавливаюсь в процессе поиска бюстгальтера, другой

всплеск ужасной реальности бьет меня. Он просит кого-то нарушить закон, чтобы помочь мне. Он

также открыто отметил, что взломал полицейские записи и знает Никколо. Кто знает мафиози? Я

зажмуриваю свои глаза. Правильно. Кто? Может быть мне кажется, и мне надо признать возможность

попасть на другую сторону, куда бы она не занесла меня.

- Нет, - Кейден говорит по телефону, - у меня нет фамилии, - и, хотя раздражение отдается в его

тоне, направленное на человека, с которым он разговаривает, я чувствую удар ниже пояса. Почему я

вспомнила свое имя, а не фамилию? Ответ ясен. Моя фамилия вернула бы меня в мой настоящий мир, и зная, что я знаю о проблеме, которую обнаружила, я вполне уверена, что я не хочу возвращаться. А

это неприемлемо. Я не могу починить, что сломалось, если даже не попытаюсь.