Вдруг в тишине раздался его хриплый голос:

– Он никогда не доверял моему разуму.

– Кто? – голос Гермионы казался тихим по сравнению с его голосом.

– Волдеморт. Он знал, что я могу создать образ того, что хочу ему показать. Что могу защищать людей своими мыслями, – Снейп глубоко вздохнул. – Он презирал меня за это. Но также знал, что ему нужно держать меня поближе. Я был слишком полезен.

Гермиона молча ждала, чтобы он продолжил.

– Поэтому, чтобы наказать и наконец взять меня под контроль, он проникал в сознание других людей. И если он находил какое-то свидетельство привязанности ко мне, доброты, любви, он уничтожал их. Он уничтожал их, чтобы достать меня. Именно так он изолировал меня и добился моей преданности. В его ближайшем окружении были люди, которых он убил у меня на глазах, медленно и мучительно, просто за то, что я был им небезразличен.

Снейп замолчал и сглотнул.

– Поэтому я не мог позволить себе подпустить кого-то близко. Ради их собственной безопасности я отталкивал их. Волдеморт считал, что, если отвратить от меня людей, то из-за вынужденного одиночества я устремлюсь к нему и, не имея никого рядом, буду больше нуждаться в нем. Кроме того, человеку, не имеющему привязанностей, нечего терять. Он наслаждался мыслью, что может опустошить мою душу, эмоционально умертвить, чтобы я стал его машиной для убийства.

Одной из его любимых пыток было рассказывать мне, что он нашел в разуме Лили Поттер перед тем, как уничтожил ее. Он говорил, что она любила меня, несмотря на мое предательство. И это было одной из причин, почему ее смерть так радовала его. Он не узнал о моих истинных чувствах к ней. Я скрывал это тщательнее всего.

И Дамблдор. Несмотря на мои заверения, Волдеморт подозревал, что он питает ко мне некоторую привязанность, и знал, что его убийство, помимо прочего, еще больше усугубит мое одиночество.

Гермиона закрыла глаза, не в силах выносить боль в его голосе.

– Несмотря на все это, во мне оставалось и продолжало бороться нечто, что отчаянно хотело помогать и защищать людей, в то время как я принуждал их отвергать меня, и иногда это делало жизнь невыносимой. А еще была та часть меня, которую так измучили горе и утраты, что в ней возникло сильное желание сохранять и прятать людей, пусть даже всего лишь в моем разуме. И наконец, была еще та часть, что хотела быть желанной… быть любимой. И они все еще здесь. Внутри меня. На войне во мне царила постоянная потребность иметь и обладать, защищать, прятать, любить и быть любимым, а значит, отталкивать и отрицать. Конечно, я понимаю, что он сгинул, но истинная любовь, доброта и их физическое проявление, выраженное в моем собственном сексуальном удовлетворении, по-прежнему порождают страх… который может быть… почти невыносимым.

Слезы Гермионы непрерывно капали на его голую кожу. Его болезненное состояние было настолько серьезным, что явно не поддавалось никакому пониманию. Она уже видела такое раньше, но никогда в подобном масштабе. Поднявшись с его груди, она положила руку ему на щеку и повернула лицо к себе.

– Северус, ты мне очень дорог, – сказала она, пристально глядя ему в глаза. – И я никуда не уйду.

========== 17. Мастер на все руки ==========

– Я бы хотела, чтобы ты помогла мне помочь ему, – сказала Луна. Ее испещренное шрамами лицо было усталым, но решительным.

Гермиона обеспокоенно нахмурилась.

– Во-первых, я хочу узнать, как твои дела, – сказала она.

– Даже когда я думала, что пожар произошел по моей вине, я не упрекала себя. Это был несчастный случай, – серебристые глаза Луны блестели. – Теперь я знаю, что пожар устроил Шон, и не могу упрекать его. Это по-прежнему несчастный случай.

– Но он мог бы вмешаться.

– Может, и мог бы, может, и нет. Мы никогда не узнаем. Гермиона, я предпочитаю иметь дело с тем, что есть, а не с тем, что могло бы быть.

Гермиона продолжала молча разглядывать ее. Что-то изменилось. Голос Луны постепенно возвращался, благодаря настою целебных трав, которые Снейп заваривал как чай. Теперь она говорила с прежним ритмом и интонацией, которые были знакомы Гермионе. Но дело было не только в тоне ее голоса. Было что-то в ее словах: казалось, ее проницательность и интуиция снова набирали силу. Возможно, это было частью процесса выздоровления и ее воссоединения с собой, как с Луной. Или, может быть, катализатором послужили недавние события с Шоном. Что бы это ни было, Гермиона могла сказать, что Луна была далеко не хрупкой. Она производила то же впечатление, что и всегда в Хогвартсе: будто обладала мудростью не по годам.

– Мы используем несколько методов для лечения Шона, главным образом, направленных на устранение суицидальных мыслей и развитие навыков психологической адаптации, – сказала ей Гермиона. – Я сосредоточусь на его эмоциональном урегулировании и стрессоустойчивости. Но я думаю, ты сможешь помочь ему с навыками психологической адаптации, в особенности, поощришь его обратиться к социальной поддержке. Также нам нужно будет принять во внимание ваши с ним уникальные отношения: ими, возможно, будет гораздо труднее управлять, но найдутся, вероятно, и некоторые позитивные аспекты.

Гермиона вдруг встала и начала ходить по комнате. Это помогало ей думать.

– Что нужно осознать, так это то, что самоубийство – это закрытый мир со своей собственной логикой. В настоящее время Шон находится в замкнутом пространстве, где каждая деталь и каждый случай подкрепляют его желание лишить себя жизни. Это нужно оспорить. Его нужно поощрять собирать данные, несовместимые с его нынешними убеждениями. Например, вера в то, что его поступок непростителен, может быть опровергнута твоим прощением. Накопление таких данных может помочь ему разморозить его взгляд на самого себя и других. А также на его будущее.

Гермиона остановилась и повернулась к Луне.

– Наша итоговая цель будет заключаться в том, чтобы превратить его безнадежность в надежду. Ему нужно увидеть будущее для себя и разработать план действий на него. Для Шона это будет долгий и трудный путь, но у нас есть шанс в условиях интенсивной терапии помочь ему добиться этого.

Луна кивнула.

– Я знаю, что могу помочь. По крайне мере, я не сделаю ему хуже. Я и сама была в том пространстве, когда приехала сюда, мечтая о том, чтобы вспорхнуть и улететь. Просто чтобы избежать боли.

Гермиона снова восхитилась поразительно спокойной и милосердной женщиной, сидящей перед ней. Луна смогла справиться с потрясением, узнав, кто несет ответственность за то, что она теперь обезображена навсегда, и не только простила, но и пыталась избавить его от мук.

– Хочешь, чтобы я пошла с тобой, когда ты впервые увидишься с ним? – спросила Гермиона.

– Я уже виделась с ним, – ответила Луна, поднимаясь со своего места. – Я должна была передать ему мой подсолнух.

– Подсолнух?

– Да, тот, что прислал мой отец. Для светотерапии и эмоционального исцеления. Я подумала, что Шону это сейчас нужнее, чем мне.

Мысли Гермионы вернулись к подсолнуху, который Снейп поставил в ее ванной комнате, и внезапно она поняла, что это значило. Он пытался исцелить ее эмоционально, пусть даже она не осознавала этого.

***

– Нам нужно решить, кто останется с Шоном на ближайшие несколько дней, – Линч прислонился к скамье в комнате персонала, скрестив мускулистые руки и держа бутылку с водой.

– Может, нам просто дежурить посменно? – спросила Гермиона.

Линч кивнул.

– Снейп согласился взять на себя ночную смену, так как они по-прежнему делят комнату, так что остается лишь решить, кто будет дежурить в течение дня.

– Я с удовольствием возьму больше смен, – голос Эллори был необычно тихим, и Гермиона заметила, что ее тост на тарелке остался нетронутым.

Линч пристально посмотрел на нее.

– Мы разделим время поровну, – сказал он наконец. – Тебя это устраивает, Джордж?

Тот был тоже необычайно сдержанным.

– Да, но мне бы хотелось удостовериться, что потребности Шона не вытеснят потребности других пациентов. Нельзя упускать из виду тот факт, насколько сильным это потрясение было для остальных, особенно для Луны.

– Никто этого и не предлагает, – строго нахмурившись, ответил Линч. – Конечно, другие пациенты не будут забыты. И мы все знаем, что ты принимаешь интересы Луны близко к сердцу.

Джордж отпрянул.

– И что это должно значить?

Линч покачал головой, вздохнув.

– Я лишь хочу сказать: ясно, что вы двое очень близки.

– Близки? – Джордж встал, отпихнув свой стул назад. – Близость – понятие довольно относительное, ты так не думаешь? – он выдержал пристальный взгляд Линча, после чего повернулся и вышел за дверь.

– Черт, – пробормотал Линч, с громким стуком швырнув пустую бутылку в раковину, и последовал за ним.

Эллори вяло наблюдала за происходящим, словно не вполне понимая, что происходит.

Глядя на нее поверх своей чашки с чаем, Гермиона закусила губу. Она так привыкла к ее высокомерности и агрессивности, что теперь не знала, как относиться к явному смягчению ее поведения. Затем она вспомнила кое-что из сказанного Снейпом.

– Может, ты могла бы провести с Шоном сеанс массажной терапии? – сказала она, делая глоток чая и пытаясь выглядеть непринужденно.

Эллори пристально посмотрела на нее поверх очков, и Гермиона почувствовала, как та внимательно изучает ее лицо на предмет издевки или насмешки.

– Профессор Снейп сказал, ты в этом хороша, – добавила она.

Эллори нахмурилась и наконец вздохнула.

– Да, я сделаю это, – тихо сказала она, после чего встала и, направляясь к двери, положила руку на плечо Гермионы.

Тяжесть ее руки все еще ощущалась на плече, после того как она ушла. За последние два с половиной года это был первый раз на памяти Гермионы, когда Эллори прикоснулась к ней.

***

Снейп сидел на своем обычном месте у окна, на столе перед ним стояла дымящаяся миска супа, а в его руке была открытая книга.