Но… Нет. Луян сломал ему скрипку. Это точно было, Адам помнит этот момент с пугающей ясностью. Его отношения с Луяном всегда были сугубо профессиональными, но тот был профессионалом. Испортить такой драгоценный инструмент было бы для него немыслимо — для всех в оркестре. Всё же что-то не так.
Со всеми.
Кроме него самого.
Он бросает окурок в унитаз. Цепляется за раковину, смотрит на своё отражение. Постепенно, пока его глаза фокусируются, он осознаёт с долей тревоги, что смотрит не на своё отражение. Зеркало над раковиной кто-то замалевал высоким чёрным прямоугольником, и краска сочится вниз. Прямоугольник пышет жаром, глядеть в него — словно сидеть лицом к открытой печке. И откуда-то из-за зеркала слышится негромкий механический рокот. Словно приглушённый звук работающей щеподробилки.
Адам выходит из туалета, хлопает дверью и прислоняется к стене напротив, не спуская глаз с двери, будто что-то способно оттуда выбраться и напасть на него.
Был же ещё один — вспоминает он. Ещё один такой намалёванный кирпич, на стене у него в гримёрке, прямо за креслом. Уилер ещё сидел к нему спиной. Мог заметить в зеркале в любой момент, но не замечал. И такой был не один — был ещё и в номере отеля. Нарисованный поверх картины, висевшей над кроватью. Это персонал гостиницы так постарался? Когда, зачем? Почему он вспоминает об этом только сейчас?
Вирусное видео появилось не вчера. Почему он вообще решил, что оно свежее? Оно уже несколько месяцев гуляет. Всю его сознательную жизнь. Всегда. И… в каждом зале, где они давали концерт, в каждом городе, на окнах и рекламных щитах, в комнатках и пограничных пространствах, люди рисовали эти… проходы.
В каждом видео есть и вторая половина. Теперь он это помнит. Он бездумно просматривал её, снова и снова, и ни разу не замечал. Что-то пробивается. Оно просачивалось на задворки нашего мира, всё это время, у всех на виду, а он никогда этого не замечал, а теперь оно здесь…
У него психотический срыв.
Нет, происходит совсем не это.
Что-то пытается вмешаться в ход его мыслей. Символ «кирпича» врезался в разум. Засел крепко, не извлечь. Невозможно подумать о чём-то другом.
Он глядит назад, в тот узкий коридор, откуда только что пришёл. Темнота в конце коридора — ещё один чёрный плоский прямоугольник. Оттуда слышны шаги множества людей. Они не бегут. Просто идут быстрым шагом, чтобы загнать его.
Нужно выбираться из здания. Позвать на помощь.
К служебному входу.
Мудрёным зигзагом он добирается до первого этажа. На пути никто не мешает, за служебным входом никто не следит. Адам приоткрывает дверь.
Пока шёл концерт, солнце успело зайти. За концертным залом — переулок с жёлтыми фонарями, погрузочной платформой и парой бесхозных грузовиков. Переулок выходит на главную дорогу, битком набитую стоящими машинами. Некоторые из этих машин — такси, но ни в одном нет пассажиров, и почти у всех открыты двери. По улицам бредут исполинские мрачные силуэты, такие тёмные и узкие, что Уилер их даже не замечает. Где-то вдали на той же дороге раздаётся гротескный, жуткий крик множества человеческих ртов. Но другой дороги нет.
«Оно везде» — говорит последний осколок здравого смысла. «Не только в концертном зале. Повсюду.»
Адам крадётся к главной дороге. Кто-то — очередной человек, тело которого заняли — выглядывает из-за угла, указывает на Уилера и кричит непонятные слова, подзывая остальных. Уилер замирает. Уже через секунду на него со стороны дороги надвигаются десять или одиннадцать не-людей. Двое из них несут обмякшее, изломанное тело — это человек, нормальный человек, как и он сам. Осознание шокирует Уилера. Плотная зимняя куртка их жертвы расстёгнута, верхняя одежда пропиталась красным. Когда несущие тело не-люди замечают Уилера, они резко отбрасывают человека на улицу. Тот бьётся о колесо автомобиля и оседает грудой. Падает лицом вниз, кряхтит от боли, набирает воздуха в лёгкие, издаёт нечеловеческий, болезненный крик и только потом затихает. И больше не шевелится. Не-люди не обращают на него внимания.
Уилер слышит, как за спиной распахивается дверь служебного входа. Оглянуться невозможно, не хватает храбрости.
«Так не может быть,» — говорит последний осколок. «Это возможно, да, существует то, что может сотворить с миром подобное. Но так не бывает. Есть те, чей долг — защищать нас от этого. Мы должны быть под защитой.»
«Кто-то не даёт этому случиться. Кто-то встаёт на пути. В последний момент.»
Но последний момент был год назад. И она умерла.
Мэрион.
О Боже.
— Помогите, — произносит он, ни к кому не обращаясь.
В животе возникает чувство невесомости. Гравитация будто встаёт дыбом и швыряет его в протянутые руки не-людей. Ему не дают пошевелиться. Некоторое время они обсуждают, что исправлять — глаза или пальцы. Пока это не началось, он думает с надеждой: «Может, это будет получше, чем то, что сейчас».