Изменить стиль страницы

9

 

Ни в Петрограде, ни в Могилёве не подозревали, какая опасность движется из Могилёва в Петроград. Всё шло, как обычно. Только у Лукомского закрались подозрения, и он спросил Корнилова:

- Почему Керенский на переговоры прислал Львова?

- Он порядочный человек.

- Да. И порядочный путаник. Всё это очень странно. Не затевает ли Керенский какую-нибудь пакость? Почему Савинков ничего не знал?

- Не надо быть таким мнительным, Александр Сергеевич. Савинков находился здесь в Ставке, у Керенского изменились обстоятельства и он послал Львова. Вот и всё.

В этот день, 25 августа, на основании постановления Временного правительства, Корнилов подписал приказ о создании Отдельной Петроградской армии.

Крымов встретил Добрынского. Они были знакомы.

- Перехожу в распоряжение военного министра, - сообщил Крымов. - Если послезавтра, большевики всё же выступят, отобью у них всякую охоту к бунту.

- А Совет рабочих и солдатских депутатов? – спросил Добрынский.

- О нём не знаю. Но если поддержат большевиков, я свой долг перед Родиной исполню.

В этот день в качестве главнокомандующего Отдельной Петроградской армии Крымов издал указ, где на территориях расположения армии объявлялось военное положение. На них вводился комендантский час, запрещались забастовки, митинги, собрания, населению предписывалось добровольно сдать имеющиеся у него оружие. Последний параграф указа гласил: « Предупреждаю всех, что на основании повеления Верховного главнокомандующего войска не будут стрелять в воздух»

Крымов выехал из Могилёва в полдень 26 августа.

Всё шло своим чередом, Завойко, Аладьин и полковник Голицын обсуждали военную диктатуру и приезд в Могилёв Керенского, Корнилов работал над бумагами и никто не знал, что этим вечером Керенский назначил Львову аудиенцию.

 

Керенский встретил Львова вопросом:

- Вы всё по тому же делу?

- Не совсем. Я к вам от Корнилова с предложением.

- Да? Интересно. И с каким?

- Вам грозит опасность, Александр Фёдорович. Смертельная опасность. В ближайшие дни ожидается выступление большевиков. Они вас убьют, Александр Фёдорович! Единственное спасение, это передать всю полноту власти в руки Корнилова. В его правительстве вы получите пост министра юстиции. И вам срочно надо выехать в Ставку. Только там Корнилов вам гарантирует безопасность.

На лице Керенского выразилось безграничное удивление:

- Вы шутите, Владимир Николаевич?

- Нет, что вы! Это единственный выход, что бы спасти вашу драгоценную жизнь, Александр Фёдорович. Вы нужны революции, вы нужны народу!

Керенский ходил по кабинету, в голове у него зрел коварный план: обвинить Корнилова в мятеже и самому стать диктатором. «Если всё получиться, - думал он, - то не надо будет ни на кого оглядываться. Потребовать себе исключительные полномочия, сформировать кабинет министров по своему усмотрению». У него зачесались ладони от предвкушения удачи.

- Владимир Николаевич, словам никто не верит. Слова летучи, как говорили древние. Если вы действительно от Корнилова, то напишите его требования на бумаге.

- Хорошо, - согласился Львов.

Он сел за стол, взял лист бумаги, обмакнул ручку в чернильницу и написал:

Генерал Корнилов предлагает:

1. Объявить г. Петроград на военном положении.

2. Передать всю власть, военную и гражданскую, в руки Верховного главнокомандующего.

3. Отставка всех министров, не исключая и министра-председателя, и передача временного управления министерств товарищам министров вплоть до образования кабинета Верховным главнокомандующим.

В. Львов. Петроград. Август 26-го дня 1917.

 

Львов передал листок со словами:

- В Ставке считают очень важным передать власть от Временного правительства легально. И что ж? Вы туда поедите?

Керенский пробежал листок глазами. «Да, жидковато», - подумал, а вслух сказал:

- Нет, конечно! Неужели вы серьёзно полагаете, что я смогу быть министром юстиции у Корнилова?

Керенский спрятал листок в карман.

- И правильно, Александр Фёдорович, - почему-то обрадовался Львов. – А вдруг вас там убьют?

Керенский посмотрел на Львова, усмехнулся и сказал, размахивая указательным пальцем:

- Сегодня в восемь на Мойке, в особняке военного министра. Жду.

Такое же предложение чуть позже получил и личный друг Керенского бывший заместитель министра внутренних дел при первом Временном правительстве Василий Вырубов. Но после Керенский передумал и явился в дом на Мойке раньше Львова и Вырубова. Там стоял телеграфный аппарат, позволяющий передавать и, главное, принимать сообщения буквами на длинной бумажной ленте.

Керенский никого дожидаться и не собирался. Он приказал телеграфистам связаться со Ставкой.

- Здравствуйте. У аппарата Керенский и Львов, - приказал передать министр-председатель, хотя никого рядом с ним не было. – Ждём генерала Корнилова.

- Здравия желаю. У аппарата Корнилов.

Что соответствовало действительности.

- Просим подтвердить, что Керенский может действовать согласно сведениям, переданным Владимиром Николаевичем.

- Вновь подтверждая тот очерк положения, в котором мне представляется страна и армия, очерк, сделанный мной Владимиру Николаевичу, с просьбой доложить Вам, я вновь заявляю, что события последних дней и вновь намечающиеся повелительно требуют вполне определенного решения в самый короткий срок.

- Я, Владимир Николаевич, Вас спрашиваю: то определенное решение нужно исполнить, о котором Вы просили известить меня Александра Федоровича только совершенно лично, без этого подтверждения лично от Вас Александр Федорович колеблется мне вполне доверить.

- Да, подтверждаю, что я просил Вас передать Александру Федоровичу мою настойчивую просьбу приехать в Могилев.

- Я, Александр Федорович, понимаю Ваш ответ как подтверждение слов, переданных мне Владимиром Николаевичем.  Сегодня выехать нельзя. Надеюсь выехать завтра. Нужен ли Савинков?

Подошёл Вырубов, аппарат в это время выбивал:

- Настоятельно прошу, чтобы Борис Викторович приехал вместе с вами. Сказанное мною Владимиру Николаевичу в одинаковой степени относится и к Борису Викторовичу. Очень прошу не откладывать вашего отъезда позже завтрашнего дня. Прошу верить, что только сознание ответственности момента заставляет меня так настойчиво просить вас.

- Приезжать ли только в случае выступлений, о которых идут слухи, или во всяком случае?

- Во всяком случае.

- До свидания, скоро увидимся.

- До свидания.

Керенскому вручили распечатку переговоров.

- Вот, Василий Васильевич! – махал Керенский перед лицом Вырубова. – Вот!

Что «вот» Вырубов не понял. На лестнице встретили Львова, поднимавшегося к ним.

- Что, Александр Фёдорович? Я не обманул вас? Я оказался для вас верным другом?

- Разумеется, Владимир Николаевич. Я в вас никогда и не сомневался.

Керенский пригласил Львова с собой в Зимний дворец, где он и был арестован и заключён под стражу там же во дворце.

В Малахитовой гостиной Зимнего дворца собрались все члены Временного правительства. Керенский вошёл туда радостно-возбуждённый. Он сходу прочитал «ультиматум Корнилова», составленный Львовым и телеграфные ленты переговоров с Корниловым.

- И что из этого следует? – спросил Кокошкин.

- Это мятеж, Фёдор Фёдорович! Он предъявляет мне ультиматум.

- Не вижу даже тени мятежа. Я понял, что Корнилов предлагает договориться. А в Ставку он вас зовёт, наверное, в целях вашей безопасности.

- Он меня хочет там убить!

- Что бы все лавры убийства Керенского достались только ему и больше никому! – в словах Кокошкина послышалась издёвка.

Керенскому на это ответить было нечего – действительно глупо.

- Это мятеж, - упрямо повторил Керенский, - и я требую себе диктаторских полномочий, для его подавления.

- Чем давить будите, Александр Фёдорович? Корнилову есть чем задавить большевиков в случаи их выступления. А вы чем задавите Корнилова?

Члены правительства зашумели, все их выступления сводились к одному: раскол правых сил допустить нельзя, с Корниловым надо всё урегулировать мирным путём.

- Тогда я уйду к Советам, - обиделся Керенский, - буду их вождём.

- Думаю, что Ленин будет принципиально против, - сказал Кокошкин. – Нет, всё-таки вы хотите стать Александром IV, товарищ Керенский. Или лучше - господин Керенский?

- Ах, оставьте, - отмахнулся министр-председатель и вышел из зала, хлопнув дверью, но тут же вошёл опять.

- И всё-таки, я настаиваю исключительных полномочий для себя и право формировать кабинет министров по своему усмотрению.

После этих слов наступило гробовое молчание.

- В таком случаи, - сказал Кокошкин, - я не считаю себя возможным оставаться в правительстве и прошу принять мою отставку.

- И мою! И мою! – загалдели министры.

- Хорошо! – твёрдо сказал Керенский. – Я принимаю ваши отставки, но прошу оставаться на своих местах и работать вплоть до моих особых распоряжений.

- Нет, - сказал Кокошкин, - уходить, так уходить. Я ухожу. Кто со мной?

Его поддержал однопартиец, министр путей сообщения Юренев.

Первая искра бунта.

Остальные согласились работать дальше. Впрочем, Кокошкин и Юренев тоже вскоре вернутся к совместной работе в правительстве.

Керенский вернулся к себе под утро, продиктовал телеграмму Корнилову и потом долго пел любимые арии из опер. Его апатия испарилась, он опять стал тем Керенским, каким был полгода назад в дни революции. И то, что опереться ему по-прежнему не на кого, он как-то не учёл.