Сердце её билось часто и взволнованно, как от испуга.

От искр, что рождались между этими двумя, становилось тяжело дышать. Было только не понятно, злость тому причиной или – страсть? Ирис от души надеялась, что первое.

Энджел провокационно ухмыльнулся и, чуть повернув голову, коснулся губами чуткого уха.

Он прошептал, положив руки на грудь противника:

– Ты такой же зверь, как и наш отец. Чужая боль тебя заводит, правда? – Энджел поднял на Ливиана вопрошающий, провоцирующий и словно бы искушающий взгляд. – Или тебя заводит именно моя боль? – призывно облизнул он губы перед тем, как приблизить их к губам застывшего, словно соляной столб, собеседника. – Ты ведь хочешь меня, Ливиан, признай? Хотя бы – так? Ну, раз уж всё остальное ты в себе принять боишься.

– Ты придурок, Энджел. Придурок с поломанной психикой. Тебе повсюду мерещатся собственная неотразимость и чужая похоть.

– Не стану отрицать то, что всем известно, – кивнул Энджел. – Я такой, какой есть. Что поделать?

– Для начала можно перестать гордиться тем, чего бы следовало стыдиться, – ухмыльнулся Ливиан.

 – Я – бесстыдно, ты – стыдясь, но какая разница, раз мы оба барахтаемся в одной и той же луже?

– Мечтай. Я, в отличие от тебя, хотя бы не шлюха, – хлёстко бросил Ливиан.

– Лучше быть шлюхой, чем садистом, – парировал Энджел.

Ирис уже сто раз пожалела, что не заявила о своём присутствии сразу же. У неё было такое ощущение, словно кто-то занимается любовью, а она подглядывает за ними в замочную скважину.

Горькое чувство, на самом деле.

– Мы оба знаем истинную причину моей распущенности и твоей воздержанности, любимый братец…

Голос Энджела звучал шелковой удавкой, гладкой и приятной на ощупь, но таящей смертельную угрозу.

– Ты находишь эту тему поводом для шуток?

– Поводом для шуток? Да разве я шучу? Я ж серьёзен.

– Заканчивай кривляться. Это отвратительно. Чего ты добиваешься?

– Хочу, чтобы ты отбросил свою фальшивую сдержанность и показал своё настоящее лицо.

– И на кой чёрт тебе это надо?

 – Хороший вопрос. Считай это личным бзиком и капризом.

– Плевать мне на твои капризы. Ты мне надоел, братец. Ступай-ка лучше на урок. Тебе давно пора.

– Не пора. И как не крутись, я всё равно тебя заставлю говорить со мной на ту неприятную тему, которую ты так избегаешь.

– Хочешь поговорить об Артуре? – так зло рыкнул Ливиан, что даже невидимка-Ирис вздрогнула на своём пуфике.

– Отлично. Давай поговорим. Возможно я даже сочту, что ты не такая глупая, бесчувственная и бессовестная скотина, какой хочешь казаться.

Энджел снова рассмеялся. На этот раз в его смехе явственно звучали истеричные нотки:

– Проблема-то в том, что мне нравится быть бесчувственной и бессовестной скотиной. Ну да не об это речь! Вернёмся к нашим баранам? Вернее, к одному бедному барашку. Тебя бесит или удивляет, что я не интересуюсь твоим драгоценным младшим братцем, в этом всё дело, да?

– Нашим братцем, Энджел. Нашим милым младшим братцем, если уж на то пошло. И да – меня это бесит! Ещё как. Меня в этом конкретном случае бесит абсолютно всё, начиная с того, что ты запудрил ему мозги, заставив влюбиться в себя и заканчивая тем, что, окончательно свихнувшись, он решил из-за тебя свести счёты с жизнью.

– Я вообще-то предупреждал, что ни черта у него с этим не выгорит. Зня он меня не послушал.

– Уж ты-то мог заставить его услышать себя. Если бы захотел. Но ты даже не пытался! Не удивлюсь, если идея сигануть с небоскреба тебе и принадлежала.

– Ну… – снова засмеялся Энджел, – он всё время ныл и ныл, что ничего не действует: ни яды, ни пистолеты, ни кинжалы. Я действительно подкинул идейку, мол, прыжок без парашюта с трехсотфутовой высоты может оказаться решением всех проблем…

– Ах ты… – Ливиана схватил Энджела за ворот пальто и сжал его с такой яростью, словно хотели удушить стоявшего перед ним кривляющегося паяца. – Решением проблемы? Подлая мразь! Что ж ты не прыгнул сам?!

– Убери от меня руки. Сам же знаешь, жест эффектный, да толку – чуть.

– Если ты такой смелый да наглый, что же за все эти месяцы ни разу не зашёл навестить бывшего любовника, а? Уверен, Артур был бы рад тебя повидать! Ему как раз не хватает общества. Ведь кроме меня желающих с инвалидом общаться нет.

– Ну и в чём проблема? Он весь твой. Забирай.

– Ты – мразь!

– Есть новость поновее?

– Всё играешь?! Это для тебя игры?! Чтобы ты там о себе не мнил, ты просто малодушный трусливый подонок. Чтобы ты тут не говорил, дело-то в том, что у тебя просто силенок маловато прийти и посмотреть Артуру в глаза. И ты прав. Зрелище, доложу тебе, паскудное. То, что мне удалось отскрести от асфальта, не умирает, но и не живёт. Знаешь, на кого сейчас похожа твоя любимая игрушка? Полудохлая кукла, не способная без моей помощи перевернуться с бока на бок. Он стал обыкновенным жалким паралитиком, совсем как простые смертные, которых ты так презираешь. Его кости не желают срастаться, внутренние органы – функционировать, но он всё равно никак не сдохнет. Его тело пытается, раз за разом, восстановиться, но ничего не выходит. Ничего, кроме непрекращающейся ни днём, ни ночью боли. Обезболивающие и наркотики не действуют. Так что твой нежный и отзывчивый на идиотские затеи любовник заперт в своём теле, как в личном аду. И я с ним, заодно, тоже, вынужден наблюдать нескончаемую агонию, раз за разом, осознавая, что помочь ничем не могу. И чем дольше я это наблюдаю, тем больше тебя ненавижу. Это несправедливо. Почему с тебя всё как с гуся вода? Развлекался ты – а платим мы. И в такие моменты я испытываю по отношению к тебе очень горячее желание – взять, сжать пальцами твоё горло и душить. Душить до тех пор, пока не вытрясу твою грязную душу из твоего прекрасного, соблазнительного тела. Я хочу увидеть, как ты свалишься рядом с Артуром такой же поломанной, как и он, куклой. Я хочу, чтобы на его месте оказался ты.

Лицо Энджела напоминало белую алебастровою маску.

На последнюю реплику Ливиана он криво ухмыльнулся одним уголком рта:

– А ты бы ухаживал за мной так же, как сейчас ухаживаешь за Артуром, милый?

– Я предоставил бы такую честь нашей стерве-сестричке. Уверен, она бы о тебе позаботилась. Без особой радости, но позаботилась бы.

– Это всё? – холодно спросил Энджел.

– В общих чертах.

Ливиан вышел.

В голове и в душе Ирис воцарились полная неразбериха и сумятица. Она не всё поняла, но то, что поняла, её шокировало.

Ей бы время, чтобы успеть со всем этим разобраться, разложить по полочкам, но...

– Привет, Фиалка. Как понимаю, ты тут с самого начала с комфортом расположилась? Ну и как кино? Интересное?

Подняв глаза, Ирис встретилась с ним взглядом, пытаясь понять, сердится? Или Энджелу всё равно?

 – Я бы так не сказала, – ответила она, сама удивляясь тому, насколько спокойно и ровно звучит её голос.

– Тебя мама не учила, что подслушивать не хорошо? – усмехнулся Энджел.

– Мама надеялась, что я до этой истины сама как-нибудь дойду. Но постулат весьма спорный. Подслушивая, на самом деле, можно узнать много полезного.

– И что полезного ты узнала сейчас?

Взгляд у Энджела был тяжелый. Он и раньше-то придавливал, как гробовая плита. А сейчас и того хуже. Наверное, следовало испугаться? Пьяный психопат, полумрак, полное уединение. Но Ирис не боялась. Хотела чувствовать страх, но не чувствовала.

Опустошённость. Разочарование. Горечь. Но не страх.

– Что ты совсем не такой, каким я тебя представляла, – честно ответила она на поставленный вопрос.

– Мне извиниться? – саркастично приподнялись брови Энджел.

 – А смысл? – передёрнула плечами Ирис. – Если тут кому-то и следует извиниться, так это мне. Если хочешь, так и сделаю. Мне следовало сразу дать знать о моём присутствии. Но, откровенно говоря, я рада что не сделала этого.

– Вот как? Это почему же?

– Потому что вам нужно было выговориться, а мне полезно было всё это услышать.

– Если для тебя всё это так приятно и полезно, так отчего же вид у тебя такой, будто ты сейчас заплачешь?

– Не собираюсь я плакать! – возразила Ирис с куда больше горячностью, чем ей бы хотелось.

 – Может быть и не собираешься. Но тебе ведь хочется, правда?

– Тебе это кажется забавным?

– Почему все думают, что я такой уж весельчак? Меня нисколько не забавляют твои слёзы. И ситуация в целом не смешная. У закона Подлости весьма странная специфика. Почему из всех школы именно ты, Фиалка, оказалась свидетелем нашем… хм, миленькой беседы с дорогим братцем?

– А тебе не всё равно? – спросила Ирис.

– Как ни странно – нет.

Ирис отступила на шаг, отшатываясь от протянутой к ней руки. Она изо всех сил пыталась овладеть собой, но эмоции, словно волны, переливались через край, угрожая захлестнуть. Щёки горели, а в глаза попал словно бы даже не песок, а стёкла.

Она почему-то чувствовала себя обманутой и ничего не могла с этим поделать.

– Я, пожалуй, пойду на урок.

Энджел поднял руку, уперев её в стену перед Ирис, загораживая дорогу.

– Пожалуй, не пойдёшь.

– Станешь силой меня в раздевалке держать? – попыталась усмехнуться она, но вышло не очень убедительно.

– Вообще-то такой вариант меня нисколько не смутил бы. Но мне кажется до этого не дойдёт.

– А до чего дойдёт?

– А до чего бы тебе хотелось бы?

Он ещё издевается? Бессовестный наглец.

– Всё, чего бы мне на самом деле хотелось, это прийти на занятия вовремя. Развидеть и расслышать все то, что пришлось увидеть и услышать. Я не любитель копаться в чужом грязном белье, Энджел.

– Странно слышать. Большинству нравится.

– Чему тут нравиться? Сплошное разочарование.

– Ты меня в чём-то упрекаешь?

– Да.

– В чём?

– В том, что стоишь у меня на пути и мешаешь пройти.

Энджел улыбнулся:

– Верно. Именно этим я сейчас с удовольствием и занимаюсь.

– В свете подслушанного разговора это совершенно нелепо.

– Не улавливаю логики.

– Если я правильно поняла, ты предпочитаешь мальчиков? В каком месте я похожа на мальчика?