Отчего-то она воровато отступила, будто застигнутая за чем-то нехорошим. Штора упала, закрывая её от мрака, заглядывающего со стороны улицы.

Сердце учащённо билось.

Катрин прошлась по комнате. Поглядела на себя в зеркало. С бледного, как простыня, лица, потерянно глядели серые глаза.

Она ждала стука в дверь, не зная, чему сильнее огорчится – если Альберт постучит в дверь или если всё-таки нет.

Он постучал.

Рывком распахнув дверь, Катрин оказалась один на один со своими страхами и надеждами.

Альберта тоже румяным не назвал бы никто. Лицо его было сосредоточенным, можно даже сказать, замкнутым. Взгляд – серьёзным.

– Я видел, что ты не спишь. Пустишь меня?

Катрин посторонилась и Альберт прошёл в комнату, распространяя вокруг себя холодную свежесть зимней ночи, запах дорогого табака и едва уловимый шлейф парфюма.

Он обернулся, но прежде, чем успел хоть что-то сказать, Катрин набросилась на него с волнующим её вопросом:

– Где ты был?

Голос её был переполнен не гневом. В нём звучали боль и обида.

Катрин не рассчитывала на правдивый ответ. Просто вопрос не давал ей покоя последние несколько часов, фраза вертелась на языке, и вырвалась почти против воли.

Альберт на мгновение опустил ресницы, а потом поднял взгляд.

И спокойно глядя ей в глаза, уронил:

– В Кристалл-холле.

– В Хрустальном доме? – удивилась Катрин. – Но зачем?.. Зачем ты туда поехал? И что там делал? Почему не отвечал на мои звонки? Я волновалась за тебя… я…

Он отвернулся и Катрин стихла.

Стало слышно, как равномерно тикают часы на полке и задувает ветер.

– Я оставил телефон в машине, когда вошёл в дом.

Голос Альберта звучал словно опавшая листва, потревоженная ветром – тихо и безжизненно.

Катрин села на диван, обхватив себя руками.

Бессонная ночь и долгий плачь давали о себе знать. Её слегка знобило. И в глазах стояла резь, будто песок попал.

Он подошёл и, присев на корточки, сжал заледеневшие пальчики девушки теплыми ладонями, пытаясь их согреть.

Взгляд молодого человека оставался таким же прямым, твердым и немного грустным:

– Мне жаль, что заставил тебя волноваться.

– Я боялась, с тобой что-нибудь случится.

Кривая улыбка была полна горечи:

– Если бы ты знала, как сложно причинить мне вред, Катрин. И как легко причиняю его я, даже тогда, когда хочу этого меньше всего на свете. Ты плакала?

Спросил он, проводя пальцем по её щеке, словно прикосновением проверял правильность своих подозрений.

В то же время это было похоже на ласку, мимолётную нежность, бальзамом проливающуюся на глубокую сердечную рану, саднящую всю ночь.

Катрин смотрела в светлые глаза Альберта, читая в них участие, желание защитить её и грелась этим взглядом, как огоньком. Лечилась им как лекарством.

– Прости меня. Ладно?

Катрин кивнула словно завороженная.

– Конечно. Но всё же ты мог пострадать. Тот участок пути плохо чистят, а на твоём автомобиле даже колёс не меняли – они лысые.

Альберт тряхнул головой.

Его улыбка явно говорила о том, что он не совсем понимает, о чём идёт речь. И в данный момент его мысли вообще далеки от летних и зимних шин.

– Бывают в жизни моменты, когда пострадать не так уж и страшно. Не переживай за меня. Со мной всё хорошо.

Катрин стало казаться, что его улыбка сделалась недоброй, полной желчного яда.

– Даже слишком.

– Как это понимать?

– Лучше не спрашивай. Тогда мне не придётся отвечать.

Он поднялся, выпустив пальцы Катрин из ладоней и ей сразу же сделалось холодно, одиноко и неуютно.

Пройдя к столу, Альберт скинул с себя пальто и аккуратно повесил его на спинку стула.

– Если бы ты не хотел отвечать на мои вопросы, ты не пришёл бы сейчас ко мне?

– Логично. У тебя вообще всё отлично с логикой. Настолько, что иногда даже грустно.

– Что тебя мучает? – тихо спросила Катрин.

Стоя посредине комнаты, погружённой в полумрак, он выглядел одиноким. Даже хуже – словное обречённым.

Но обречённым – на что?

– Я не уверен, что хочу об этом говорить, Катрин, – тряхнул он головой. – После сегодняшней ночи я ни в чём уже не уверен.

– Случилось что-то?

Альберт посмотрел на неё и Катрин подумала: «Он словно каменный. Только одни глаза живут. И красивый до дрожи. Но почему от этой красоты так болит сердце?».

– Скажи, по крайней мере, что это не что-то плохое? – настаивала Катрин на ответе.

– Плохое? Хм-м! Не знаю, каким таким замыслом руководствовался тот, кто сотворил этот мир, но зачастую то, что составляет жизнь одному неминуемо для другого означает смерть. Так же и чьё-то счастье может прорости только на чужом горе.

– Что ты хочешь скрыть за множеством слов, Альберт? Не проще ли сразу сказать, а не ходить вокруг да около?

Он рассмеялся. Тихо. И совершенно безрадостно.

– Да видишь ли, в чём проблема: сразу скажешь, потом ведь слова не воротишь? Да и уверена ли ты, что хочешь знать? Правда не принесёт тебе радости. Голая правда – самая бессовестная порнография в мире.

– Я хочу знать, понравится мне это или нет! – повысила голос Катрин.

Альберт пересёк комнату и на этот раз сел с нею рядом.

– Я не ждал этого и не думал, что этим кончится, когда уезжал, но в Кристалл-холле я встретил свою сестру.

Катрин подняла на него глаза.

Альберту, видимо, показалось, что она не поняла о чём он.

Он добавил:

– Моя сестра, Синтия – она жива.

И снова тихий мерный ход часов да ветер скрашивали тишину.

– Ты мне не веришь?

– Верю. Я знаю, что твоя сестра жива. И знала, что рано или поздно, ты тоже с этим столкнёшься.

– Знала?..

– Конечно. Госпожа Элленджайт, хозяйка местных гор и долин, почтила меня беседой перед тем, как попытаться убить. И она не скрывала от меня ни своего имени, ни своих намерений.

– Но как же так?.. Почему ты ничего не сказала мне об этом?

Катрин вздохнула:

– Не знаю. Я и сама себе ни разу не смогла дать ответа на этот вопрос.

Она сцепила руки в замок – те немного дрожали.

– Наверное, я просто боялась.

– Боялась?

Она кивнула.

– Чего?

– Может быть того, что она может со мной сделать? Или того, что могу потерять тебя?

Катрин упрямо смотрела под ноги, на ковёр. Страшно было поднимать глаза на Альберта. Отчасти потому, что чувствовала себя лгуньей.

Но была и другая причина.

Страшно было поглядеть ему в лицо и убедиться, что все её подозрения обоснованы. Что то, чего она в глубине души боялась, уже свершилось.

Невесёлый, сухой смешок заставил её вздрогнуть.

– Вы, женщины, кажетесь такими разными и в то же время порой ведёте себя так одинаково.

Судя по тону Альберт, кажется, собирается её в чём-то обвинить?

Гнев и обида придали ей силы. Катрин всё-таки подняла глаза и с вызовом посмотрела в глаза Альберту.

– Мне не в чем оправдываться. Я не делала ничего плохого. И в мою обязанность не входило…

– Что? Что не входило в твои обязанности? Докладывать мне о том, что моя сестра жива? Нет, конечно. Но согласись, ты могла бы это сделать. У тебя вроде как не было причин это скрывать? Но вы обе предпочли лгать. Противно.

Не сдержавшись, Катрин сорвалась:

– А мне не противно?! Не противно разговаривать с тобой, зная о ваших с ней отношениях?! И ты ещё смеешь в чём-то меня упрекать?!

– Ты это сейчас о чём? – вызывающим нервную дрожь, ровным и тихим голосом, спросил он.

– О том, о самом! – огрызнулась Катрин.

– А если точнее?

– Я знаю, что ты спал со своей родной сестрой! И я надеялась дать тебе шанс исправиться, на этот раз, в твоей новой жизни попытаться всё изменить…

– Кто ты такая, чтобы раздавать мне шансы?

Голос Альберт не повысил, но было такое чувство, что он на неё наорал.

– И кто тебе сказал, что я в них нуждаюсь?

– Ты даже отрицать ничего не будешь? – растерялась Катрин.

– Нет. Я не в восторге от того, что ты знаешь правду, но так даже лучше.

Теперь было такое чувство, словно её ударили. Наградили оплеухой.

Катрин сжала пальцы с такой силой, что они хрустнули:

– Ты передумал на мне жениться? Конечно же не передумал! Я ведь денежный мешок, от которого не уходят? Как долго ты собирался мне лгать? Как быстро твоя психанутая сестрёнка уговорила бы тебя меня убить?

У Альберта заходили желваки на лице, но он молчал.

– А так ведь всё прекрасно, да? Даже обманывать не нужно? Я кто, по-твоему? Кукла с глазами? Не человек – функция! Удобная до поры, до времени серая мышь, с чувствами которой можно не считаться?

– Катрин…

– Я не права? Я читала твой чертов дневник и приблизительно могу понять твой ход мыслей. И твой, и её. Вы богатые, красивые, бессмертные. Что для вас другие люди? Мусор. Расходный материал. Тебе плевать на меня. И это бы полбеды. Но зачем ты делал вид, что я что-то значу? – голос её предательски задрожал. – Зачем говорил со мной о чувствах? О будущем?..

– Катрин, я не ангел, не стану отрицать очевидное. Но я не лгун. Я говорил о будущем, потому что хотел, чтобы это будущее у нас с тобой было.

– А если бы ты сразу знал, что твоя сестра жива?

Он опустил голову, втянув через зубы воздух.

– Ты мне не ответишь?

Альберт посмотрел на неё исподлобья взглядом, каким смотрят загнанные охотниками волки:

– Ты правильно сделала, что не говорила о ней.

– Почему?

– Почему – «правильно»? Или – «почему признаю»?

– И то, и другое.

– Потому что я успел узнать тебя и привязаться к тебе. Синтии будет не так просто мной манипулировать.

– Ты даже не станешь отрицать того факта, что сидишь под каблуком у этой ведьмы?!  Да неужели ты такая тряпка?..

– Ну хватит. Довольно, милая моя. На сегодня с оскорблениями явный перебор.

«Да я ещё и не начинала», – хотелось крикнуть в лучшей манере Ирис.

– Мне сложно было бы противостоять Синтии в этом новом для меня мире.

– Как будто в старом это у тебя получалось лучше?

Под ледяным взглядом Альберта гнев Катрин скукожился, воинственность куда-то испарилась.

– Я понимаю, что, с учётом обстоятельств, ты не можешь относиться к Синтии лояльно. Но ты далеко не всё знаешь. Поэтому не стоит судить её.

– Что ты такое говоришь? Не судить её? Да она хотела меня убить! И, возможно, даже скорее всего, своей идеи не оставила. А я её любить, что ли, должна? Знаешь, что?! Есть предел любой лояльности. Мой близок.