Он гневно уставился на Тома ещё до того, как добрался до него.

Как только он оказался достаточно близко, Фарлуччи схватил его руку, и его голос напоминал яростное шипение.

— Какого х*я происходит? — прорычал н.

Том силился справиться со злостью ещё одного существа, направленной на него.

На мгновение он не понимал, что вообще имеет в виду другой мужчина. Его разум не отследил это до вампира, до того, чего от него хотел его хозяин.

— Что вы имеете в виду? — медленно произнёс он.

— Что я имею в виду? Какого х*я с ним произошло?

Том поморщился. Печально посмотрев на ограждённый ринг, он пожал плечами, сделав неопределённый жест ладонью и пытаясь вспомнить другую свою работу, которую он выполнял для Фарлуччи.

На сей раз две эти вещи пересеклись.

Слились.

Так или иначе.

Том чувствовал, как вампир в его крови заставляет его использовать это.

«Используй это. Используй его, чтобы получить то, что мне нужно».

— Без понятий, босс, — сказал Том, крича эти слова, чтобы заглушить толпу. — Я как раз собирался спуститься за вами. Я думаю, может, кто-то его чем-то накачал. Он вёл себя немного странно, пока я подводил его к воротам, но я подумал, что это просто нервозность...

— Хрень собачья! — прорычал Фарлуччи. — Насколько, бл*дь, тупым ты меня считаешь?

Том моргнул, снова вернувшись к непониманию.

— Что вы имеете в виду, сэр?

Фарлуччи нахмурился, рукой и ладонью указывая на ринг, как раз когда органический металл лязгнул от того, что спина вампира-копа врезалась в стенку клетки.

— «Может», кто-то его чем-то накачал? — рявкнул Фарлуччи. — ...Ты серьёзно будешь притворяться, что ничего не заметил, выводя его туда? Даже человек справился бы лучше на этом ринге! Как, бл*дь, ты этого не заметил? Он едва на ногах стоял ещё до того, как этот Гадюка начал использовать его как пиньяту...

— Мы можем остановить это? — с надеждой спросил Том. — Мы можем остановить бой?

Фарлуччи посмотрел на него так, будто у него с головой не всё в порядке.

— Да что, бл*дь, с тобой не так? Как думаешь, что я пытаюсь сделать последние пять минут? У меня букмекер боёв на другой линии... — он показал на свою гарнитуру. — Ты думаешь, что у меня есть все коды, чтобы закончить бой по своему желанию?

Том кивнул.

Конечно. Конечно, Фарлуччи пытался остановить бой.

— Кто это сделал? — рявкнул Фарлуччи, сверля его гневным взглядом. — Кто это был?

Тон Тома сделался извиняющимся.

— Я сожалею, босс. Правда... Но я не знаю, кто это сделал. Очень много людей касалось его по дороге туда. Я хотел спуститься в яму, попробовать...

— Чёрта с два! Ты вообще к этой яме не подойдёшь!

— Босс. Слушайте. Я сожалею. Но мне нужно пойти туда. Мне нужно выяснить...

Но другой мужчина уже не слышал.

— Ты «сожалеешь»? — наклонившись ближе, Фарлуччи посмотрел на него в упор, и его глаза были холодными как речная галька, лишёнными эмоций. Они смотрели в глаза Тома почти как вампирские. — Я знаю, что это был ты. Ясно? Я, бл*дь, знаю, что это был ты...

Том побелел.

— Нет. Босс, нет...

— Тогда кто это был? Кто, бл*дь, тебе заплатил? Кто бы это ни был, вы оба понятия не имеете, с кем связались...

— Эй, босс, — Том нахмурился, поднимая руки. — Я не имею к этому никакого отношения...

— Хрень собачья! Убирайся отсюда нах*й! Ты, бл*дь, уволен! Сейчас же! Не желаю тебя здесь видеть. И лучше уноси ноги побыстрее! Пока я не передумал и не пристрелил тебя за углом...

Как раз в этот момент раздался нечеловеческий крик.

Животный крик.

Крик смерти.

Он пронзил пространство между Томом и Фарлуччи, привлекая их взгляды.

Этот крик заглушил скандирование, смех и крики толпы, взметнувшись над всем, даже поверх музыки. На мгновение он перебил ножные барабаны, кровожадные крики, обезумевшие вопли и выкрики.

Он на мгновение заглушил всё. Он скользнул сквозь этот разномастный шум как масло, каким-то образом заткнув всё на своём пути.

Необъяснимо, но прежде чем кто-то осознал произошедшее...

Вся арена стихла.

Том притих вместе с ними, уставившись на сцену внутри зарешеченной клетки.

Всё пи**ец как болело.

Всё.

Сейчас он не мог полагаться на своё тело. Всё, что у него было — это его разум.

Ник знал, кто он.

Еле-еле.

Он еле-еле помнил, кто он и как сюда попал.

Он немного осознавал своё тело посредством умственного усилия.

Он чувствовал, что его тело движется, улавливал ощущения расстояния, движения, давления...

Затем нахлынула боль.

Боль накатывала сильнее и сильнее, затмевая всё остальное.

На какое-то время он утратил свой разум.

Он потерял самого себя.

Затем всё вернулось. Всё вернулось, и он мог вновь изучить, что происходит. Он мог оценить это, как будто находился вообще вне своего тела.

В такой же манере он запомнил, как летит по воздуху.

Он смотрел, как это происходит — странная медлительность полёта сквозь пространство; пылинки, мерцавшие вокруг и разлетевшиеся в стороны, когда он спровоцировал движение воздуха; капельки его крови, сверкавшие в свете прожекторов ринга, проносившиеся в воздухе с гипер-отчётливой детальностью и покидавшие его, как крысы, бегущие с тонущего корабля.

Затем всё резко ускорилось.

Спина Ника врезалась в стену клетки.

Его тело завибрировало, заискрив и отлетев от органических панелей.

Разум покинул его...

...но он продрался обратно, силясь думать, держаться за себя. Он старался двигаться, подхватить себя конечностями, которые до сих пор не работали.

Он услышал, как что-то хрустнуло — наверное, очередное ребро. Он надеялся, что это была не ключица.

Прежде чем он успел повалиться обратно на пол ринга, вампир с волосами цвета крови стиснул Ника и поднял над землёй.

Теперь другой вампир уже забавлялся.

Это уже не был бой охотника и жертвы.

Это кошка играла с едой.

Разум Ника сделался до странного ясным.

Время от времени у него случались такие ясные моменты.

От них боль становилась сильнее, осознание его грядущей смерти усиливалось... а вместе с этим и воспоминания о тех, кого он подводит... но он бездумно цеплялся за эти моменты. Он цеплялся за последние остатки себя, своего разума, иррационально упрямого инстинкта выживания, который не желал позволять ему погрузиться в то другое пространство.

Ник понимал, насколько это иррационально.

Но он не мог контролировать это, как не мог контролировать и то, что происходило с ним. Его тело начинало болеть ещё сильнее — настолько сильно, что у него возникли подозрения, что наркотик выветривается. Этот чёртов вампирский метаболизм выгонял большинство наркотиков вне зависимости от того, хотел он сам того или нет. Поэтому вампирам тяжело напиться. И почти невозможно вырубить вампира дольше, чем на пятнадцать-двадцать минут.

Поэтому сложно дать вампиру эффективную дозу обезболивающих — ну, разве что кормить его таблетками как конфетами.

Может, именно поэтому его разум оставался таким отвлекающим, странно, пугающе ясным. Может, они даже специально рассчитали всё таким образом... чтобы он стал свидетелем своего конца.

Брик захотел бы, чтобы его разум оставался ясным.

Это в духе Брика.

Он захотел бы, чтобы Ник запомнил каждое мгновение.

Он захотел бы, чтобы он понимал, кто делает это с ним... кто на самом деле делает это с ним. Зная Брика, он воспринимал бы это как наказание за то, что Ник ранил его чувства, уйдя из Белой Смерти подобным образом.

В любом случае, Брик никогда не был тем, кто находил славу в тихом знании своих достижений.

Ему нравились дифирамбы, парады, фейерверки... строй истребителей, проносящийся над головой.

Ник попытался осмыслить своё тело.

Он уже понимал, что двигается слишком медленно для большинства манёвров. Его конечности не работали нормально. Сейчас он был недостаточно быстрым даже для боя с профессиональным бойцом-человеком, что уж говорить о вампире.

Наркотик не выветрится достаточно быстро для того, что замышлял его разум.

Он почти не сомневался, что его запястье сломано.

Многие его рёбра сломаны.

Он слышал, как что-то переломилось в его левой ноге, и несколько костей в той же ступне определённо хрустнули.

Уинтер его убьёт.

Если он выберется из этого живым, Уинтер непременно его убьёт.

Ник следил за красными глазами вампира, пока тот смеялся над ним через виртуально усовершенствованную маску, имитировавшую змеиные клыки. Он шипел в лицо Ника, и виртуальный язык высунулся наружу, как будто скользнув по губам Ника.

Змей и волк. Был же такой миф, нет?

А может, там был аллигатор и кролик...

Красноволосый вампир снова шарахнул его об стену, загоготав под маской и красуясь перед толпой. Ник покосился вниз, глядя на себя, пока он свешивался с белых как мел рук, и заметил, что у другого мужчины ногти выкрашены в тон маски и волос.

Вот тогда-то Ник увидел своё запястье.

Оно было реально сломано.

Не просто запястье — его рука. Нижняя часть руки была сломана и искорёжена, как расщепившееся дерево. Она выглядела нешуточно изувеченной.

Отвратительно, на самом деле. Это выглядело реально отвратительно. Оттуда торчала кость.

Наверное, вид кости должен был его обеспокоить или хотя бы вызвать тошноту.

Однако Ник хмуро уставился на эту травму, продолжая осознавать хохочущего вампира перед собой.

Ник представлял лицо вампира за маской. Мысленным взором он видел рот, губы и язык вампира, пока тот смеялся.

Его клыки удлинились, конечно же.

Однако Ник размышлял об этом отрешённо.

Его разум по-прежнему оставался ясным, крутя мысли на переднем плане.

Достаточно ясным, достаточно отчаянным... достаточно самоубийственным... чтобы рискнуть и воспользоваться последним шансом.

Всё перед ним тоже сделалось ясным. Всё двигалось как в замедленной съёмке.

Смех вампира раздавался в замедленной съёмке.

Он медленно формулировал слова, искажаемые маской.

Ник видел, как маска шевелится, и звук доносился медленными — головокружительно медленными — слогами. Согласные и гласные звучали как будто в фильме ужасов или, может, в старом мультике. Настолько медленно, что звуки искажались. Ник не мог разобрать ни слова из того, что произносил вампир, и он сомневался, что дело в маске.